Святой князь Феодор Смоленский

«Светилось лице его»

Святой князь Феодор Смоленский и чада его Давид и Константин

Облик смоленского и ярославского князя Феодора и в смерти как бы ободрял надеждой на обещанное праведным преображение плоти в день грядущего Воскресения: «Чудно бе зрети блаженнаго, на одре лежаща не яко умерша, но яко жива суща. Светилось лице его, солнечным лучам подобно, честными сединами украшено, показуя душевную его чистоту и незлобивое сердце».

Чистая благородная красота, которой Господь наделил князя Феодора, привлекала к нему расположение не только братьев по вере, но и иноверцев. Создатель жития святого князя отмечает, между прочим, что «князя Феодора Ростиславича царь Менгу-Темир и царица его вельми любяше и на Русь его не хотяше пустити мужества ради и красоты лица его».

Небесным покровителем смоленского князя был великомученик Феодор Стратилат. Водительство и молитвенная помощь этого святого проявились в делах князя Феодора. В историю Руси и Православной Церкви князь вошел как боголюбивый правитель, отважный и мужественный воин, совершавший военные походы на Северный Кавказ и неоднократно бывавший с посольскими миссиями в Орде.

Немалое значение для его княжества имел второй его брак с дочерью ордынского хана Менгу-Темира, нареченной в святом крещении Анной. Союз этот в некотором роде означал признание князя как имеющего равное достоинство и давал надежду на защиту от баскаков. Хан почтил русские обычаи, не препятствуя обращению дочери в христианство и повелев православной веры «отнюдь не осквернять».

С. Иванов. Баскаки

Когда в преклонные годы благоверный князь Феодор пожелал завершить свой жизненный путь принятием ангельского образа в Ярославском Спасо-Преображенском монастыре, он поразил горожан добровольным принесением покаяния перед всем миром. При совершении таинства князя, по его просьбе, вынесли на монастырский двор, куда сошлось уже множество ярославцев. «И исповедался князь пред всем народом, если согрешил пред кем или нелюбие держал на кого. И кто пред ним согрешил и враждовал на него – всех благословил и простил и во всем вину на себя принял пред Богом и людьми».

В чем мог каяться князь? Возможно, снова припомнил он события, случившиеся за четыре года до этого? Тогда, в 1295 году, Феодор Ростиславич едва не стал участником братоубийственной схватки. Тогда на поле Юрьева Толчища сходились как враги родные братья – сыновья благоверного князя Александра Невского: великий князь Андрей Александрович и князь Даниил Московский, поддерживаемый тем, кому надлежало принять впоследствии мученический венец за исповедание Православия, – князем Михаилом Тверским. Феодор Смоленский же выступил тогда на стороне князя Андрея.

«Блаженны миротворцы»

Даниил Александрович и Михаил Тверской выступали в этом случае как незаслуженно обиженные. Для князя Даниила это был один из самых драматичных эпизодов его жизни. Два года тому назад брат его нарушил заповедь христианского братства – не возгнушался союза с татарами и в 1293 году с «Дюденевой ратью» подверг разорению Муром, Суздаль, Димитров, Коломну, Можайск и Тверь. Силы оказались неравными, не устояла и Москва. Князю Даниилу пришлось впустить противников в город, чтобы избежать полного его уничтожения.

И вот теперь возмездие со стороны князя Даниила было бы оправдано в глазах русских людей. Решение спорных вопросов с помощью оружия было в те времена делом обычным, и многие современники князя, не задумываясь, простерли бы руку на неприятельские полки. Но чем, даже при столь явной неправоте князя Андрея Александровича, мог быть изглажен перед Богом грех братоубийства? Сражения удалось избежать, и на Владимирском съезде князей епископ Владимирский Симеон и епископ Сарайский Измаил сумели привести стороны к миру.

Князь Феодор Ростиславич выступил тогда посредником, употребив личные связи для того, чтобы было достигнуто дипломатическое соглашение. А князь Даниил, в свою очередь, нашел в себе силы покрыть любовью то, что, казалось бы, невозможно было ни простить, ни забыть.

Святой – это человек, как правило, нарушающий устоявшийся порядок вещей, имеющий мужество противостоять обычаям века; и в том, что на Руси, раздираемой княжескими схватками, явили благое расположение «сыновья мира», был особый Промысл. Оба князя оставили пример духовного усилия, в определенном смысле даже перелома, определившего и исход их жизни.

Князю Даниилу пришлось в этом случае выдержать урок посложнее. Миролюбие его было известно всем, оно проявлялось и в том, как смиренно довольствовался он незавидным по тем временам уделом – Москвой, и в том, как избегал тяжб и сам нередко выступал посредником в отношениях враждующих сторон. За долгие годы правления это высокое качество усвоилось и стало определяющей чертой его нравственного облика. Однако и столь явная добродетель была подвергнута испытанию: сможет или не сможет он превозмочь себя тогда, когда вины за ним нет, распространится ли его сердце дальше обычной справедливости? И князь Даниил, действительно, вышел из этой истории с честью, добросердечно согласившись на примирение с жестоко оскорбившим его братом.

Но и князь Феодор, очевидно, извлек для себя из событий 1295–1296 годов духовную пользу. Из искушенного дипломата, привыкшего выстраивать отношения с Ордой, он превратился в миротворца в своем Отечестве.

Благополучная развязка «земного узла» имела не только политическое, но и духовное значение: и Феодору Ростиславичу, и Даниилу Александровичу жить на земле оставалось уже немного. Перед уходом можно было вмиг потерять все, но каждый из них повел себя как христианин, и обоих ожидала награда. Исходы их из жизни временной оказались подобными.

Святой князь Даниил Московский

Сколько горя могло принести сражение 1295 года, и как страшно было бы изменение судьбы его участников, если бы прощение не тронуло тогда их души! Но Промыслом Божиим им было определено иное. Трое из князей, сошедшихся на поле Юрьева Толчища, ныне прославлены в лике святых.

По-своему символично и то, что честные мощи святого князя Феодора и его сыновей Давида и Константина были обретены в период «собирания русских земель» при царе Иоанне Великом, - сложное время глубоких разногласий и противостояний, - и за сто лет до вступления на престол Ивана Грозного. Господь будто напоминал «сильным мира» о благой части князей-миротворцев.