Митра святителя Иннокентия Иркутского

Достаточно вспомнить хотя бы событие 1766 года, случившееся в Иркутске в день Вознесения Господня. Тогда у настоятеля иркутского Вознесенского монастыря архимандрита Синесия (Иванова; † 1787;память 10/23 июня) собралось много гостей, и среди них были самые почетные – епископ Иркутский Софроний (Кристалевский; † 1771;память 30 марта / 12 апреля) и первый иркутский губернатор (в это время Иркутск возведен на степень губернского города) генерал-майор Карл Львович фон Фрауендорф. После обеда губернатор пожелал видеть нетленное тело первого Иркутского епископа Иннокентия, которое пребывало в монастыре. Будущий святитель, преосвященный Софроний, сам строгий поборник благочестия, долго уговаривал любопытствующего генерала-лютеранина отказаться от этого намерения, но под непреклонной настойчивостью фон Фрауендорфа вынужден был приказать открыть пещеру над гробом Божиего угодника. Однако посланные нашли могильный склеп полностью заваленным снегом, а это было 1 июня! Снег велели срочно очистить, но по мере того как очищали, появлялся новый – все усилия были тщетны. По отъезде же губернатора пещера оказалась совершенно чистой, какой и всегда была: в нее снег не проникал никогда даже зимой.

Можно вспомнить и пожар 11 июня 1783 года в Вознесенском монастыре — монастырь сгорел полностью, даже каменные сооружения, кроме деревянной церкви Тихвинской иконы Божией Матери, где покоились нетленные мощи святителя.

Ниже мы расскажем о событиях, запротоколированных актом № 233 от 17 ноября 1881 года. Они связаны с заменой ветхой митры святителя на новую, с драгоценными камнями, выполненную руками насельниц екатеринбургского женского монастыря. Этот рукописный документ замечателен не только описанием самого события, но и тем, с какой аккуратностью он составлен, Замечателен желанием не упустить никаких подробностей, связанных с этим событием, что диктовалось необыкновенно трепетным отношением к возложенной миссии и особому благоговению к святителю составителей этого документа.

Акт № 233 от 17 ноября 1881 года

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Сего 1881 года 4 ноября мы, нижеподписавшиеся: настоятель иркутского первоклассного общежительного монастыря архимандрит Вениамин [Грязнов-Никольский; † 1903] и некоторые из старшей братии по благословению и словесному распоряжению его высокопреосвященства высокопреосвященнейшего Вениамина [Благонравова; † 1892], архиепископа Иркутского и Нерченского, составили настоящий акт о нижеследующем.

1. Его преосвященство преосвященнейший Модест [Стрельбицкий; † 1902], епископ Люблинский, викарий Холмско-Варшавской епархии, отношением от 6 сентября 1880 года за № 1397 уведомляя настоятеля сего монастыря архимандрита Вениамина о получении 15 рублей членского взноса в пользу Холмского православного [Свято-Богородицкого] братства и о включении его в число постоянных членов оного братства, на обороте того же листа отношения в приписанном письме выразил свое желание приобресть новую митру в г. Екатеринбурге на главу святителя Христова иерарха Иннокентия в благодарность за его молитвенные пособия и просить настоятеля испросить у его высокопреосвященства разрешения:

– по приобретении им, епископом Модестом, прислать сюда эту новую митру и переменить, то есть снять прежнюю митру с святителя Иннокентия и возложить новую;

– прежнюю просил благословить и прислать ему на память и благословение, с уверением, что новая митра будет дороже старой, и о воле его высокопреосвященства уведомить письменно.

