«Тогда у притесняемых очень сильная молитва была»

25 октября исполняется 25 лет епископской хиротонии владыки Ионы (Карпухина), митрополита Астраханского и Енотаевского, с 2013 года – Астраханского и Камызякского. Более полувека ныне пребывающий на покое архипастырь служит в священном сане, окормляет народ.

Как спасались при советской власти и какая возможность оставлена нам – вспоминает и подсказывает архиерей-юбиляр.

Митрополит Иона с маленьким прихожанином

Главная Победа

– Владыка Иона, вы из верующей семьи?

– Да, у меня мама Евдокия Ильинична (в девичестве Никитина) глубоко верующей была. Родился я за девять дней до начала Великой Отечественной войны, так что пока я в люльке лежал, отец мой Алексей Филиппович буквально в первые дни начала сражений ушел на фронт. Остались мы, четверо детей, у матери на руках. Старшему брату тогда уже 10 лет было, и еще две сестренки помладше. Мама всю войну горячо за отца молилась и нас, детей, учила просить Бога, чтобы он вернулся – так он и зашел в дом в 1945-м году живым и невредимым.

Отец – Алексей Филиппович

Родом у меня родители из Тулы, прадеды – крестьяне. Еще до войны отец, часто работавший в Подмосковье, семью в деревню Алтуфьево перевез. Тут, недалеко от Крестовоздвиженского храма, у нас дом находился. Тогда это еще была сельская местность, но настоятель нашей крестовой церкви, протоиерей Стефан Андрусенко, мне еще маленькому говорил, что тут будет город с огромными домами. Он многое предсказывал...

– В округе тогда народ верующим был? Как это запомнилось по детству?    

– Всякий тут народ был. Из Алтуфьево в Крестовоздвиженский храм постоянно всего человек 10 ходили, большинство прихожан было из Бибирево – оттуда человек 30 на воскресные службы приезжали, а остальные из других окрестных деревень пешочком подтягивались. На Преображение, помню, распахивали окно, туда ставили ящик, и вокруг храма была полная площадь народа, все стояли, внимали богослужению.

Крестовоздвиженский храм в Алтуфьево. Строительство

– Милая моя, да кто тебе тогда его бы дал транслировать! Просто открывалось окно, ящиком подпирали раму, а люди стояли во дворе и молились. Храм тогда еще не очень вместительный был, потом уже, когда меня в 1991-м году назначили сюда настоятелем по благословению Святейшего Алексия II, я достраивал его. К тому времени Алтуфьево уже в городскую черту включили, – столько народу тогда в Церковь приходило! Надо было расширять храм.

Да и по детству помню – на праздники много верующих собиралось. Однажды меня из школы отправили в больницу делать прививку. Иду мимо храма, а двери его открыты, и пар оттуда так и валит. «Что это?» – удивляюсь. «Так сегодня же Николин день!» – мама объяснила. И правда: 19 декабря. Народа уйма, а на улице холодно, все и набились в храм. Тогда никакой вентиляции не было. Надышат внутри, и чтобы как-то проветрить, просто двери открывали. А потом «Верую» все как запоют! Очень мощно, в один голос раньше эти общие молитвы пели. Так же и «Отче наш».

У нас дома ни одно дело без молитвы не начиналось

– Старшее поколение рассказывает, что тогда, когда дома и хлеба могло не быть, совершенно по-другому слова молитвы: Хлеб наш насущный даждь нам днесь – переживались…

– Безусловно. В тяжелые голодные годы удалось продержаться только благодаря собственному хозяйству: огородик обрабатывали, курочек держали, у нас своя коровка была, еще всякая скотинка. Мы сами для живности траву косили, корма заготавливали. Бедно тогда люди жили, но дружно. Мама тоже, как и отец, труженица была. У нас дома ни одно дело без молитвы не начиналось.

Мама – Евдокия Ильинична

– Да, она была очень благочестивой. Я с малых лет в Церкви. Крестили меня во время войны в Покровском храме, в Медведково. Назвали в честь великомученика Георгия Победоносца Юрием. Все люди жили тогда ожиданием Победы, мы всю войну о ней и стар и млад молились. И потом всегда вернувшихся с войны, а многие пришли покалеченными, о здравии поминали, погибших – за упокой.

