Другой свет: молодые путешественники в современной Америке

Читатели XX века знали роман Джека Керуака «В дороге» и сборник рассказов более раннего бродяги-классика Джека Лондона «Дорога», но многие ли из нас знают, с чем сталкиваются представители контркультуры XXI века, об их стиле жизни и стремлениях? Мы видим татуировки, серьги в ноздрях, но слышим ли крик сердца молодежи, ищущей Истину? О том, какие «обходные пути» они избрали в своей жизни, чтобы стараться жить по Евангелию, рассказывают Рейнбоу (Ксения) Ландин и Сет (Иоанн) Хаскинс, вскоре после этой беседы принявшие Святое Крещение в Православной Церкви.

Крещение Ксении отцом Паисием Альтшулем в церкви прп. Марии Египетской. Канзас, Миссури

– Мои родители были преданными адвентистами седьмого дня, но после отрицательного опыта в церкви оставили христианство, и мы с братом воспитывались агностиками. Когда мне было 12 лет, некоторые мои одноклассники-христиане пытались убедить меня, что Христос есть Бог. Но это казалось мне столь суеверным, что, слыша слова «Иисус любит тебя», я просто затыкала уши. Однако вскоре, когда я слушала рождественскую музыку одна в своей комнате, я ощутила не просто какое-то райское чувство, но явное присутствие Кого-то – и Это, я знала, был сам Христос. Я тогда внутренне сразу приняла христианство, но лишь с 9-го класса стала постоянно проводить время со своими друзьями-христианами. В послании к Галатам (Гал. 5:25) сказано: «Если мы живем духом, то по духу и поступать должны». Меня поразило, что христианство оказалось не просто списком запретов. Если ты веруешь в Бога, то должен следовать Ему. В средней школе я попала в культуру панк-рока, а в возрасте 17 лет переехала в Вашингтон учиться коммерческому фото в Институте искусств Сиэтла. Спустя несколько семестров я устала постоянно слушать, как делать деньги за счет искусства. Я не желала продавать ни себя, ни свои фотографии. Мне жутко надоели общество, погоня за деньгами, аренда, бессмысленная работа, моя собственная суета. Но я не знала, чего ищу. Затем у меня появился новый друг – Лернинг, только что вернувшийся из своего первого «путешествия на поезде». По его словам, это было замечательно проведенное время. Лернинг рассказывал мне о том, что такое ничего не иметь, ездить на товарном поезде, спать в лесах, переулках, и я неожиданно подумала: «Да, я готова к этому». Уже собиралась отправиться в путь с Библией и туристическим рюкзаком, но была поздняя осень – неподходящее время для начала путешествия. Я осталась в школе, но у меня теперь были друзья-единомышленники, и мы стали жить вместе и играть музыку.

– Какую музыку вы играли?

– Мы называли это «анархо-фолк». Я не была хорошим музыкантом, играла немного на автохарпе (разновидность цитры), гитаре, тамбурине, гармонике... Музыка помогала чувствовать свободу. Также я начала шить, и даже мои фотографии стали более творческими. Я стала жить всем этим, и жизнь приобрела другой свет. Наша группа называлась «Compost», и следующим летом мы поехали в двухмесячный тур по Америке – нас было 14 человек в двух товарных вагонах, и мы старались как можно чаще ночевать на открытом воздухе. Мы играли на протестантском музыкальном фестивале «Cornestone» («Краеугольный камень»), проводимом уже почти 30 лет. Этот фестиваль – одно из главных мест сбора путешественников-христиан, особенно в «Джунглях бродяг», где народ ночует на открытом воздухе. В стране много юных путешественников в возрасте от 18 до 25 лет, но среди них мало христиан, поэтому большинство из нас знает друг друга, и мы стараемся быть на связи. В том же году мы начали организовывать сборы, которые в шутку назвали «христианский летний лагерь». Сначала это была кучка панков-христиан, решивших ночевать в палатках, но потом это оказался общенациональный сбор, поскольку люди привозили с собой друзей-путешественников. После тура мы с подругой начали путешествовать на попутных машинах и так проехали всю страну: Чикаго, Мичиган, Нью-Йорк, Филадельфия, Канзас-Сити. Последним пунктом была Оклахома. Но чем южнее, тем меньше вероятность, что люди согласятся вас подвезти – даже двух безобидных на вид девушек. Наконец, один водитель грузовика сказал нам: «Я бы взял вас, но я еду в Калифорнию». Мы ответили, что поедем. Так мы очутились в южной Калифорнии, а возвращались по побережью. Вскоре вместе с друзьями Лернингом и Джекобом мы снова отправились в путь – теперь как основной вид транспорта стали использовать товарные поезда.

– Как вам это удавалось? Разве больше нет начальников поездов, высматривающих бродяг, как в старых фильмах?

