Евангелие учит сверхлюбви

Сегодня, в 9-й день преставления ко Господу протоиерея Николая Ведерникова, этого замечательного пастыря вспоминают его духовные чада.

Отец Николай Ведерников

«Бог не аптекарь!»

Матушка Надежда Чуракова:

– С 18 лет я окормлялась у отца Николая. Как с самого начала церковного пути случайно зашла в храм Мученика Иоанна Воина на Большой Якиманке, встретилась там с батюшкой, так и осталась при нем, других духовников не имела.

Хотя он не сразу взял меня под своё попечение. На просьбу начитавшейся духовных книжек пылкой души он спокойно и взвешенно сказал, что искание человека, который принимал бы за нас решения и нёс ответственность, – это духовное иждивенчество. А если я хочу иметь возможность духовного совета, то имеет смысл приходить, исповедоваться более-менее регулярно у одного и того же священника, и если почувствуешь доверие к священнику, поймешь, что получаешь духовную пользу и готов слушаться, то постепенно это может перерасти в духовнические отношения.

«Духовничество – это не формальность, это отношения, которые выросли в определённую меру. Отношения духовника и духовного чада должны состояться. Это не то, что один говорит другому: ‟Будьте моим духовным отцом!” – и стало так. Ты ходи, исповедуйся, спрашивай, и в какой-то момент поймёшь, что данный священник тебе не чужой и ты ему не безразличен».

В окормлении всегда оставлял человеку внутреннюю свободу, не сковывал её. И хотя был противником беспрекословного послушания, считая, что священник может что-то посоветовать, но человек свободен принять или не принять этот совет и должен иметь рассудительность, однако про себя отец Николай однажды сказал мне так: «А я всегда слушаюсь своего духовного отца».

В окормлении всегда оставлял человеку внутреннюю свободу, не сковывал её

Ещё у батюшки был принцип – не давать советов, пока его не спросят. Но если вопрос задан, отвечал на него со всею серьёзностью, и тогда лучше было послушаться.

Отец Николай всегда с огромным уважением относился к людям, говорил всем «вы», «тыканья» вообще терпеть не мог, как проявления панибратства, которое интеллигентному священнослужителю претило до конца дней.

Он был чужд начётничества, его отношение к Богу было живым. Любимая фраза: «Бог ведь не аптекарь!» (например, в отношении поста, вычитывания правил). И при этом он был консервативен во всём, что касалось богослужения, был послушен Уставу.

Матушка Нина Аркадьевна в молодости К браку, семье относился как к величайшей ценности, поэтому разводы переживал как трагедию, а сожительство без регистрации считал грязью. Приходящих к нему на Исповедь обязательно спрашивал: «С кем вы живёте? Есть ли у вас муж/жена?»

Нередко благословлял на брак совсем юных (18–20-летних), и семьи эти, к слову сказать, оказывались крепкими, настоящими. Не считал юный возраст помехой для создания семьи, вопреки мнению, что сначала нужно выучиться, получить профессию, крепко стать на ноги, а уж потом думать о женитьбе.

Батюшка с матушкой Ниной вступили в брак 19-летними студентами консерватории и прожили вместе всю долгую жизнь. Отец Николай был и прекрасным, заботливым мужем, и ревностным священником. Мне он как-то сказал: «Я лично не мог бы спокойно служить Богу, если бы знал, что моя матушка заброшена».

Считал, что родители ни в коем случае не должны вмешиваться в жизнь своих семейных детей и что лучше молодым жить отдельно, пусть даже родители снимут жильё молодоженам, но: «Молодая семья – это отдельное государство!»

«Я лично не мог бы спокойно служить Богу, если бы знал, что моя матушка заброшена»

Отец Николай предупреждал, чтобы не было так, как случается порой в семьях: когда появляется ребёнок, жена оказывается полностью поглощена им, а о муже забывает, выключает его из своего внимания. «Этого не должно быть! Наоборот, муж и жена в заботе о ребёнке должны становиться ближе друг другу, ребёнок больше должен их объединять».

Батюшка говорил, что семейная жизнь – это настоящая школа духовной жизни, школа смирения, и что монашеская жизнь в настоящее время не идёт ни в какое сравнение с ней.