Уже после войны, когда мне было шесть лет, меня особенно поразила Пасхальная служба – это же Победа Христа над смертью, главная Победа! С этого момента я уже прислуживал в алтаре. Опекавший меня протоиерей Стефан Андрусенко, настоятель, мне еще в детстве сказал, что я буду учиться в семинарии, и даже архиерейство предрек.

– Вы сразу после школы поступили в семинарию?

– Незамедлительно, я в этом желании уже был укреплен. В 6-м и в 8-м классах я ходил пешком к преподобному Сергию. Мне очень понравилась тогда монашеская служба. А как-то раз еще мы с бабулечками, которые в нашем поселке жили, отправились в лавру на Похвалу Пресвятой Богородицы. Ой, как на меня тогда повлияло братское богослужение! Я так возлюбил Церковь и службу, что с того времени уже часто-часто ходил в храм: чуть только время выдастся, сразу бегу!

Препятствия-то чинили, но им ничего не удавалось. Я твердо решил Богу служить

– А тогда какие-то препятствия при поступлении в семинарию чинились?

– Еще какие! Как только на меня местные власти надавить ни пытались, вызывали, угрожали. В конце концов в газете вышла разоблачительная статья «Отдали без боя», что, мол, комсомольская организация школы не смогла из меня атеиста вылепить. Препятствия-то они чинили, но им ничего не удавалось. Я твердо решил Богу служить. Господня воля, видимо, на мою учебу в семинарии была. Кто тут помешает?!

Как шестиклассник взрослого человека «на лопатки уложил»

– Чем запомнились годы учебы в Московской духовной семинарии и академии?

– Любовью! Все у нас было с любовью (ср. 1 Кор. 16, 14). Как говорил тогда один монах: «Покрывай всех своей мантией» – то есть любовью.

– В ад каждый идет сам по себе, в рай можно войти только с другими?

– Самое главное, чтобы зла не было внутри. Это самое существенное, чему нас учили.

– Любить всех?

– Да.

Постриг. 21 сентября 1965 г

– Владыка Иона, как вы монашество решили принять?

– Когда я уже в Большой келлии преподобного Сергия, как называли Московскую духовную школу, учился, меня потрясло, с каким ожесточением в те хрущевские годы вновь стали закрывать храмы. «Что же я, – думаю, – буду семью заводить, когда родные в такой опале окажутся...». Да и не каждый, особенно по младости лет, мог выдержать этот натиск и давление. Были уже тогда такие случаи, когда сын приходил из школы и говорил священнику-отцу: «Я проклят». – «Почему же, сынок?» – «Потому что отец мой – поп!» Вот так все переворачивали. Детей тогда, бывало, очень жестко обрабатывали советские учителя. Я уже ко времени моей учебы в семинарии многого понаслушался.

Да и самому за Церковь пережить кое-что пришлось. Всюду в стране насаждалась коммунистическая идеология. В 10-м классе у меня в школе классным руководителем ярый коммунист стал. Вот он меня донимал! Все говорил, что ждет не дождется, когда Церкви придет конец. Его самого уже давно нет в живых, а храмы возрождаются.

Строительство Крестовоздвиженского храма в Алтуфьево

В старших классах меня то и дело к директору из-за веры «на ковер» вызывали. Но за меня одноклассницы заступались. Да и учителя не все такими безнадежными неверами были.

В 6-м классе меня также стала классная руководительница допрашивать: «Юра, ты веришь в Бога?» – «Верю». – «Ну, покажи, где Бог?» А что я, подросток, этой взрослой тетеньке отвечу? «Бога, – говорю, – надо везде видеть: и в природе, и в небе, и во всем живом мире». Прошло много лет, я уже закончил семинарию и академию, сам там, в Московских духовных школах в лавре, преподавателем стал, а ко мне моя учительница со своими родными приезжает и спрашивает: «Помнишь, как ты мне ответил?! Ты, шестиклассник, меня, взрослого человека, тогда на лопатки уложил».