– Да, все еще есть полицейские на поездах, которых называют ищейками, как и в старые времена. Многие железнодорожные стоянки имеют своих «ищеек», но мы знали, на каких машинах они ездят и избегали сторожевых вышек. Стоишь в темноте или под деревом и, заметив свой поезд, садишься на него. Мы обычно садились на поезда, когда их останавливали в депо или во время смены экипажа. Некоторые «пассажиры» могли заскочить в поезд, когда он уже трогался.

– Вы брали с собой еду?

– Да, баночка бобов или тунца, яблоко. Самое долгое время, проведенное мной в поезде – 24 часа. Это было больше, чем мы ожидали, и у нас не было с собой еды. Но, если честно, один день без еды – это не так страшно.

– Сет, а какова ваша история?

– Я родился и воспитывался в городе Мустанг штата Оклахома, моя семья из юго-восточной Оклахомы; мой дед был вице-президентом аптистской конвенции Оклахомы, так что я вырос в церкви. Мой отец полицейский, и когда мне было 9 лет, мои родители развелись. Мои мама, старший брат, сестра и я жили довольно бедно на грязной дороге вне города, непонятно где. Некоторые наши соседи жили в трейлерах, у других были дома; у одних соседей было стадо буйволов, лошадей и коров. Нам было где бродить и скитаться, и я вырос в любви к природе и животным. Будучи тинэйджером, я начал общаться со скейтбордистами, с теми парнями, о которых говорят: «В 15 лет они будут в тюрьме». (Никто из них не оказался в тюрьме до сих пор).

В жизненном поиске

Я был верующим и продолжал играть духовную музыку в храме, поскольку духовная сторона вещей всегда была у меня в душе. Но у меня стали появляться дурные привычки, и я не мог от них избавиться, пока однажды не услышал о посте и не решил попробовать поститься. Я начал соблюдать пост, молиться и читать Библию – и вдруг все стало ясно, и вещи начали приобретать смысл. С того момента я старался по-настоящему жить по-христиански, насколько я знал о христианстве. Баптисты, с которыми я вместе вырос, – люди нравственные, но часто рациональные. Церковь у них строится вокруг дискуссии и споров о вере, а я искал того, что мне будет полезно в жизни. Я все еще ходил в церковь, но чувствовал, что отпадаю от нее, а друзья думали, что я теряю веру. Баптисты имеют четкое представление о том, как люди должны жить: считалось, что «всем необходимо делать деньги». Бездомные и не имевшие денег считались «плохими». Помогать людям было можно, но отношение к нуждающимся выражалось словами: «Несчастные вы». «Не имейте с ними живого контакта, а не то они захотят, чтобы вы их взяли домой».

В средней школе в какой-то момент я начал относиться к бедности с романтической любовью. Начал носить потрепанные фланелевые рубашки, джинсы и старую шляпу водителя грузовика, принадлежавшую моему деду. Я был счастлив находиться «на дне бочки» и при этом хорошо себя чувствовать. Несмотря на это, все в школе продолжали меня любить, хотя они шли по другому пути. В то же время я заново открыл для себя духовность моих американских предков и встретил одного медицинского работника, рассказавшего мне о некоторых правилах духовной жизни, которых я стал стараться придерживаться. Казалось, что это был долгий путь от моего протестантского воспитания, но когда я позднее узнал, что Православие тоже имеет способность исцелять душу, то все встало по местам. Православие оказалось исполнением моих чаяний.

После средней школы я играл музыку «малобюджетный вестерн» в одной группе в Оклахома-Сити и работал в службе доставки посылок. Мой первый настоящий кризис был связан со старым мексиканско-американским приятелем по имени Дэнни, «путешествовавшим» автостопом из южного Техаса на работу на север. По пути через Оклахому на него напали, и в ноге осталась глубокая рана от топора. Его обнаружил дорожный патрульный, который дал ему 10 долларов и нашел для него водителя грузовика, чтобы довезти его до Оклахома-Сити. Водитель доставил его в отделение экстренной медицинской помощи, где ему дали обезболивающее, затем посадили в машину «скорой помощи», высадили в центре города и сказали больше не возвращаться. Когда мы его нашли, нога уже чернела. Он был в тяжелейшем состоянии, и мы отвезли его в государственную больницу, где сказали, что нам нельзя больше с ним оставаться. В больнице нам так и не сказали, что с ним было дальше, и я даже не знаю, выжил он или умер.

Именно тогда я реально задумался, как мне следует жить. Вскоре мой друг Даррен и я переехали жить в неформальное молодежное объединение в городе Бартлсвилл, Оклахома, где все были единомышленниками. Там я познакомился с Рейнбоу и впервые встретил вольных скитальцев. Большинство тех путешественников, которых я знаю, вышло из панк-музыки. Лично я не являюсь панком. Каждому свое, но я совсем не озабочен тем, чтобы впечатлять толпу. Я был лишь деревенщиной из захолустья, но одновременно и заинтересованным человеком. После случая с Дэнни я понял, что надо сделать выбор: либо не обращать внимание на увиденное мною и привыкать к комфортной жизни, либо сознательно принять другую сторону и разделить ее с любым бедняком. И я решил, что лучше возьму на себя все обиды и остальное, что выпадает на долю бездомных, но не повернусь к ним спиной.