«Вот, некоторые мечтают уйти в монастырь, оставив семью, в надежде найти в монастыре покой и настоящее духовное делание. А это глубокое заблуждение. В монастырях сейчас преимущественно физические послушания. Люди тебя окружают чужие, ни ты им, ни они тебе ничем не обязаны. А вот попробуй соблюсти мир со своими родными, сколько приходится терпеть в семье, терпеть друг друга, уступать один другому, поступаться на каждом шагу своими желаниями. Сколько нужно бороться с собой! Семейная жизнь во много раз тяжелее монашеской, это даже ни в какое сравнение не идёт!»

Призывал больше молчать, даже если внутри всё кипит.

«А ты всю волю собери в комок и смолчи. Молчи и молись… ‟Господи, помилуй”, или Иисусовой молитвой, или своими словами. Больше молчать и молиться».

«Ни в коем случае нельзя допускать сухого, грубого тона в обращении с супругом, детьми. Обращаться ласковым голосом. Даже если это не отражает сейчас внутреннего состояния. И это хотя бы внешне теплое обращение будет передаваться и внутреннему состоянию, изменять его, даже помимо твоей воли. Грубость вообще должна быть исключена раз и навсегда из обихода семьи».

Отец Николай Ведерников Однажды у меня возникли проблемы с одним регентом. Я рассказала об этом отцу Николаю, так как не знала, как правильно себя вести. Батюшка сказал, что это больной человек с тяжёлым характером. «Так часто бывает, когда кто-то всю жизнь прожил один, не имел семьи, не привык считаться с другими, сам себе хозяин…». Однако уходить с клироса не благословил, просто посоветовал не обращать внимания на каждое её слово, выходку, понимая, что это просто у регента такой неуравновешенный характер. «А вот если она опять распояшется, то нужно прямо, резко сказать: ‟Ведите себя прилично!”»

– Батюшка, как же я могу ей такое сказать, когда она уже в пожилом возрасте?

– Это не имеет значения! Можешь сказать.

– Сказать и уйти?

– Нет, зачем уходить? Но человека нужно поставить на место.

Уберегал от зависимости от людского мнения: «Это разрушающе действует на душу. Так можно потерять себя. Надо стоять только перед судом своей совести и перед Богом, а на мнение людей не обращать никакого внимания!» «Закрыть свою душу, нет мне до этого никакого дела, меня не касается, что там обо мне подумают. Главное, что поступаю по совести пред Богом». Батюшка и сам так жил, он был абсолютно независим от того, что о нем думают и говорят другие.

Надо стоять только перед судом своей совести и перед Богом, а на мнение людей не обращать внимания

Отец Николай учил нас тому, что помощь ближнему должна быть чётко продуманной и доведённой до логического конца, а не так, что по душевному порыву и настроению помог там в чем-то эпизодически – и всё, на этом успокоился, «поставил галочку». И сам он помогал до тех пор, пока человек нуждался в помощи, или пока сам батюшка был в силах помочь, он не оставлял нуждающегося своим попечением. Говорил так:

«Если надо помочь ближнему, то всё оставляй: все правила, молитву, Псалтирь, чтение, даже иногда службу в храме. Помощь ближнему – это святое дело!»

«Самая грязная, однообразная хозяйственная работа может быть одновременно духовной работой, – отмечал он. – Надо только изменить свой внутренний настрой, свои установки, чтобы вся эта хозяйственная рутинная работа делалась не с проклятиями, а с молитвой и радостью, творчески. Даже унитаз можно до блеска вычистить творчески…».

Чтение духовных книг не должно было прерываться:

«Я никогда не поверю, что нельзя в течение дня выделить хоть полчаса на чтение духовных книг! Как бы ты ни была занята, при желании можно найти время. Много не надо, а всего лишь полчаса, и достаточно. Но читать надо обязательно, ежедневно питаться этим. Авва Дорофей, старец Паисий, Феофан Затворник… Читай и делай выписки в тетрадочку. Это очень полезно».

Про Иисусову молитву говорил, что читать её надо непременно, хоть понемногу, но обязательно надо. Когда, например, на кухне чем-то занимаешься или раздражение на кого-то поднимается, сразу же «проветривать» Иисусовой молитвой душу, помыслы. И не обязательно всю молитву полностью произносить. Можно просто: «Господи, помилуй» – повторять.

О помыслах так наставлял:

«Святые отцы говорят, что даже хорошие помыслы нужно отсекать. Никакие помыслы не должны нами владеть против нашей воли. Наша собственная мысль рождается из внутреннего покоя. Для этого нам внутри необходима тишина. Мы сами призваны управлять своими мыслями. Я должен быть царём над своим внутренним миром. И в этой тишине или молиться можно, или, если захотим, подумать о чём-то. Но только если мы сами этого захотим!.. А не так, что нам навязываются извне какие-то мысли, чувства, и мы в них варимся, хотим этого или нет».

