Пастырь добрый — «жестокий»

Какие разные все-таки у нас у всех представления…

Я, например, всегда считал, что жестоким священника можно называть, если он — человек холодный и равнодушный, если ему и дела нет до духовной или же материальной нужды обратившегося к нему. Или если он упивается своей властью, данной ему от Бога для созидания, и обращает ее на разрушение. Или… если он одобряет явную несправедливость, ту же жестокость.

Но вот всё чаще и чаще мне приходится сталкиваться с тем, что жестоким именуют пастыря, который не стесняется сказать человеку о его недостатках, нуждающихся в скорейшем исправлении, указывая ему вместе с тем на очевидную духовную связь между его грехами, допущенными им ошибками и теми жизненными неурядицами, на которые он хотел бы пожаловаться. При этом не имеет значения, говорит ли священник обо всех этих реалиях жизни духовной действительно жестко, обличающе или же мягко, кротко, с любовью. Раз говорит — значит, всё равно жесток!

Каждый раз, когда я слышу подобные отзывы, во мне всё больше и больше крепнет убеждение, что современный человек, в том числе и верующий, и даже церковный, не очень хорошо разбирается в том, кто же такой православный пастырь и зачем он вообще нужен. Нет, в том, что касается его литургического служения, неясностей не так уж и много, а вот в отношении душепопечительской деятельности… Как же тут всё запутано!

Чего ждет человек от священника? Объяснения пути, ведущего ко спасению? Наставлений относительно жизни в Церкви? Советов по поводу различных непростых ситуаций в жизни «обычной»? Участия, тепла, утешения? Наверное, так… И это совершенно правильно, всё это священник людям «должен» — по самому роду служения своего. Но точно так же он имеет иной долг — говорить с людьми о том, о чем они порой его и не спрашивают, о чем они и слышать-то не хотят. Нет, разумеется, если пастыря человек вообще ни о чем не вопрошает, то ничего говорить и не надо: совет навязываемый, непрошенный редко бывает услышан, чаще производит нестроение, нежели приносит пользу. Но если человек пришел к священнику на исповедь, если он кается в своих грехах, открывает ему те или иные свои обстоятельства, ждет от него какого-то слова, то совершенно естественно, что тот постарается показать ему его «слабые места», которых он не замечает или не хочет замечать. Постарается объяснить, что в нем «плохо».

И, как ни странно, это в наше время нередко трактуется как пастырская неделикатность, отсутствие необходимой бережности или та же самая жестокость. Как же! Священник разрушил представление человека о себе самом как о безусловно хорошем! Он-то о себе вот как думал, а, оказывается, всё этак! И как же жить дальше, когда ты не тот, за кого себя прежде принимал? Как с этим примириться, как преодолеть этот тяжелейший внутренний конфликт, этот кризис?

Чудно… Представим себе спортсмена, тренер которого каждый раз, когда он выступит неудачно, говорит ему:

— Ты не переживай! Это просто погода плохая была. И судьи пристрастные. И болельщики так кричали, что с толку тебя сбили. В следующий раз всё хорошо будет!

Вряд ли такой спортсмен преуспеет.

Или принципиально иной подход:

— При подготовке ты недорабатывал, жалел себя, нарушал режим. Ты думал всё время о чем-то другом, совершенно не концентрировался на тренировочном процессе, витал в каких-то облаках. Надо собраться, провести работу над ошибками, перестать во всем себе снисходить, тогда и результат будет другой.

Скорее всего, и правда — будет.

Каждый, кто говорит нам о наших ошибках, — благотворит нам. Если мы хотим измениться

Почему расстраивается человек, слыша от священника «жестокое слово»? Не потому ли, что не понял он еще, что христианская жизнь — это постоянная, непрекращающаяся работа над собой? Что каждый, кто говорит нам о наших ошибках (особенно если это пастырь, знающий нас и к нам неравнодушный), благотворит нам? Если мы правда хотим измениться, стать лучше, освободиться от того, что мешает нам на пути к Богу, не дает приблизиться к Нему, то разве указание на лежащие перед нами препятствия не благо для нас? Особенно если мы об эти препятствия набили множество шишек и синяков, но так и не удосужились их разглядеть, не то что устранить.

…Другое дело, если чего-то иного хочет человек, если в его представлении христианство — это возможность некоего «покойного и мирного» существования, если он не желает, чтобы его тревожили, трогали, вселяли в него то чувство, которое старец Паисий называл «доброй обеспокоенностью».

Что ж… Так бывает. Однако подобное понимание христианства верным никак не назовешь. И от пастыря доброго ожидать его вряд ли стоит. Если он и правда добрый, то именно поэтому обязательно будет… «жестоким».