Учеба в МДА

– Она уверовала?

– Да, и воцерковилась. Потом, когда меня назначили настоятелем родного храма Воздвижения Креста Господня в Алтуфьево, – у меня еще тогда мама жива была, – ко мне на службы стали приходить мои бывшие учителя! Сейчас уже многие из них умерли. А одноклассники до сих пор ко мне на богослужения ходят, когда я сюда на покой с Астраханской кафедры вернулся.

– Одноклассники с детства были верующими или уже потом уверовали, когда вы иеромонахом, а после и епископом стали?

– Потом. Из школы, я помню, один сюда в храм ходил. В каком-то смысле времена сейчас для Церкви попроще. Храмы открыты, можно ходить, причащаться. Священникам никто не препятствует открыто крестить и в храмах, и на дому, панихиды служить на могилах. Раньше священник только и знал: храм и церковный двор, – и больше ничего. Если куда-то пойдет, узнают, то всё: отбирали регистрацию – иди рудники копай, а то и сошлют в лагерь.

Ученый совет МДА

Кому Господь Свои тайны открывает?

– Папе отца Валериана Кречетова, отцу Михаилу, именно в лагере на Соловках Небесный мир наяву открылся. При советской власти священниками становились только те, кто ничего ради Господа не боялся?

– Естественно. Мученики, исповедники.

Тогда только самые преданные в Церковь шли Богу служить

– Кто-то из старшего поколения отцов сравнивал прессинг безбожной власти с утюгом, который вшей выпаривает, – что, в общем-то, говорил батюшка, в каком-то смысле было неплохо.

– Да, тогда только самые преданные в Церковь шли Богу служить.

– Как на вашей памяти советская власть противодействовала Церкви?

– Сначала после войны, – это то время, которое я уже лично застал и помню, – про священников стали в газетах писать всякие кляузы: они-де пьяницы, крохоборы, такие-сякие. Всюду старались про пастырей страшные нелепицы распространять, по радио, а после и по телевидению устраивали порочащие духовенство передачи. Ничего у них не получилось! В храме как было много людей, так и оставалось.

Семинарист

Тогда советская власть пошла по другому пути. Стали при Крещении требовать отчетности, предписали крещаемым предъявлять документы: кто отец, кто мать. Потом проверяли, если, допустим, отец коммунист, то его вызывали в соответствующие органы и начинали там распекать: «Что это ты своего сына крестить удумал?» – «Да вот, – оправдывался тот, – бабушка пошла да покрестила, а то иначе, говорит, не буду с ним, нехристем, сидеть. Что я тут поделаю?» – разводил он руками.

Но все равно власти на этой внедряемой ими же самими системе якобы наушничества играли: мол, вы в Церковь креститься идете, а попы вас сдают, все докладывают. На это и было все рассчитано. Конечно, человек поинтересуется: «А кто вам сказал?» – «Так ваши же попы вас и предали!» А на самом деле в каждый храм ставили старост из райисполкома. Они-то как раз все записывали и «куда надо» доносили. Вот так пытались у населения доверие к священникам подорвать.

Молодые годы

А сейчас многие верующие – это бывшие коммунисты. Ходить-то они в храм ходят, а благоговения нет. Я не говорю, разумеется, про всех, но очень многие атеистическим «воспитанием» внутренне перековерканы. В былые времена, помню, когда я маленький был, прихожане готовы были священнику ноги целовать, – такая была чистота душ, что Господь им Свои тайны открывал.

– Преподобноисповедник старец Гавриил (Ургебадзе) говорил: «Если бы вы видели, какая благодать сходит на литургии, то были бы готовы собирать пыль с пола храма и умывать ею свое лицо!» Так же и про священников: если бы вы только узрели, в какой славе служит предстоящий престолу...

– Да! А сейчас как только не придираются к священнослужителям! Тот, кто сам в своем сердце и помыслах нечист, всюду, как муха, гадость найдет. Господь предостерег искателей сучков в чужих глазах (ср. Мф. 7, 3–5).