И так как его высокопреосвященству было объяснено настоятелем архимандритом Вениамином, что ноги святителя чудотворца Иннокентия туфлями плотно упираются в раку, и от края митры его до доски раки расстояние всего на один вершок, и митра надета плотно, так, чтобы снять с головы митру и надеть новую, необходимо было бы приподнять из раки не только главу святителя, но и плечи, то по совету его высокопреосвященства и было 12 ноября 1880 года письменно сообщено преосвященному Модесту о невозможности выполнить его желание. Преосвященный Модест письмом своим от 3 января сего 1881 года уведомляя настоятеля, что митра уже делается, между прочим писал, что невозможность снять митру с главы святителя Иннокентия поражает его страхом о его недостоинстве, и просил помолиться святителю умудрить и наставить, как снять старую и надеть новую, присовокупляя, что стыдится заявить екатеринбургской игумении, что вполовину сделанная митра не нужна, что в Екатеринбурге некоторые лица, узнавши, что заказана для святителя Иннокентия другая митра, пожертвовали дорогие камни. Письмом от 4 июня сего 1881 года преосвященный Модест уведомил настоятеля, что митра для великого святителя Иннокентия скоро будет выслана из Екатеринбурга на имя его высокопреосвященства, и выразил уверенность, что устроение этого святого дела совершенно зависит, во-первых, от воли святителя Иннокентия, которого потому нужно просить и просить, и, во-вторых, от настоятеля, что владыка соглашается и писал ему об этом, и что в благодарность за это он надеется снова издать житие святителя Иннокентия с его портретом и прислать в здешнюю обитель. Екатеринбургского женского монастыря [Новотихвинского Александровского первоклассного] игумения Магдалина [Неустроева] в своем письме от 20 сентября сего 1881 года на имя его высокопреосвященства, уведомляя, что по заказу преосвященнейшего Модеста, епископа Люблинского, изготовленная в екатеринбургском монастыре митра на главу святителя Иннокентия отправлена на имя его высокопреосвященства 12 августа, пишет, что от преосвященного Модеста было получено 200 рублей на митру, но на посылке стоимость митры написана 300 рублей, что эта сумма употреблена собственно на материалы, а пересылка стоит 7 рублей 35 копеек, труды же сестер ее просит принять безвозмездно и помолиться у мощей святителя Иннокентия о здравии трудящихся сестер ее монастыря.

2. По получении из г. Екатеринбурга новой митры в первых числах минувшего октября и по передаче оной в Вознесенский монастырь, его высокопреосвященством троекратно было поручаемо нам, то есть настоятелю со старшей братиею, по молитве, возложить на главу святителя чудотворца Иннокентия новую митру, а 24 минувшего октября от его высокопреосвященства настоятелем монастыря была получена записка о том, что преосвященный Модест телеграммою просил его высокопреосвященство ускорить возложение митры на главу святителя Иннокентия, и его высокопреосвященство, с своей стороны, изволил написать постараться поскорее исполнить и ему сообщить для извещения преосвященного Модеста телеграммою. Но мы, сознавая себя недостойными касаться святых и цельбоносных мощей великого угодника Божия святителя Иннокентия, все медлили исполнением, и 2 сего ноября, в понедельник, наконец решились приступить к этому великому делу в 9 часов вечера. К каковому времени настоятелем монастыря было назначено явиться в храм казначею иеромонаху Иоанну, иеромонаху Крониду, протоиеродиакону Петру и ризничему иеродиакону Авраамию. А так как по приближении к раке святителя чудотворца Иннокентия на всех присутствующих напал неописуемый ужас, то никто не в состоянии был коснуться святых мощей его, и дело это было отложено до следующего дня – вторника, в который имел прибыть в обитель его высокопреосвященство для служения молебна с акафистом святителю Иннокентию по давне заведенному порядку.

3. Во вторник, 3-го сего ноября, когда его высокопреосвященству настоятелем монастыря архимандритом Вениамином по окончании литургии было объяснено, что вчера в 9 часов вечера по причине напавшего в храме на всех ужаса не возможно было приступить к святителю чудотворцу Иннокентию для снятия с него старой митры и возложения новой, то его высокопреосвященству угодно было принять на себя дело возложения новой митры на главу святителя Иннокентия и распорядиться: остаться в храме иеромонахам, иеродиаконам, и выждав, пока все молящиеся выйдут из храма, запереть двери храма. Когда же никого из молящихся не оставалось в храме, его высокопреосвященство изволил умыть руки святой богоявленской водой, возложить на себя епитрахиль и поручи, что сделали и настоятель монастыря и иеромонахи Иоанн, Кронид, Тихон и Сергий и иеродиакон Никандр. Затем, помолившись, все приступили к раке святителя чудотворца Иннокентия: с правой стороны раки у главы изволил встать его высокопреосвященство, за ним – настоятель монастыря с новою митрою, ближе к ногам – иеромонах Сергий, иеродиакон Никандр, с левой стороны – иеромонахи Кронид, Иоанн и Тихон. Снявши с лика угодника Божия воздух, его высокопреосвященство, после того как святые мощи несколько приподняты были из раки иеромонахами, весьма легко снял с главы старую митру и возложил новую, предварительно окропленную святой водой; лик святителя в устранении могущей попадать на него пыли прикрыли тонким слоем ваты и воздухом, который затем со всех сторон и пришит иеромонахом Кронидом по распоряжению его высокопреосвященства.