Когда я жил в этой неформальной общине, наша подруга Рейчел пригласила нас на богослужение в православный храм Святых апостолов в городе Талса – это был мой первый опыт в Православии. Прихожане были милые и не обращали внимание на то, что мы были плохо одеты. Еще о них можно было сказать, что они настоящая семья. Позднее на греческом празднике мне встретился один хорошо образованный монах из Константинопольского Патриархата. Его звали отец Виктор. Он долго беседовал со мной о церковной истории, о языках – обо всем. Все это для меня было новым, и я был поистине впечатлен. Мне подумалось: «Этот человек знает больше, чем я даже мог предполагать, и знает протестантскую церковь лучше, чем я». Когда сказал ему: «Я не принадлежу ни к одной конфессии, я просто христианин», – он ответил: «Ну, и что ты думаешь по этому поводу?» Он ясно дал мне понять, что даже наши представления о том, что означает Библия, должны откуда-то исходить – и это должен быть верный источник. Самое удивительное во встрече с отцом Виктором было то, что когда он начал говорить об апостольской преемственности, я осознал, что здесь содержится не только мудрость, но и настоящая власть. Этого я дотоле нигде не замечал, но позднее видел в других православных людях. Они не пытаются убедить самих себя в истинности Священного Писания, как они убеждают вас, – они сами уже живут в Священном Писании. С того момента я пожелал узнать больше о Православии.

Еще один друг, появившийся у меня в общине, – Майкл Перкинс, уже несколько лет был православным. Он довольно много читал и сказал мне: «Я постараюсь ответить на твои вопросы, но я не знаю всего. Но поделюсь с тобой всем, что знаю». Я был удивлен, потому что он не использовал благочестивый тон, привычный для меня. И я «купился», поскольку казалось, это правильный способ говорить о Боге. Майкл был открытым. Также меня впечатлило то, что ни он, ни Рейчел не подавали предвзято информацию о Православии, чтобы излагаемое ими не казалось лучше, чем оно есть. Они были настоящими и здравомыслящими.

В конце 2007-го года мой друг Кристиан и я покинули Оклахому и начали путешествие: Чикаго, Милуоки, Канзас-Сити, Шарлотт, Нашвилл... Наше первое путешествие на поезде произошло в середине января в разгар грозы, которая преследовала нас 16 часов. Мы ехали на пустых контейнеровозах (платформах), где нет ни пола, ни потолка, а есть лишь открытая рама с пространством вдоль края, на котором можно сидеть. Ты сидишь, держась за воздушные шланги в стене, но не можешь заснуть, потому что неминуемо свалишься. Ведь вместо пола, в основном, открытое пространство, а внизу рельсы.

Итак, мы сидели на холодном металле в разгар грозового шторма, а вокруг нас были лишь молнии и ветер. Мой плащ-пончо затянуло под поезд, когда я попытался его надеть, так что я промок до нитки. В середине ночи, когда состав остановился, мы встали посмотреть, есть ли хотя бы один контейнеровоз с полом, но не нашли ни одного. Мы сидели на корточках и нас не было видно еще 3 часа после рассвета. Такой была моя первая «поездка» на поезде, и хотя это было очень тяжело, чувство свободы было великолепным. Казалось, больше ничто не имеет значения. В пути ты свободен думать так, как тебе хочется. Будучи бедным и православным, ты не привязан к деньгам и своей недвижимости, и даже к ложным идеям о себе. Тогда я начал сознавать, что не являюсь таким уж замечательным парнем, как я себе представлял.

– Как много путешествующих таким образом христиан? Как Вы держитесь на связи?

Рейнбоу: С нашей общиной постоянно связаны от 15 до 100 человек. Многие общаются через компьютер, хотя я – нет. Мы все довольно близки, так что, если поговорить с одним или двумя друзьями, узнаешь, что делают и все остальные.

Young travelers northbound

Сет: Есть гораздо большая община христиан, которые привыкли путешествовать, либо хотели бы путешествовать, но не имеют такой возможности, либо просто дружат с путешественниками. Мы знаем, что у них можно остановиться, если приедешь в их город. Как только начинаешь путешествовать автостопом, учишься моментально находить других путешественников – даже в большом городе. На них всегда либо комбинезоны, либо штопаная одежда нейтрального цвета – серого или коричневого. Во время первой встречи вы уже становитесь друзьями, делитесь друг с другом сквотом (пустующим зданием, которое можно на время занять) и провизией, стараетесь помогать друг другу чем можете. Здесь устанавливаются братские отношения, которых у вас нет с большинством других людей, но то же самое я начал находить и в некоторых православных людях. Это нельзя подделать и нельзя купить. Должен признаться, что практически перестал путешествовать с протестантами, потому что у них зачастую ошибочное, негативное представление о Православии.

