Митрополит Илия кричал Богородице: «Русь погибает! Спаси!»

Протоиерей Владимир Тимаков, почетный настоятель (с 1990) храма преподобных Зосимы и Савватия Соловецких в Гольянове, продолжает свои воспоминания об архиепископе Кирилле (Поспелове), о том времени, когда Церковь Русская была в безбожных узах, о приезде в Москву митрополита Гор Ливанских Илии (Карама).

Архиепископ Кирилл (Поспелов)

– А вспомним-ка, что, например, в 1937 году на свободе оставалось только четыре епископа, и все они были в Москве. Конечно, со временем список этот несколько расширился: их стало несколько больше. Кстати говоря, сам протоиерей Поспелов, будучи еще в заключении, нашел в этом списке епископа Андрея, того самого, что помог ему…

«Изволь ей сделать перевод»

– Давайте вернемся к тому времени, когда владыка Кирилл взял вас к себе в иподиаконы. Что вспоминается вам?

– Водворившись в Пензе, когда я уже почти привык к своим обязанностям иподиакона владыки, как-то однажды вижу в его адрес письмо. (А мне он предварительно уже рассказывал о той неблагодарной особе, которая буквально убила его возмутительным письмом в период его работы «ночным конюхом».) Итак, теперь она написала ему новое письмо из Саратова, в котором слезно каялась: дескать, непонятно, в каком она была тогда состоянии, что смогла написать такое возмутительное по своему содержанию письмо, и теперь просит прощения…

Владыка мне дает тысячу рублей, пишет адрес и говорит: «Изволь ей сделать перевод».

Я, конечно, всего лишь мальчишка «от сохи», но, памятуя все бывшее, просто был вне себя: что у меня внутри тогда творилось, я не могу передать!.. Мне было бы намного легче эти деньги изорвать в клочки и выбросить, а владыка принуждал меня к послушанию. И я все-таки сделал ей этот перевод.

Потом она прислала новое письмо: «раздавлена Вашими милостями» и пр., но архиерей больше уже ей не отвечал.

Назад, к месту заключения

Епископ Кирилл (Поспелов)

Владыка даже сначала немного расстроился: «Где я отбывал свой срок заключения в лагере, туда меня и назначают!» И действительно, местом его заключения была местность по направлению из Джамбула к Алма-Ате: когда мы ехали с ним по этой дороге на машине, то на горизонте (он мне показал) виднелась территория с бараками, огороженная колючей проволокой. Ни единого деревца, ничего!.. И вот в этом лагере он провел десять лет!..

Когда мы очутились в Ташкенте, владыка развернул там бурную деятельность, в том числе и патриотическую. Разъезжал очень много по разным городам и делал сборы в пользу наших воинов.

Вот какой была реакция православного человека на все те прещения, которые ему устроило государство! Ведь он прекрасно понимал, что не заслужил их ни в коей мере, наоборот!.. И в то же время не испытывал ни малейшей неприязни ни к кому, кто был причастен к его страданиям, продолжая служить и Церкви, и Родине верой и правдой.

Молитва до рассвета

– А каким был владыка Кирилл в обыденной жизни? Как строился его день?

– Пребывая с владыкой постоянно рядом, я имел возможность наблюдать его жизнь. А жизнь его была чрезвычайно строгой: он не позволял себе лично буквально ничего.

Пищу я не готовил, но в числе моих обязанностей, например, было накрывать на стол, готовить все для трапезы (все припасы тоже были в моих руках).

«Убери!» – говорил владыка, когда чувствовал, что ему очень хочется отведать именно это блюдо

И уж если я распоряжусь подать на стол что-то из того, что владыке особенно захотелось попробовать, он обычно посмотрит на это и скажет: «Убери!» Как бы испытывая неудобство от того, что вот он почувствовал некое вожделение к этой пище или к этому продукту. Посмотрит внимательно и скажет: «Убери!», и мне тогда приходилось убирать. Сам, конечно, тоже ничего не попробуешь, уберешь, да и все!..

Вот еще что. Вечернее и утреннее правило для владыки вычитывал я, а правила эти у архиерея очень большие. А надо сказать, что я по складу своему больше принадлежу к «жаворонкам», чем к «совам». Вставал я рано, но вечерами – просто закрываются глаза, да и все, и поделать ничего с этим нельзя. И хотя это была для меня мука мученская, я все равно вычитывал правила (большие правила!), потом владыка меня благословлял, я готовил ему постель, а он оставался на молитву.