После печати монастыря поставлены подписи:

Настоятель Иркутского Вознесенского первоклассного общежительного монастыря
архимандрит Вениамин,
казначей иеромонах Иоанн,
иеромонах Тихон (карандашом),
иеромонах Кронид,
иеродиакон Авраамий,
иеродиакон Никандр

Казалось, в документе описано событие, которое, если бы не касалось святых мощей угодника Божия, можно назвать рядовым. Но попробуем его расширить, оживив образы участников этого небольшого события.

Архимандрит Вениамин, настоятель иркутского Вознесенского монастыря, в миру Василий Грязнов-Никольский(у П.М. Строева[1] – Никольский-Грезднев), родился 24 марта 1831 года в Свияжском уезде Казанской губернии в семье причетника Афанасия Грязнова. По поступление в духовное училище в 1842 году фамилия его была изменена на Никольского, так как предыдущую сочли, скорее, кличкой. К этому времени семья его переехала в Казань, но из-за случившегося пожара в городе здание училища вместе со многими другими постройками сгорело, и поэтому Василий Грязнов-Никольский заканчивал Свияжское духовное училище. В учебе был прилежен и усидчив. 30 июня 1852 года закончил курс Казанской духовной семинарии, а через год поступил штатным послушником в свияжский Успенский мужской монастырь. 18 января 1854 года Василий был пострижен в рясофор с именем Вениамин и назначен письмоводителем к проживающему на покое архиепископу Казанскому и Свияжскому Владимиру (Ужинскому), скончавшемуся в декабре 1855 года. Пройдя в монастыре ряд послушаний и став казначеем, иеромонах Вениамин был представлен в качестве кандидата на должность миссионера и, по определению Святейшего Синода, в июле 1863 года отправлен в Забайкальскую миссию. В письмах из Посольского монастыря епископ Вениамин (Благонравов) вспоминает[2], что в конце 1863 года для миссионерской деятельности к ним прибыл иеромонах Вениамин из Свияжского Успенского мужского монастыря, прославленного также миссионерской деятельностью. Отправляясь в миссию, отец Вениамин запасся медикаментами, приобрел домашнюю аптечку, что позже принесло ему репутацию лекаря среди инородцев, стекавшихся к нему с разных концов. Но главным послушанием иеромонаха Вениамина было обучать некрещеных инородцев русскому языку и грамоте, а крещеных утверждать в вере. Зная столярное ремесло, он обучал ему и местное население, покупая в Иркутске для этого необходимые инструменты. Проживая одно время в Хабаровске, вел на латыни беседы с английскими миссионерами, посылаемыми в Китай. 3 сентября 1869 года был назначен настоятелем иркутского Вознесенского монастыря с возведением в сан архимандрита. В 1883 году был переведен настоятелем в свияжский Успенский монастырь, в 1899 году вышел на покой, а в 1903 году отошел ко Господу Богу.

В Иркутских епархиальных ведомостях[3] можно прочитать, что в 1872 году при архиерейском богослужении в день Святого Духа преосвященнейшему Парфению сослужили ректор семинарии архимандрит Модест [Стрельбицкий] и настоятель Вознесенского монастыря архимандрит Вениамин.