– Говоря о путешественниках, Вы имеете в виду тех, кто не вписались в общество и скитаются, подобно бродягам эпохи Великой депрессии, или молодых людей, принявших ценности, близкие к Вашим?

– В большинстве случаев, это люди, ставшие путешественниками сознательно – молодые люди, предпочетшие быть бездомными и скитаться – либо нелегально на поезде, либо автостопом, ночующие в сквотах в городах, либо в палатках в лесу. Конечно, есть и другие типы путешественников, и порой линии пересекаются.

Сэт Хэскинс едет в товарняке

– Вы ощущаете близость с путешественниками эпохи депрессии, например, с композитором Вуди Гатри?

– Да. Не сказать, чтобы Вуди Гатри и подобные ему были православными, но они сочиняли и пели много такого, с чем православные бы согласились. Гатри, к примеру, написал одну песню о том, что, если бы Христос снова пришел на землю, то мы, возможно, снова поступили бы с ним так, как поступили евреи. Мир сильно не изменился – с этим я согласен.

– Вы оба музыканты. Какие песни вдохновляли вас в пути?

Сет: Для меня это «Иисус Христос» и «Тяжелое путешествие» Вуди Гатри и «Ожидание поезда» Джимми Роджерса.

Рейнбоу: «Маленькие ящики» Мальвины Рейнольдс. Это хорошее напоминание о том, что мы после себя оставляем. А также «Черный Дрозд» группы «Битлз»: «Возьми свои сломанные крылья и учись летать…» Многие из нас считают, что путешествия – это одно из немногих поистине американских наследий. Есть в этом и нечто схожее с цыганами, паломниками и другими, но уникальная культура бродяжничества с поездами и автостопами –- исконно наша. Большинство путешественников ненавидят капитализм, жадность, несправедливые войны, жизнь в пригородах – но мы можем заниматься путешествиями и счастливы тем, что есть такие чисто американские вещи, которым мы можем себя посвятить.

– Америка – одна из немногих стран, где можно путешествовать на поездах дальнего следования и на огромные расстояния. Погода обычно не слишком сурова, да и культура сегодня такова, что голодная смерть не грозит. Женщины тоже чувствуют себя более безопасно. Сто лет назад было бы намного тяжелее. Вы согласны, Рейнбоу?

– Да, это верно. Но в начале прошлого века будущая вторая жена моего прадедушки еще до своего замужества путешествовала вместе с бродягами. Для меня путешествия притягательны историей. Всегда ощущала, что родилась слишком поздно, а те эпохи, когда бы я чувствовала себя комфортно, все удаляются. В средней школе я думала, что лучше бы родилась в 60-е годы, затем стала носить одежду 40-х и 50-х, а когда стала читать классическую литературу, то поняла, что принадлежу XIX веку. Наше движение вперед во времени не обязательно приводит нас куда-то. Конечно, это были романтические мечты, но суть в том, что я удалялась назад, становилась старомодной.

– Рейнбоу, вы ведь тоже путешествовали на поездах?

– Да, и у меня был трагический опыт такого путешествия. Зимой 2007 года я провела месяц в Тусоне, работая на большой международной выставке драгоценных камней и минералов. Многие путешественники останавливаются там на зиму, потому что там хороший климат, и выставка дает временную работу. Мне тогда нужна была работа, так как мне надо было вернуть школьную ссуду.

– Вы работали, чтобы оплатить свои долги?

– Да, я знала, что обязана это сделать. Я работала на выставке и жила в бесплатном помещении с другими путешественниками. Лернинг тоже был там, и после выставки мы решили поехать в Лос-Анджелес на скоростном «экспрессе». По пути мы захотели высадиться пораньше и встретить наших в Найленде, Калифорния. Из поезда мы смотрели на дорогу, надеясь найти машину, чтобы вернуться автостопом. Но машин не было совсем. Мы подумали: «Ох, езда автостопом становится совсем никудышней. Придется нам идти 30 миль пешком». Но когда мы увидели знак «Найленд», поезд неожиданно начал снижать скорость. Мы обрадовались, подумав, что он остановится, но поезд, снизив скорость до минимальной, вдруг снова стал ее набирать. Надо было прыгать, но мы слишком долго готовились. Поскольку у меня с собой были мандолина и собака, я не могла просто спрыгнуть и откатиться. Я должна была спуститься по лестнице, спрыгнуть на ходу и схватить собаку. Я понимала, что поезд движется быстро, но, поскольку опыт таких поездок до этого у меня был небольшой, то я не рассчитала прыжок и упала. Пока я падала вниз, подумала: «Вот как люди погибают, прыгая с поездов». Это произошло слишком быстро, чтобы испугаться, но было уже поздно. Конечно, я не умерла, но сломала спину. Лернинг, увидев мое падение, спрыгнул за мной вместе с моими собакой и мандолиной. Он снял с меня рюкзак, поднял меня и попытался довести до дороги. Я не могла идти, поэтому он побежал в город и вызвал «скорую помощь». Мне сделали операцию и выписали огромный счет за лечение. Поэтому я считаю, что такие путешествия на поездах слишком романтизированы. Такой стиль жизни, конечно, помогает обрести свободу, но он очень опасен. Это не для всех...