Матушка Нина Аркадьевна

При этой апологии внутренней свободы батюшка был на редкость пунктуален и дисциплинирован. Матушка Нина Аркадьевна говорила, что он обладает немецкой пунктуальностью: «У него внутри хронометр!» Он никогда не опаздывал! Приходил всегда заранее. Был очень собранным.

Огорчался, что я его не слушаюсь, – ложусь поздно спать. «Ну, когда же ты исправишься? Когда же это кончится? Ты же ведь убиваешь себя этим поздним укладыванием, а это грех большой. Отсюда и раздражительность, и расстроенность внутренняя, и недомогания… Вот, сердце уже болит! Ты не думай, это и на молитве скажется. Я ведь не могу проследить за этим. Я ведь не стою над тобой с палкой, не могу стоять, так что ты должна сама. Я могу только снова и снова внушать тебе, говорить. Иначе ты превратишься в сову. Самое крайнее, ложись в двенадцать. Всё, не позже, в это время ты должна уже лечь. Конечно, вообще-то хорошо, чтобы в это время человек уже спал. Это ведь и для духовного состояния очень важно…».

По поводу сухости, равнодушия, отсутствия вдохновения:

«Молиться надо! Вот и всё. Сказано же: ‟Без Мене не можете творити ничесоже” (Ин. 15, 5). Просить у Бога надо теплоты сердца. Сами мы ничего не можем».

Так и про преподавание в воскресной школе отзывался:

«Главное – дать ребёнку почувствовать теплоту сердца. Можно прочитать уйму литературы, с богословской тщательностью всё до мельчайших подробностей пересказать детям, но всё это тут же рассеется, выветрится из умов как пыль, и ничего не останется. Результат – ноль. А вот если дети почувствуют теплоту сердца, любовь, то это запомнится на всю жизнь. Но об этом молиться надо, чтобы Господь дал это тепло сердца. Так же и в деле проповеди. Я лично всегда прошу у Бога помощи, когда говорю проповедь, потому что знаю, что я из себя ничего выдавить не могу».

Матушка Нина Аркадьевна преподает в воскресной школе Помню, как в октябре 2008 года были мы в гостях у Ведерниковых с нашим первенцем Колей. После обеда батюшка пригласил нас в комнату, где стояло фортепьяно, и исполнил нам (вот так подарок!) три песни Баха. Сначала отец Николай прочитал нам наизусть текст, чтобы были понятны все слова, а потом – играл и пел.

«В смерти покой». Какая сильная вещь! Как спокойно, просто и в то же время величественно и глубоко звучала она в исполнении отца Николая. Мы потом попросили исполнить эту песню ещё раз. И батюшка легко и просто согласился и тотчас заиграл и запел.

Вторым произведением была «Старая трубка». «Всё мимолётно, всё пройдёт, жизнь улетает, словно дым...». Болью сжималось сердце от осознания справедливости этих слов и неотвратимости расставания со всем, что так дорого и любимо…

– Ну, а теперь весёлое! – воскликнул батюшка, почувствовав охватившую нас грусть, и запел своим неповторимым, бархатным, таким родным голосом: «Душа моя поёт о радости безмерной!»

Потом мы слушали вдохновенный рассказ о Бахе. О написанных им произведениях, о том, какой это был великий труженик, о том, какая потрясающая вещь – Месса Баха, хотя и была написана на заказ, о «Страстях по Матфею», «Страстях по Иоанну»... А также о том, что у Баха было 20 детей. Два сына стали музыкантами, при их жизни молва о них гремела сильнее, чем об их кропотливом в своих трудах родителе, но впоследствии о них почти забыли, а их великий отец стяжал себе бессмертную славу.

Когда мы уходили из гостеприимного батюшкиного дома, отец Николай горячо благословил нас, пригласил приезжать ещё, теперь уже с сыном Васей, и на прощание торжественно процитировал:

Жизни поток велик,
Смерть не прервёт его!