Там же подробно описано другое замечательное событие – освящение соборного храма Вознесенского монастыря и перенесение мощей святого угодника Божия Иннокентия из Успенской церкви в новый Вознесенский собор[4]. Храм этот строился по инициативе архиепископа Парфения (Попова) и предыдущего настоятеля монастыря – Мартиниана (Муратовского), будущего архиепископа Таврического, три года им занимался и архимандрит Вениамин. В своих письмах преосвященный Вениамин (Благонравов) вспоминает этого скромного монаха: «Архимандрит Вениамин отправил вам службу и акафист святителю Иннокентию. Вот истинный израилитянин, в нем льсти несть, только уж чересчур кроток, так что и послушники плохо слушаются его»[5]. Возможно, что кроткий и нерешительный настоятель такого прославленного монастыря уже позже не совсем устраивал преосвященного Вениамина, архиепископа Иркутского, деятельного и решительного миссионера. В одном из своих писем он описывает причину перехода архимандрита в свияжский монастырь, связанную с желанием преосвященного передать Вознесенский монастырь начальнику Забайкальской миссии. Об этом владыка Вениамин писал митрополиту Исидору (Никольскому), который со временем и смог предложить обоюдно желаемый вариант. «Теперь нашли возможным свияжского архимандрита Ювеналия перевести в Балаклавский монастырь, и отца Вениамина на его место. Свияжский монастырь первоклассный, имеет мощи святого Германа, и архимандрит служит с дикарием и трикарием. Отец Вениамин постриженец свияжского монастыря и был там казначеем. Значит, радость и ему от этого перемещения на родину», – пишет преосвященный Вениамин по этому поводу в 1883 году[6]. На новом месте служения архимандрит Вениамин по мере возможности благоустраивал монастырь: в 1886 году приобрел для монастыря два участка пахотной земли, в 1890 году – три лесных участка, причем два – на берегу Волги. В свободное от богослужебных и административных дел он некоторое время увлекался астрономией, сам сконструировал телескоп, который позже пожертвовал свияжскому городскому училищу. Продолжил он также свою врачебную практику: лечил народ преимущественно гомеопатическими средствами, состоял членом-соревнователем петербургского общества врачей-гомеопатов. Летом к нему стекалось много больных даже из Костромской, Оренбургской и Астраханской губерний[7]. Скромное настоятельское поприще этого монаха завершилось в 1899 году, когда он очень серьезно заболел и был уже на крою смерти, но Бог дал ему еще пожить четыре года на покое в том же монастыре. Здесь же он и почил 23 октября 1903 года (скончался от рака печени).

Новую митру для святителя Иннокентия выполняли насельницы екатеринбургского Новотихвинского первоклассного женского монастыря, где игуменией была в то время Магдалина (Неустроева), подвизавшаяся в монастыре с четырехлетнего возраста. О подвижнической жизни ее, о ее материнской заботе о детях-сиротах сохранились многочисленные воспоминания[8]. Будучи игуменией монастыря с 1858 года до своей смерти в 1892 году, она много потрудилась для его становления и расцвета. Владыке Модесту (Стрельбицкому), пребывающему на Екатеринбургской кафедре в 1877–1878 годах, было предписано епархиальное попечительство об образовании девиц екатеринбургского Новотихвинского женского училища, которое возглавляла также игумения Магдалина. «Попечительницей о сиротах» называли матушку Магдалину, на собственном опыте знавшую горькую учесть детей, потерявших родителей. Переживая, что не все сиротки могут поступить в училище по возрасту и по недостаточности подготовки, она организовала в 1866 году детский приют при монастыре, где девочки получали первичное образование, а потом продолжали свое образование в училище. В. Иконников в своей книге о монастыре описывает некий случай, когда посетившие приют гости спросили одну девочку, не родственница ли ей игумения Магдалина, на что та ответила: «Нет, не родня, а только мама». Действительно, матушка Магдалина все сердце, всю свою любовь отдавала Богу и вверенным ей воспитанницам и насельницам монастыря. Двухклассное училище с 1865 года было преобразовано в четырехклассное, в котором преподавали и географию, и русскую и церковную историю, а в 1880 году училище получило статус епархиального женского училища с шестиклассным курсом обучения, став, таким образом, средним учебным заведением. В монастыре и за его пределами строились храмы, обители, здания училищ. Высоко было поставлено в екатеринбургском монастыре и обучение рукоделиям: послушниц еще в 20–40-е годы XIX века отправляли в наиболее прославленные своими ремесленными традициями обители России. Среди них была и сама Мария Неустроева, посвятившая себя золотошвейному искусству, она еще до своего пострига 23 года изучала его, а позже некоторое время заведовала всеми монастырскими рукоделиями. Впоследствии екатеринбургские рукодельницы обучали насельниц других монастырей и общин епархии. По внутреннему распорядку, по благоустроенности, по благочестию екатеринбургский Новотихвинский монастырь был, без преувеличения, лучшим женским монастырем не только в Пермской епархии, но во всей северной и восточной части России.