Но община путешественников удивительна! Я была в больнице 9 дней (первые 4 ждала операцию). За это время ко мне приехали 13 путешественников из 5-и штатов. Эти люди услышали о том, что со мной случилось, и решили чем-то помочь. Они мне читали, а когда врачи разрешили выходить, то помогали – выводили на улицу.

– С тех пор вы еще спрыгивали с поезда?

Почти 3 года я этого не делала. Может быть потому, что основное внимание стала уделять изучению Православия и погашению долга. Сначала моя гордость говорила мне, что я должна поехать снова и доказать, что страх не победил меня, но потом я осознала, что мне не следует больше этим заниматься; позволила моим мотивациям и моему сердцу и изменить направление. К тому времени, когда я совершила следующую поездку, я уже не думала о том, чтобы что-то доказать, а просто отправилась в дорогу с хорошими друзьями.

– Рейнбоу, когда вы начали ощущать связь между Православием и вашими личными ценностями добровольной нищеты, помощи ближним?

– У меня это точно был процесс. После того, как я сломала спину, для меня началось духовно сложное время. Я чувствовала, будто теряю то, во что верила. Я была в стольких храмах и видела стольких христиан, но каждый из них верил во что-то свое. Я подумала: «Если они подстраивают веру под себя, то я не буду следовать такой вере. Я не желаю “перестраивать” свою веру так, как сама считаю нужным».

Первое, что поразило меня в церкви – красота и благоговение.

Кто-то объяснил: «Конечно, мы должны поклоняться Богу, а не считать Его своим “приятелем”».

Я не знала, что делать, и не была уверена, могу ли называть себя христианкой. Все, что у меня было – это глубокое желание искать Бога. Я была вполне уверена, что все еще верю в Иисуса Христа, но не знала, куда мне идти с моей верой. Именно в тот момент я впервые посетила церковь Святых апостолов в Талсе. Я была заранее уверена, что мне там не понравится, поскольку сама была анархисткой, а в Православии – иерархия, структура, традиция, догматы. На все сначала смотрела сверху вниз. Позднее я поняла, что когда все эти вещи существуют в мирском понимании, они обычно не имеют успеха, но когда это Божья иерархия – дело совсем другое. Тогда это – фундамент той веры, которой мне не хватало. Первое, что поразило меня в церкви – красота и благоговение. Кто-то объяснил: «Конечно, мы должны поклоняться Богу, а не считать Его своим “приятелем”». Некоторые вещи сначала казались странными. Я заметила, что на Литургии мы очень часто взываем: «Господи, помилуй!» – и удивилась: «Сколько же раз мы это повторяем?» Но одновременно подумала: «А что еще мы можем сказать Богу?» Потом, когда начала читать о святых, о том, как их почитали за их смирение, кротость, отказ от земных благ, о Христа ради юродивых – вот тогда все это показалось правильным. До этого я часто говорила со своими друзьями-путешественниками о том, как сильно мы хотим провести жизнь в скромности. Мы не знали, как это сделать и даже не понимали, что это значит, – но святые показали нам путь. Это был идеал, и он совпадал с моим желанием быть старомодной, двигаться (в хорошем смысле) назад. Это было настолько чисто и просто.

–А вы, Сет?

– Для меня первые встречи с Православной Церковью были драгоценны. К тому времени я открыл для себя книгу отца Серафима (Роуза) «Божие откровение человеческому сердцу», и все, что он в ней сказал, имело для меня огромное значение. Все это стало приобретать больший смысл, когда я жил с одним своим другом из Нашвилла в старом автобусе, который был переоборудован и работал на растительном масле. Он соорудил деревянную печку, и мы прожили там зиму, посещая при этом православный греческий миссионерский приход в честь святителя Иоанна Златоуста. Отец Парфений Тернер и матушка Марион владели также книжным магазином и кофейней. Когда я зашел в магазин в первый раз, то сказал: «Отче, благословите», – и объяснил, что хотел бы узнать о Православии. Он взял мою сумку, спросил, не голоден ли я, и затем сказал: «Хорошо, вот тряпка и мыло. Я хотел бы, чтобы ты протер столы, а когда закончишь, пропылесось пол». Я был рад, потому что до этого всегда делал только то, что хотел сам, а тут священник дал мне послушание. Я понимал, что его строгость – добрая, что она мне нужна. Когда я закончил, отец Парфений спросил: «Сет, ты готов?» – «Да», – ответил я. – «Тогда, пожалуйста, подойди сюда». Я подошел. Он подвел меня к иконе Воскресения и сказал: «Вот сюда мы все стремимся», – а затем объяснил мне все, что там изображено. За последующие несколько дней я несколько раз приходил в магазин, трудился, а потом отец Парфений объяснял мне значение других икон в магазине. И вот в один из дней он сказал мне: «Когда моешь посуду, не просто мой. Молись». Я ответил: «Хорошо», – а он добавил: «Не просто произноси молитву, а Иисусову молитву. Ты знаешь ее?» Я ответил утвердительно. Еще до знакомства с Православием я читал, что Франциск Ассизкий говорил: «Иди, рой яму и молись. А затем иди рыть еще одну яму». Не уверен, что помню это дословно, но основная мысль заключалась в том, что надо соединять труд и молитву, и именно этому учил нас отец Парфений. Он был как настоящий отец.