Дорогой батюшка выстрадал свой долгожданный «билет» и тихо, мирно и радостно переправился на Родину

Еще в августе 2007 года батюшка надписал и подарил моему супругу, священнику Серафиму, свой служебник. Потом наклонился над письменным столом и тихо произнёс:

– Как бы мне поскорее получить билет? Какими страданиями я должен купить его? Я готов на любые страдания, лишь бы получить этот билет!.. Уходят близкие мне люди, даже те, кто намного моложе меня, а я всё ещё здесь… Но я на послушании у Бога. Пока Он хочет, чтобы я был здесь, я буду здесь…

В том же году батюшка сказал мне:

– Когда меня спрашивают: «Как живёте?», мы теперь отвечаем: «Живём подготовкой к переправке на Родину».

Дорогой батюшка выстрадал свой долгожданный «билет» и тихо, мирно и радостно переправился на свою возлюбленную и вожделенную Родину. Царствие Небесное дорогому отцу!

Служил тебе изнутри себя

Елена Утенкова-Тихонова:

– Мои родители крестились уже взрослыми, и их активное совместное воцерковление началось, когда мне было 3 года. И произошло это во многом благодаря отцу Николаю Ведерникову. Времена были советские, открытых храмов в Москве было наперечёт, и маленькая деревенская церковь Ильи Пророка в Ивановском, в которой до конца 1980-х годов служил отец Николай, стала для определённого круга москвичей средоточием церковной жизни. Стоит она на окраине Москвы, у самой кольцевой дороги, в окружении не поля, речки и леса, как прежде, – а московских многоэтажек. Добираться туда надо было от метро «Измайловский парк» еще и на автобусе, ехать долго, пересекая весь парк по «лесной дороге» с бодрым названием «Проезд энтузиастов». Мне и сейчас иногда снятся автобусы, на которых я всё и еду и еду в Ивановское, автобус блуждает среди новостроек, а храма всё нет.

Народу на службах в Ивановском было всегда много, стояли тесно, и нас, маленьких детей, сажали на левом клиросе, на скамеечку, под шубы. Поэтому и фигуру отца Николая я помню в Ивановском больше сбоку – со стороны амвона. Там же, на левом клиросе, стоял аналой, на котором отец Николай исповедовал, выходя из алтаря сразу после «Отче наш». Народу на Исповедь набиралось много. Я помню, как он молча слушал, пригнувшись ухом к лицу говорящего, и что-то коротко отвечал. Ответы отца Николая всегда были для меня неожиданными. В Исповеди, как и во всём служении батюшки, не было ничего формального. Помню, как отец Николай вдруг резко повернулся ко мне с гневным немым вопросом на лице, когда я начала свою Исповедь с котлет, съеденных накануне вопреки посту. «О чём вы говорите?»

Немногословный в жизни, проповеди отец Николай говорил такие серьезные и насущные, что их записывали на магнитофон – записи расходились по Москве. Из прихода отца Николая в Ивановском вышла целая плеяда прекрасных священников: отец Илья Шмаин, отцы Анатолий и Владимир Волгины.

Отец Николай Ведерников и матушка Нина Аркадьевна

В нём совершенно не было ласковости духовного пастыря или заданной «внимательности» учителя

Батюшка был не совсем обычным священником. В нём совершенно не было ласковости духовного пастыря или заданной «внимательности» учителя. Чувствовалось, что живёт он в своем, закрытом от всех внутреннем мире и совсем не жаждет общения. Что там было внутри: молитва? музыка? Отец Николай был Художником в самом глубоком смысле этого слова. Музыкантом высочайшей культуры. Но при этом никогда не «уходил», не отворачивался от человека. Служил тебе изнутри себя. И ты чувствовал – сейчас всё честно....

И ещё отец Николай (это знали все) очень любил свою жену Нину Аркадьевну. Настолько, что ежесекундно боялся её потерять. Нина Аркадьевна была сердечница, и отец Николай, бывало, и во время службы выбегал на амвон, оглядываясь с волнением:

– Где она? Как она?

– Тут она, тут! Всё с ней хорошо! – знакомые прихожане понимающе шептали ему.

Я помню их всегда вместе: отца Николая и Нину Аркадьевну. Причём «заводилой» всей жизни была она. Деятельная любовь к людям – это про Нину Аркадьевну. Жизнь вокруг семьи Ведерниковых не кипела – бурлила. Ставились детские спектакли, задумывались и осуществлялись поездки, у нас в квартире организовался детский хор. Музыка распространялась на окружение семьи Ведерниковых, не говоря уже о том, что жила в их доме. Здесь ей особенно знали цену. Многие духовные дети отца Николая были или стали серьезными музыкантами.