Ноги у него были очень больные, но он всегда оставался еще на молитву! И фактически всякий раз, как я ни проснусь, вижу: он еще стоит перед иконами и молится… Почти что до рассвета!

Потом, перед рассветом, ляжет, поспит немного, а потом снова: приемы, дела канцелярские и епархиальные, прием народа безостановочно…

«На свидание ты одет, как лондонский денди, а на молитву становишься в рубашечке? Изволь же одеться точно так же!»

Пообедаем мы с ним – и тут уж он позволял себе отдохнуть немного. Потом вечер – снова приемы и т.д. Но всю эту школу я прошел.

Владыка был чрезвычайно милостив, но и принципиально строг. Вспоминаю я такой случай – смешно сейчас кажется, но все-таки достойно удивления. Так вот. Я уже к тому времени выходил в молодые люди и, разумеется, одет был с иголочки. У меня были свои почитатели, которые находили для меня портных. Был у меня и костюмчик, и галстучек, и к знакомым девушкам на свидание я ходил в костюмчике и в галстучке – и это в Ташкенте, где просто немыслимо было так одеваться в этакую жару! Но я был вот таким пижоном…

Заметив это, владыка говорит мне: «Ага, значит, на свидание к девушкам ты выходишь одетым, как лондонский денди! А на молитву становишься в рубашечке? Изволь же одеться точно так же, по форме, и тогда уже становись на молитву!»

«Что делать с Брицким?»

Владыка Лука (Войно-Ясенецкий)

– Будучи рядом с владыкой Кириллом, я видел своими глазами нескольких сейчас уже прославленных святых. Один из них – это епископ Лука (Войно-Ясенецкий).

Дело было не в Ташкенте, а в Москве: на Предсоборном совещании по поводу предстоящего избрания Святейшего Патриарха (сначала было Предсоборное совещание, а потом уже Собор). И вот, на этом совещании к владыке Кириллу (Поспелову) вдруг подходит архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Оказывается, фактически он начинал свою деятельность профессором в Ташкенте, а потом уже стал священником и архиереем. И всю подноготную Ташкента он знал, конечно, великолепно. И зная все это, он коснулся тут одного «нарыва».

Советская власть в те времена, конечно, ни за что не позволяла, чтобы вообще без какого бы то ни было контроля с ее стороны оставался какой-либо храм. Методы и люди при этом были совершенно разными.

Например, в Пензе был у нас диакон (которого там посвятили) вообще чистый дурачок, да и внешне даже – некое посмешище, урод уродом. А потом оказалось, что он являлся осведомителем. В Ташкенте подобным осведомителем, уже всем известным, был некий протоиерей Брицкий, от которого страшно пострадал и сам владыка Лука (Войно-Ясенецкий). От него много страданий восприняли там и митрополит Арсений (Стадницкий), и митрополит Никандр (был еще такой там владыка, служил в одном маленьком храме).

Тут же, в Ташкенте, была на кладбище небольшая часовенка – выглядела она как небольшой храмик. Но алтаря в ней не было. И расположена была эта часовня очень выгодно: к ней вела широченная аллея, метров четыреста длиной, начинаясь прямо от ворот ограды.

Сама часовня имела паперть ступеней в 10–12. Но очень было удобно устроено: кафедра архиерейская – на улице, над ней был сделан навес, а вся служба проходила на паперти – это был как бы своеобразный амвон, собственно же внутренность часовни служила алтарем.

Но зато уж на Пасху вся площадь, все пространство вокруг превращалось в сплошные огни! Молящиеся стояли в Пасхальную ночь со свечами, так что повсюду было море огней!..

Владыка Кирилл узнал, что в этой-то часовне служит протоиерей Брицкий. Но пусть теперь он и знал, кем тот был на самом деле, сделать все равно ничего нельзя! Если даже что-то и попытаться сделать, тебя сразу же возьмут! И главное – никакого проку все равно от этого не будет…

И вот подходит к моему архиерею владыка Лука (Войно-Ясенецкий) и говорит ему: «Ваше Преосвященство, скажите вы мне, как вы можете служить святую Литургию, имея сослужащим протоиерея Брицкого? Вы осведомлены о том, кто он такой?!» Этот разговор происходил как раз при мне, так что я точно помню, как епископ Кирилл прямо так разворачивается и говорит: «Ваше Высокопреосвященство! Пожалуйста, я выполню все ваши рекомендации, только скажите мне: что я должен сделать?!» И владыка Лука просто как-то растерялся сразу…

Протоиерей Григорий Брицкий

К тому времени владыка Лука и сам очень много пострадал. Он страшно вообще страдал от светской власти, но эту встречу я вспоминаю особенно, потому что она была чрезвычайно достойной.