К сожалению, мы уехали из города очень быстро, надо было успеть на похороны одного из моих родственников. У меня даже не было возможности попрощаться с отцом Парфением… И вот в поезде я начал творить Иисусову молитву, вспоминая при этом свои грехи. Понял, что это была молитва и жизнь.

Это был январь 2008-го года. После похорон я получил работу на большой ферме в южной Оклахоме. Мы работали 10, 12, 13 часов в день. Мы чистили стойла, ходили за лошадьми, загоняли их в загон. Нас также учили тренировать лошадей. Такой была наша жизнь. Мы продолжали чувствовать себя свободными, но при этом работали с лошадьми. Я люблю животных, и замечал, что каждая лошадь имела свой характер. Некоторые тыкались в нас носом, другие играли с нами, хватая шляпу и удерживая ее так, что мы не могли достать. Это был Великий пост, и я проводил часть времени в чтении и молитве. Моя подруга Анна (Рейчел) прислала мне много книг, и в то время я впервые прочитал «Путь паломника».

Примерно в то же время я посетил сербский православный приход в честь преподобной Марии Египетской в Канзас-Сити. Здесь уже была Рейнбоу (Ксения) и еще один друг, и в этом храме я познакомился с отцом Паисием (Альтшулем), благодаря которому я всегда чувствовал себя там частью общины. Затем я отправился в Талсу и встретился там с Турбо Куоллсом, который стал для меня кем-то вроде крестного отца. Ему уже за 30, он вышел из той же субкультуры, что и мы; он женат, имеет детей. Турбо по-настоящему понимает, что духовное тесно связано с физическим, и после его объяснений Литургия стала для меня по-настоящему важна. Я понял, что она поднимает нас на Небеса; мы молимся вместе с ангелами. Еще очень значимым для меня в то время стала поездка в монастырь святого Германа Аляскинского в Платине.

– Каким для вас был опыт в монастыре?

– За исключением отца Виктора, монаха из Оклахомы, я до этого нигде не соприкасался с монашеством, поэтому не знал, чего ожидать. Когда мы подошли, все монахи сидели у ворот. Игумена Герасима еще не было, но уже были отец Дамаскин и отец Гавриил, с которым я сразу почувствовал себя очень комфортно. У него была рыжая борода, он прохаживался с плеером, из которого раздавались греческие песнопения, а за ним следовали 2 собаки. Я не знал, что делать, а он просто подошел и сказал: «Привет, как твои дела?» Это было так естественно. Я думаю, мы часа 2 поспали, затем молились часов 10, и не ели; и хотя мы много молились, усталости не чувствовалось. Игумен Герасим оказался очень добрым и проницательным, они вместе с отцом Дамаскином ответили на многие наши вопросы. Это умнейшие люди из всех, кого я когда-либо встречал. Они просто «взорвали» мой ум.

–А вы, Ксения, были в монастыре святого Германа?

Сейчас я паломница, а не странница

– Да, мое сердце теперь постоянно в Платине. Для меня это был огромный источник вдохновения. Я также ездила на Аляску. Когда я решила, что поеду на Аляску, на остров Спрус и остров святого Нила, где живут монахини, то собралась проехать Международное шоссе Аляски (Алкан) автостопом, но, добравшись до Сиэтла, поняла, что очень устала от путешествия автостопом. Тогда я направилась к лодочной стоянке, чтобы спросить, не смог бы кто-нибудь подбросить меня до Аляски. Нашла чартерную лодку, возвращавшуюся домой пустой, и весь путь до Хомера проделала в классе «люкс», а затем села на паром до Кодьяка. Я полюбила скит святого Нила и сестер. Все было так необычно: никаких дорог, невероятная тишина, службы начинаются в 4 часа утра. Со времени моего знакомства с Православием путешествия имеют для меня иное значение. Сейчас я паломница, а не странница.

Сэт Хэскинс

– Недаром вы хотите принять крещение с именем Ксения в честь блаженной Ксении Петербуржской, которая тоже не имела постоянного дома и была странницей. Сет, а как Православие повлияло на ваши путешествия?