Отец Николай Ведерников и матушка Нина Аркадьевна и прихожане

Я очень любила их квартиру – всё в ней было на местах, как в музее: стулья, столы под ткаными наглаженными скатертями, книги, картины, фотографии под стеклом и в рамах, иконы в ухоженном красном углу с лампадкой. И люди шли и шли в этот дом за Музыкой, за теплом, за духовной поддержкой, и через эти двери приходили к Богу.

В их доме произошла для многих встреча с владыкой Антонием (Блюмом), митрополитом Сурожским.

Помню их квартиру, набитую людьми, пришедшими на «тайную» встречу с владыкой, и владыку – с огненным взглядом, в простом сером подряснике, отвечающего на «главные» вопросы. Именно Ведерниковым оставлял митрополит Антоний свою митру, уезжая домой в Англию до следующего церковного Собора и своего приезда. И мы были спокойны – приезд владыки не пропустить.

Именно Ведерниковым оставлял митрополит Антоний свою митру, уезжая домой в Англию

С Ведерниковыми мы дружили семьями. Из их трёх дочек по возрасту я была ближе к младшей – Тане. Она стала одной из лучших подруг моего детства и юности.

Редко какой день рождения у нас дома обходился без домашнего концерта. Мой отец пел, а отец Николай аккомпанировал за роялем. В конце вечера Нина Аркадьевна настоятельно просила отца Николая сыграть. Батюшка бурно отнекивался, но в конце концов покорялся. И все затихали: звучала не просто импровизация, а серьезная музыка, полная глубоких скрытых чувств.

Отец Николай венчал нас с мужем, крестил детей. Старшего нашего сына крестили у нас дома, когда ему исполнился месяц, вместе с ним в маленькой самодельной купели крестились ещё трое наших друзей, совсем взрослых. В окружении Ведерниковых крестины шли сплошной чередой.

Отец Николай Ведерников. Один из детских день рождений Моего младшего сына отец Николай крестил прямо в роддоме, где я лежала. Ребёнок родился с синдромом Дауна и с пороком сердца. Было неясно, выживет ли младенец. Я была совершенно убита происшедшим, отец Николай, испуганно глядя на моё опухшее от слёз лицо, вовсе не утешал меня, а просто повторял:

– Мы ничего не знаем про этого родившегося человека. Наше и его будущее в руках Божьих.

Так и оказалось. Сейчас я очень благодарна отцу Николаю за тот его приход в роддом, а Богу – за своего прекрасного сына.

Со смертью Нины Аркадьевны многое изменилось в общении наших семей. Случилось то, чего так боялся батюшка, – он остался без любимого человека. Сразу же перестал ходить в гости, на концерты и выставки друзей. Увидеть его можно было только на службе в храме Иоанна Воина на Большой Якиманке, где он служил последние годы. Он всё так же после «Отче наш» выходил на Исповедь на левый клирос. Но постепенно и на службах стал появляться реже, годы брали своё. Помню, как однажды, уже после смерти жены, отец Николай во время Исповеди, как всегда неожиданно, сказал:

– Вы думаете, тот свет – это что-то неизвестное? Я теперь точно знаю, он реален и близок. Так же реален, как тот, в котором мы сейчас разговариваем.

Царствие Небесное отцу Николаю и вечная благодарная память.

Образ действенной любви

Татьяна Султанова, руководитель воскресной школы храма Святого Ионна Воина на Большой Якиманке:

– Отец Николай – это образ действенной любви. Никакого многословия. Всегда всё очень сосредоточенно. Но при этом – в полноте и до конца. Батюшка и в любви всегда шел до конца. В беседах часто возвращался к притче «о впадшем в разбойники». Делал акцент именно на финале этой притчи: добрый самарянин не просто оказал пострадавшему, как бы мы сейчас сказали, «первую помощь», но и отвез его в гостиницу, вручив там управителю два динария: «Позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» (Лк. 10, 35). То есть он проявил сверхлюбовь. Вот так жил и отец Николай. Все мы, его духовные чада, это на себе ощущали.

Он был безотказен – когда у кого-то случалась какая беда, все знали, что можно ему позвонить в любое время дня и ночи. Не было понятий «поздно», «неудобно», «нет времени» и т.д. Особенно если речь шла о жизни и смерти, он тут же всё бросал и мчался. Даже, когда мы у него просили просто молитв, мы совершенно четко ощущали, что он неотлучно – с нами.