– В чем осудишь, в том сам побудешь.

– Раньше люди все-таки нравственно почистоплотнее были. Да и в духовенство-то не откуда-то, а из самого же народа и идут служить.

Осуждающие не понимают, что за времена: тогда и сейчас

– Это до революции существовало духовное сословие, когда в семинарии поступали в основном сыновья же священников...

– Но тогда и такой повальной критики не было! Однажды – я читал, это еще в царской России происходило, – вызвали батюшку в суд, зачитывают ему обвинение, и вдруг кто-то встает в зале суда: «Да как так можно? Он нам столько грехов отпустил! А мы, что же, судить его будем?!» Вот так! Было еще трезвомыслие.

А потом сколько домов Божиих по всей стране разорили. Я когда заканчивал Московскую духовную академию, – храмы да монастыри ой, как закрывали! На Преображенской площади был столь любимый москвичами храм Преображения Господня, – уничтожили действующую церковь!

Против Церкви ведется непрекращающаяся война!

– Как верующие тогда все это воспринимали? Что делали?

– Писали во всякие инстанции, возмущались. Просили не закрывать церкви, оставить. В свое время, кстати, приостановил закрытие храмов митрополит Никодим (Ротов). О нем много всего говорят. Я нес послушание в лаврской гостинице, он у нас часто останавливался. Я видел, как он воевал с советскими чиновниками-безбожниками, чего это ему стоило. Ему пеняют на его поездку к Папе Римскому, но он не то что хотел воссоединения с римо-католиками, а желал помочь положению Русской Православной Церкви. Там просто в Ватикане надо было высоко в горку подниматься, прием в 12.00, а такси не найти, и он в гору сам пешком пошел, сердце сдало. У него к тому времени уже было несколько инфарктов. Против Церкви же ведется непрекращающаяся война! Его ошибочно принимали за «католического посла». Я очень близко общался с митрополитом Никодимом. Он болел за Церковь.

Люди сейчас просто не понимают, что тогда за времена были. При Святейшем Алексии I-м ему разрешали служить только в Елоховском Богоявленском соборе и раза два за весь год приезжать на службу в Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Это Патриарху-то! А что говорить про то, как простое духовенство притесняли.

Митрополит Иона благословляет паству

А знаете, что чинуши в лавре вытворяли? То и дело какие-то пакости устраивали. На память преподобного Сергия, например, в обители соберется множество народа, и огромная очередь стоит за водой к источнику Надкладезной часовни, и вдруг власти перекрывают подачу воды. Секретарь горисполкома, поясняют, лично распорядился. Пришел ко мне наместник: «Что делать?» «Давай, – усаживаю его, беру трубку, – сейчас позвоним». Набираю номер горисполкома, объявляю: «У нас тут на празднике присутствует секретарь Всемирного совета Церквей... Сейчас же опозоримся на весь мир! Что вы делаете?!» Сразу воду дали!

Потом власти стали закрывать Почаевскую лавру, издевались там уже над монахами. Мы тогда с отцом Марком (Лозинским) тоже передали об этом информацию во Всемирный совет Церквей, Би-би-си уже через пару часов вещала на весь свет об этих безобразиях. И сразу все поутихло, решили монахов не обижать.

Сейчас тоже Святейший встречался с Папой Римским, и тут же всякие пересуды пошли. Он же даже не в Ватикане, а где-то в аэропорту Кубы пересекся с ним и поднимал вопросы защиты верующих православных, в том числе на Западной Украине, а также гонимых и убиваемых на Ближнем Востоке христиан.

Как спастись тем, кто разучился трудиться

– Владыка Иона, какова была монашеская школа в лавре во времена принятия вами монашества?

– Богословие я в Московской духовной школе изучал. Тогда преподаватели могли все только по конспекту говорить...

– Нет, я спрашиваю, как вы именно монашеству учились?

– Ты думаешь, что так тебе тогда про монашество открыто в академии и говорили? «Ребятки, постригайтесь в монахи», – так, что ли, да? Скажи тогда только что-то подобное, тем более молодым, сразу бы из академии выгнали и посадили! Во, в какое время мы жили!