– После того, как вы проведете какое-то время в путешествиях, вам не будет хватать стабильности и чувства общины. Во время путешествий нужна такая стабильность, внутренняя дисциплина, которой мне лично не хватало. Когда путешествуешь без цели, начинаешь думать: «Что я делаю? Ну, хорошо, я путешествую. А если не буду путешествовать, то кто я такой? Я – ничто». Конечно, путешествовать – это здорово. Это настоящее большое приключение, с тобой происходят чудесные истории, ты видишь красивые закаты, поразительные ландшафты, и все это поддерживает твой душевный мир; но когда у тебя в сердце учение Церкви, когда ты живешь соответственно циклу церковного года, тогда именно богослужения создают в тебе чувство стабильности и общины.

Когда я впервые приехал в Канзас-Сити, то остановился у Рейнбоу, получил стабильную работу и сейчас записался в катехумены. Сначала стабильность и рутина пугали, но за проведенные месяцы я почувствовал еще большую потребность в покаянии и понял, что каким бы ни был мой путь – легким или тернистым, даже если я просто живу в этом городе – все это часть дороги в Рай.

В палаточном лагере на юге

Для меня сейчас нет ничего важнее, чем служить Богу и принадлежать Церкви

Для меня сейчас нет ничего важнее, чем служить Богу и принадлежать Церкви. Одно дело, когда у тебя нет начальников, и ты зарабатываешь деньги за счет удачи, а другое дело – когда у тебя появляется серьезное послушание. Я очень хочу доверять Церкви, и отец Паисий помогает мне в этом. Сознаю, что если желаю быть православным, то должен быть до конца православным, а не теплохладным, и не участвовать в делах мира сего. Православие все переводит в правильную веру и правильную практику, и я знаю, что мне нужно и то, и другое. Сейчас я катехумен, но думаю, что вряд ли когда-нибудь оставлю путешествия. Возможно, если бы путешествия были бы не для православных, то я мог бы и не стать православным.

– Надеемся, многие православные приходы готовы встречать путешественников. Ведь еще ранние отшельники уходили из этого мира в уединение по тем же причинам: протест против общества и желание жить ради Христа.

Благодаря путешествиям я так научилась доверять Божиему Промыслу, как больше не смогла бы нигде

– Я немного читала преподобного Максима Исповедника, и к следующим словам возвращаюсь постоянно: тот, кто не ставит в ничто честь и бесчестие, богатство и бедность, удовольствие и болезни, не стяжал еще совершенной любви; совершенная любовь ставит в ничто не только это, но и временную жизнь и смерть. Поэтому не богатство или бедность делают людей хорошими или плохими. Конечно, Господь нам велел раздавать свои богатства бедным, жить скромно, но вещи сами по себе не являются благими или дурными. Просто трудно человеку много иметь и при этом оставаться на правильном пути. Благодаря путешествиям я так научилась доверять Божиему Промыслу, как больше не смогла бы нигде. Ведь мы в пути были совсем беззащитными. Мы не имели ни малейшего представления, чем будем питаться на следующий день или где будем спать в ближайшую ночь, но всегда находился кто-нибудь, кто заботился о нас. И хотя мы против мирского образа жизни, но в мире живет немало замечательных людей. Один из удивительных аспектов путешествий – это те люди, которые встречаются в пути. Например, какая-нибудь многодетная домохозяйка среднего класса могла подобрать нас на дороге, накормить и позаботиться – почти всегда это были люди низшего или среднего класса. Мы видели лучших и худших представителей нашего общества. Я никогда не пыталась получить больше денег, чем мне нужно, но мне никогда не отказывали. Некоторые полицейские относились к нам, как к мусору, но другие останавливали нас, и, удостоверившись, что мы не беглые преступники, давали нам 10 долларов и желали безопасного пути. Но и среди путешественников были интересовавшиеся только выпивкой, наркотиками и сексом, а были и те, кто сохранили себя в чистоте, поскольку искали чего-то лучшего. Сейчас я живу в Канзас-Сити и хожу в православный храм святой Марии Египетской, работаю в крошечном кафе и оплачиваю счета. Я получаю много милостей, хотя с течением времени тяжело постоянно помнить, что все это от Бога и что я от Него завишу. Но теперь я должна что-то отдавать другим.

– Вы напомнили мне известную цитату писателя и философа Генри Давида Торо о добровольной бедности: «Жизнь в бедности – самая сладкая». Что бы вы сказали единомышленникам, особенно из других стран, которые не могут вести такой же образ жизни, у которых нет возможности путешествовать или не работать. Желание духовной свободы не всегда идет рука об руку с свободой физической.

Я посоветовала не заботиться слишком много о своем внешнем виде

– Прежде всего, это не для всех – путешествовать так, как мы. Такое занятие не безопасно, но это не универсальный ответ. Я бы, в первую очередь, посоветовала не заботиться слишком много о своем внешнем виде. Можно оставаться опрятным, но при этом не слишком заботиться о макияже, дорогой одежде, деньгах и комфорте. Еще бы я посоветовала начать делиться с ближним всем, чем можете... Ведь те вещи, которыми ты владеешь, на самом деле владеют тобой. Если есть возможность, попробуйте сами себе делать кое-что из одежды, самим выращивать кое-что на пропитание и быть проще в заботе о себе.