И когда мой владыка вот так ему ответил, тот на какое-то время задумался, а потом и говорит: «Ну вот что. Пойдем вместе к местоблюстителю и спросим у него совета!»

И они отправились вместе к местоблюстителю (тогда им был митрополит Алексий (Симанский)), тот их принял, все выслушал и показал им на шкаф. Несколько полок этого шкафа содержали в себе одни лишь только жалобы на протоиерея Брицкого. «Вот вам сплошные досье на него, – сказал митрополит Алексий, – но что я вам рекомендую сделать: подождем до избрания патриарха. Когда будет избран патриарх, я вместе с вами пойду к нему, и мы будем там думать вместе о том, что нам делать с Брицким!»

Дождались избрания, а избрали патриархом его же – митрополита Алексия (Симанского), и они вновь к нему отправились, уже как к патриарху.

Пришли к нему, напомнили, потом рассудили и решили: чтобы епископ Кирилл ехал на кафедру и ожидал от патриарха директив.

И мы действительно со временем получили от патриарха директиву, которая требовала убрать Брицкого… Правда, сразу же после этого владыку Кирилла перевели на другую кафедру, и владыка смог только лишить его настоятельства. После этого мы вскоре должны были уезжать в отпуск: перевели нас – и сразу в отпуск.

Обычно мы ездили в отпуск в Пензу напрямую, но тут отправились самым длинным путем: через Москву. Так произошло потому, что сначала владыка Кирилл должен был нанести визит патриарху, а лишь после этого ехать в Пензу.

И когда он явился к патриарху, тот объявил, что переводит его на Ивановскую кафедру, а чтобы в Ташкент (даже за своими вещами) он ни в коем случае не ездил! Я сам лично ездил туда за его вещами, а он больше там даже не показывался. По-видимому, его просто взяли бы там, да и все! И концов бы не нашли…

Митрополит Илия (Карам)

Митрополит Илия (Карам)

– Как раз хотел спросить вас об этой удивительной личности. Ведь сегодня существует множество людей, которые считают владыку Илию чуть ли не мифом…

– Не знаю, почему это так. Видимо, какие-то «исподние» силы хотят полностью изгладить его из людской памяти. Я бы даже назвал эти силы демоническими. Что касается меня, я его встречал: видел своими глазами и слышал своими ушами.

Хотелось бы еще отметить, что некоторые сегодня говорят о том, что владыка Илия приезжал в Россию с тем, чтобы чуть ли не «побираться», но это настоящая хула! Я своей честью свидетельствую вам, что этого не было, и хочу рассказать, как я увидел владыку впервые.

1947 год. Это год моего поступления в семинарию. Семинария располагалась тогда в Новодевичьем монастыре. И хотя Лавра к тому моменту была уже открыта, семинарии там пока не было. Там только пока еще готовили помещения корпуса, в котором некогда располагались Екатерининские чертоги. А студенты занимались в Новодевичьем монастыре.

И вот, в 1947 году произошло некоторое «потепление». Конечно, оно было относительное, но все-таки… Не знаю, от нас «выпускали» ли кого-то, но стали «впускать» людей с 1947 года в СССР, через этот «железный кордон». И одним из первых, кто преодолел его, был митрополит Гор Ливанских Илия (Карам).

Я знал раньше еще по истории: кто бы ни приезжал с Востока, обычно – только «побираться». Только! А вот он приехал совсем с противоположной миссией.

Он страшно любил Россию (любил – я об этом свидетельствую) и ужасно переживал – как личную трагедию, – что войска Гитлера в 1941 году прямо-таки подступили к Москве. И почему-то он связывал это с окончательным падением Православия. И усердно молился о России пред Казанской иконой Божией Матери. И услышал он голос от иконы, который ему сказал: «Россия будет спасена!»

О том, что такой голос может быть от иконы, я могу сам засвидетельствовать. Но был и митрополиту Илии такой голос, и он тогда уже успокоился и продолжал молиться.

И вот, когда Россия восторжествовала победой в Великой Отечественной войне и когда открыли эти кордоны, он первый приехал сюда с дарами!