Серьезно отец Николай воспринимал каждого, сколько бы тебе ни было лет. Вместе с матушкой они еще в 1989-м году основали первую в Москве воскресную школу. Здесь же, при храме Иоанна Воина на Большой Якиманке, сразу были созданы хор и театр. И это всегда было самой жизнью, не чем-то второстепенным, вроде самодеятельности. Нет. Тут всегда с детьми занимались профессиональные режиссеры, актеры – батюшка молился, и Господь таковых посылал.

Отец Николай всегда очень внимательно выслушивал детей на Исповеди. Называл всех нас на «вы». Как и в общении со взрослыми, был лаконичен. Общался с тобой как с личностью. Он и родителям напоминал, что даже только что родившийся младенец – это тоже уже пришедший в мир новый человек. Господь его к бытию призвал. И от нас всех требуется уважение. Нельзя давить своей волей. Он и сам с каким-то даже почтением относился к малышне. Хотя и был с учениками воскресной школы строг. Но его расположение мы всегда ощущали. И детские сердца открывались.

Он никогда не сюсюкал с детьми, не упрощал темы. Пытался донести самую суть, во всей ее сложности

Он никогда не сюсюкал с детьми, не упрощал темы. Пытался донести самую суть, во всей ее сложности. Почему, например, апостол Фома не поверил в Воскресение Христово? Да потому, что его любовь была такова, что если Иисус воскрес, то всё в мире должно измениться: небо стать ярче, люди – чутче друг другу… А мир оставался прежним… Вот на чем так внезапно фокусировал наше внимание отец Николай. И он так в любом святом находил нечто близкое каждому, и нас умел через свои рассказы сроднить с Господом и святыми. Не допускал никакого пренебрежения: «А, Фома неверующий!» Для отца Николая такое надменное списывание кого-либо со счетов было немыслимо. Он учил нас на этом примере ни к кому не относиться свысока. Не всегда то, что нам кажется грехом, таковым в очах Божиих является. Господь смотрит на всех нас взором любящим. Вот чему надо учиться.

Многие годы Рождественские праздники нашей воскресной школы проходили в конференц-зале Третьяковской галереи на Крымском валу. Все всегда особо ждали, когда приедут батюшка и матушка. Дети выстраивались в очередь за благословением. И вот подходит как-то маленький мальчик и протягивает:

– Батюшка, это вам! – значок пингвина…

Отец Николай Ведерников и матушка Нина Аркадьевна с участниками Рождественского представления

И всем видно, что от сердца отрывает просто самое дорогое (в 1990-е года такая, по нынешним меркам, прозаичная штуковина была диковинной редкостью).

– Спасибо, – был тронут отец Николай и тут же нацепил себе этот значок прямо на рясу, рядом с крестом, и так весь вечер с ним и ходил.

Те, кто не присутствовал при этой сцене, удивлялись: почему у батюшки эта птичка на груди?! Но в этом всё отношение отца Николая к детям: то, что важно им, было ценно и для него.

Отец Николай Ведерников и матушка Нина Аркадьевна. На груди у батюшки тот самый значок – пингвин Так же к нам относилась и матушка Нина Аркадьевна. Она, например, стремилась к тому, чтобы мы, дети, тоже как-то участвовали в службе. Стала с нами разучивать литургические песнопения: «Иже херувимы», «Милость мира». Даже специально просила отца Николая, когда его уроки в воскресной школе уже закончились, остаться, – произнести, когда требовалось, священнические возгласы, чтобы мы потом не путались во время самого богослужения, что и когда петь. И батюшка, несмотря на усталость и все свои неизбывные дела, со смирением слушался, садился на стульчик и весь урок ждал, чтобы несколько раз произнести свои слова… Мы просто трепетали. А уж тем более потом, когда при регентовании матушки пели разученное наравне со взрослым хором во время литургии.

Отец Николай был музыкантом, композитором – тонкость его натуры тоже помогала ему особо чувствовать людей. Попадать в такт, понимать, кто перед ним, – подбирать нужную в каждом случае интонацию общения. Не фальшивить, ни в чем не ущемлять свободы. Естественно, у нас в отношениях было нечто, связанное с послушанием, но везде, где только это не было чревато необратимыми последствиями, он оставлял тебе возможность выбирать.

Главный совет батюшки в последние годы: «Мира и радости». И с такой он это любвеобильной интонацией произносил, что и сейчас чувствуешь этот настрой.