У нас в Америке зря пропадает много продуктов. Я нередко копаюсь в больших мусорных баках магазинов натуральных продуктов. Знаю, это звучит ужасно, но в этом ничего страшного нет. Часто можно найти выброшенные яблоки с небольшими пятнами или бананы, начинающие темнеть. В магазине во время расфасовки товаров могут нечаянно задеть ножом пачку с макаронами, и она тоже летит в мусорку. На такие «отходы» может прожить целая субкультура. Мы находим в контейнерах много целых пакетов сока, которые не стали перевозить из-за того, что срок хранения истекал через неделю...

Если не можете отдать все, то отдайте хотя бы лишнее

Еще я бы сказала: «Если не можете отдать все, то отдайте хотя бы лишнее». У меня теперь есть работа и маленькая квартира, и она открыта для проезжающих путешественников. Это еще одна сторона путешествий. Заметила, что 75% людей, которые подбирают тебя на дороге, сами когда-то ездили автостопом. Они помнят те поездки и теперь помогают другим. И я одна из тех, кто может сказать: «Люди помогли мне, теперь и я могу помочь другим».

Встреча путешественников в лесу

– Можете ли вы сравнить путешественников-христиан с оседлыми христианами Америки?

– Нам нужны духовные наставления так же, как и всем остальным; у нас те же греховные страсти, просто проявляются немного по-другому. Мы, путешественники, сразу видим проблемы в обществе, но внутри нас самих существуют миллионы проблем, не видимых нами; мы и своевольные, и мятежные, и недисциплинированные. Верю, что мы нуждаемся друг в друге, что Православная Церковь в США нуждается в путешественниках, потому что американцы, живущие в комфорте, таким образом могут увидеть и понять, что им следует жить скромнее, если в мире есть такое большое количество бедных и нуждающихся людей. А нам, путешественникам, полезно увидеть хорошие примеры семейной жизни (которой у большинства из нас не было во время путешествий), тепла, стабильности, увидеть людей, правильно относящихся к собственности. Мы все единое тело.

– Сет, вам есть что добавить?

– Мне кажется важным, что в Православной Церкви люди смотрят не только на внешний вид, они понимают, что за такой вот странствующей молодежью скрываются ищущие души. Нам следует быть открытыми, принимать всех. Когда-то коренные народы Америки видели, что их культура уничтожена, а земля разграблена «христианами». Так и современные путешественники часто видят негативную сторону «христианской культуры». Православие может исправить эти искаженные представления о Христе и христианстве. Будучи православными, мы имеем возможность показать людям нашей страны, что Христос любит всех и хочет, чтобы все обрели утешение в эти темные времена. Есть много потерянных людей, чье достоинство было поругано теми, кто называют себя христианами. Так не должно быть, и нам надо брать пример со святого Германа Аляскинского, защищавшего слабых и обиженных. Я имею в виду не только столовые для неимущих – мы должны помогать восстанавливать и достоинство этих людей. Лично я надеюсь, что когда-нибудь смогу сделать хотя бы половину из того, что делают такие люди, как отец Паисий и матушка Николь в церкви святой Марии в Канзас-Сити – оба они помогают мне исцелиться душой.

Сэт с другом в палаточном лагере

– Рейнбоу, вы хотите что-то добавить?

– Когда я была на Аляске, то познакомилась с отцом Паисием де Лючия – священником Болгарской Православной Церкви, который руководит православной школой в Кодьяке. У нас оказалось столько общего! Я говорила с ним о том, как сильно панкам нужна Православная Церковь, потому что она является воплощением их идеалов и стремлений…

Сам сшей себе одежду, сам выращивай себе овощи, сам построй себе дом, сам отремонтируй свою машину – или избавься от машины и смастери себе велосипед

– Думаю, что называю себя христианкой, если достойна так себя называть. Но и тот образ жизни, который называется «панк», много для меня значит. Для кого-то это только музыка, но, на самом деле, это еще и отношение к жизни «сделай сам». Сам сшей себе одежду, сам выращивай себе овощи, сам построй себе дом, сам отремонтируй свою машину – или избавься от машины и смастери себе велосипед. Перестань зависеть от правительства и других людей. Делай как можно больше сам. Панк во многом отвергает именно «симпатичную», счастливую, поддельную культуру. Если бы все на свете были радостными и довольными, это было бы великолепно, но в современной жизни много пустоты.

Панки готовы принять Христа и Православие. Они отвергли этот мир, и даже если они иногда пьяны, сердиты и неукротимы, то все равно ищут чего-то большего и не примут ложного комфорта. Отец Паисий сказал, что панки-христиане – это общество святого Иоанна Крестителя; они оставили мир и вопиют в пустыне. Главная задача – сделать это в правильном духе, во славу Божию.