Митрополит Илия приехал к нам с дарами! Эти дары предназначались для иконы Божией Матери Казанской

Эти дары предназначались для иконы Божией Матери Казанской.

И тут получилось, в общем-то, замешательство полное: он приехал к Казанской, она – здесь, в Питере, а как ему передать эти дары, когда она по сути находится в атеистическом музее (ведь Казанский собор в Петербурге был превращен в музей). Как это сделать?!

И вот тут Патриархия пережила несколько неприятных моментов, ища ответа на этот вопрос, – ведь всего-то нельзя было рассказывать и все объяснить! Как тут выкручивались и что говорили владыке, я просто не знаю!

– А почему именно этот образ владыка Илия избрал для принесения даров?

– Потому что это был подлинник, который был явлен в Казани. А в Москве была иконочка – список с того самого образа, вставленный в иконостас одного из храмов. И велись переговоры несколько дней: искали какого-то компромисса. Прямо, наверное, не могли владыке сказать всю правду, но открыли, что существует такой список – чтимый прославленный список. И митрополит Илия оставил свои дары у этого образа, который тогда находился в Елоховском соборе.

И тогда же (я присутствовал там) владыка совершал Литургию в Трапезном храме Новодевичьего монастыря. Главный собор там тоже тогда был музеем, а Трапезный открыт для богослужения. И там владыка произнес свое огненное слово!..

Митрополит Илия (Карам)

– Он говорил по-русски! Великолепнейшим образом говорил! Я вам свидетельствую об этом, потому что сам слушал эту проповедь: по-арабски я ничего бы не понял!

Для меня вообще всегда проповедь в храме была очень важна. Дело в том, что мой архиерей, хотя и не был «огненным Златоустом», но говорил проповедь от души, что помогало воздействовать на сердца молящихся.

А вообще-то, кто бы проповедь ни произносил, почти что ко всему, что я выслушивал, не мог ничего ни добавить, ни что-то покритиковать… но лишь четко для себя знал: таким образом о Боге говорить нельзя! Вот это убеждение у меня было просто удивительное: ну нельзя о Боге говорить так!.. Лучше ты не говори вообще, но «плести плетень» из слов – это будет не проповедь, а вред, и только!

А здесь – я услышал пророка. Настоящее огненное слово! Если бы вам удалось это записать на магнитофон, это было бы нечто потрясающее, это было бы настоящей сенсацией!

Я услышал настоящее огненное слово! Владыка говорил, сотрясая воздух!

Он говорил, сотрясая воздух! Нельзя было оторваться от его слова, ты слушал просто завороженно! Он говорил не просто красиво, а пронизывал всех и вся!

Пересказать-то его слово вроде бы и просто: суть в том, что он молился перед иконой Божией Матери Казанской. Но как он об этом рассказал: как он молился перед ней! Все затихло в храме, никто почти не дышал! Была мертвая тишина!..

Он слезно молился Богородице: «Русь погибает! Спаси!!!» Он просто кричал Богородице: «Спаси!» И услышал голос от иконы: «Россия будет спасена!» И вот, она спасена, и он приехал с дарами, чтобы их возложить к иконе Казанской…

Ни единого архиерея не приезжало больше, чтобы привезти дары, – из России обычно только вывозили приношения. А сейчас про владыку Илию говорят, что он тоже приезжал «за дарами»!..

Я не знаю, что это за силы, которые хотят его компрометировать или очернить, но навредить его памяти они не могут: он действительно был изумительным человеком, настоящим пророком. До сих пор я уверен, что проповедовать можно только так: если бы вы его услышали, вы опытно познали бы, что есть другой мир!

– Мне достаточно даже вашего рассказа, отец Владимир: я вижу, как вы это говорите!..

– Я просто это пережил! Мне-то нечего было «перерождаться», я жил рядом со своим архиереем, я знал, как он живет! Но еще я знал и это: «вот так только, Господи, можно говорить с церковного амвона!», «вот так можно потрясать людские сердца!» И уверен, что святые апостолы только так и потрясали сердца верных, только так и перерождали их.

Если они говорили о Христе, то они говорили: «Вот Он!» Они Его так ощущали – и так передавали свое ощущение Бога.

Так и владыка Илия (Карам) передавал присутствие Божией Матери, которое он опытно ощутил в своей жизни.

Поэтому не могу я выдерживать такой хулы, которая сейчас порой высказывается в отношении митрополита Гор Ливанских Илии: так, как он проповедовал, может проповедовать только пророк или уже святой!