Возведение в сан игумена. 1971 г.

– А как вы перенимали монашеский опыт?

– Смотрели на старцев и перенимали.

– А кто тогда были старцами?

– Архимандрит Тихон (Агриков). Очень он был харизматичен. К нему все, и те, кто постарше, за советом обращались, и молодежь тянулась. На него за это душепопечение очень сильно враг восстал. Всюду за ним еще и какие-то странные люди стали бегать, преследовали его. Даже лестницу приставляли и пытались к нему в келлию залезть. Были среди них и якобы монашки, но явно ряженные, подставные.

Архимандрит Серафим (Шинкарев) у нас тогда еще старчиком в лавре был. Такой хороший-хороший! «Мир, – говорил, – на волоске держится, все зависит от нашего покаяния».

Хиротония в епископа. 25 октября 1992 г

– Еще про схимонаха Селафиила (Мигачева) часто вспоминают по тем временам.

– До схимы он был отцом Зосимой. Но до монашества он был женат, постригся уже после того, как умерла супруга.

Потом на смену старшему поколению старцев отцы Кирилл (Павлов) и Наум (Байбородин) возвысились. Вот на них мы и смотрели, перенимали опыт. Общались с ними. Отцу Кириллу меня вручили от Евангелия при постриге. Он был моим духовником. Скажет слово, а оно у тебя потом всю жизнь сбывается. Вот какие были старцы!

Тогда вообще мало монастырей было. Власти не давали разрешения на их открытие. В скорбях старое духовенство жило! Не как нынешнее.

– Что это внутренне давало?

– Ревность по Богу! Тогда очень сильная у притесняемых молитва развивалась. Скорбями спасалось то поколение. Не было такого церковного подъема и размаха, как сегодня. Каждая мелочь через силу давалась. Чтобы вешалку в храме установить, и то надо было кучу согласований пройти. Все наше делание было здесь (показывает на сердце).

Митрополит Иона. Целование Креста

– Про новомучеников, про Царскую семью тогда ничего не говорили?

– Нет, тогда все, точно набрав в рот воды, вынужденно молчали. Про царя никто не решался говорить. Тогда вообще пастыри молчаливые были. Это сейчас современное духовенство совсем другое.

– Чего сейчас не хватает?

– Смирения! И побольше бы всем любви.

– У преподобного Иоанна Синайского в «Лествице» любовь следует за смирением: смирись и полюбишь. А как смирение обрести?

– Сажай капусту вверх корешками – и будет тебе смирение. Запомни: труд, смирение и любовь спасут человека. Трудись и терпи. Еще смирение – в молчании. Чем меньше говоришь, тем лучше.

– Владыка Иона, а если ты и желал бы помолчать, а вокруг тебя людям общения хочется. Молчишь – обижаются. Как быть?

– Сейчас все на всех обижаются. Потому что советская власть людей набаловала своей идеологией: твое – мое, мое – твое. «Обобществление» это у них называлось. Сейчас народ такой зародился, работать не хотят, только «каждому по потребностям» подавай. Болтать – это пожалуйста. А сельское хозяйство разорено. Раньше такого не было, работящие были.

Митрополит Иона (Карпухин)

– Сейчас, говорят, жены не хотят спасаться чадородием (ср. 1 Тим. 2, 15), мужчины – трудиться в поте лица (ср. Быт. 3, 19), монахи – молиться. При такой апатии и души погибают?

– Конечно.

– Как современнику спастись?

– Умирал в монастыре один игумен. Собралась вся братия, и говорят: «Что ты такой веселенький сидишь, ты же умираешь?» – «Да, я умираю, – отвечает тот невозмутимо, – но я к Богу иду». – «Да откуда ты знаешь, – цепляются к нему, – что ты будешь с Богом да в вечности?» – «Буду». – «Почему ты так уверен?!» – «Потому что я в своей жизни никого не осуждал».

– Неосуждение – без труда спасение.

– Точно! Вот этого читателям и желаю.