Архиепископ Вениамин (Благонравов) – прославленный миссионер, родом из Тамбовской губернии. После окончания Тамбовской духовной семинарии в 1846 году и Казанской духовной академии в 1850 году со степенью магистра 31 октября того же года определен бакалавром той же академии на кафедру церковной истории и 20 ноября рукоположен во иеромонаха. С 1852 года он продолжил служение в академии как помощник инспектора, а 28 ноября 1856 года возведен в сан архимандрита. 21 апреля 1857 года он стал ее профессором, а 21 января 1858 года – инспектором. «По отзыву историка Казанской духовной академии профессора П.В. Знаменского, отец Вениамин в академии отличался талантливостью, редкой любовью к занятиям науками и безукоризненным исполнением всех требований тогдашней строгой дисциплины»[9]. Уже 22 апреля 1858 года он был назначен ректором во вновь открытую Томскую духовную семинарию, где должен был заняться устройством нового учреждения. С 23 августа 1861 года отец Вениамин был ректором Костромской духовной семинарии и настоятелем Богородицкого Песоченского Игрицкого мужского монастыря. 20 мая 1862 года был хиротонисан во епископа Селенгинского, викария Иркутской епархии, назначен начальником Забайкальской духовной миссии и настоятелем Посольского Спаса-Преображенского монастыря. Под руководством владыки Вениамина Забайкальская духовная миссия вступила в новый блестящий период своей деятельности. При нем было обустроено 12 миссионерских станов, где были возведены и церкви. В состав миссии вошло 11 миссионеров: 8 послушников и 3 причетника. Сверх того, выполняли миссионерские обязанности 4 приходских священника. В этот же период прибыл в миссию и иеромонах Вениамин (Грязнов-Никольский) из свияжского монастыря. При резиденции преосвященного Вениамина, в Посольском Спасо-Преображенском монастыре, было открыто миссионерское училище для подготовки способных мальчиков-бурят к миссионерскому служению; такая же подготовка велась и в миссионерских станах. В 1868 году в 12 станах обучалось 23 мальчика, в Посольском училище – 20, из которых впоследствии вышли священно- и церковнослужители и учителя. При Посольском монастыре существовала миссионерская богадельня на 20 человек. В ней помещались больные, престарелые и убогие из новокрещеных с полным содержанием. «Нельзя не удивляться этой необыкновенно энергичной, кипучей деятельности, которую обнаруживал преосвященный Вениамин в устройстве нового для него дела посреди множества затруднений и препятствий, являвшихся со всех сторон, но сила и помощь Божия не оставляла его во всех трудах и скорбях апостольского служения. Он положил добрые, многосторонне и глубоко обдуманные основания для миссионерской деятельности в Забайкалье, и на этих уже готовых основаниях вели в Забайкалье миссионерское дело преемники по управлению миссии», – писал о нем протоиерей А. Никольский[10]. Сам преосвященный Вениамин о своем служении вспоминал: «Многие не испытавшие подвигов миссионерского служения воображают, что не стоит труда обличить нелепость ламаизма, убедить ламаитов к принятию истинной веры Христовой, но ближайшее ознакомление с направлением и суевериями язычников, обитающих в пределах Забайкальской области, достаточно убедило, что христианство нелегко прививается к ним. Слова Христовы: “Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня” (Ин. 6: 44), – почти на каждом шагу убеждают проповедников веры Христовой, как слабы наши силы в деле обращения ламаитов, если Сам Господь не приведет их на путь правый и не просветит их светом Своего Божественного учения. Не всякий примечает явления света Христова; кто только свет мира сего видит, для того темно зрение судеб Божиих, проявляющихся в мире духовном. За 200 лет пред сим дальние сибирские дауры были страною язычества, но Бог повелел быть свету среди тьмы неведения, и бысть свет Святой Троицы – вера христианская сделалась господствующею, грады и веси украсились святыми храмами Божиими, а в наши дни уже самые пустыни Забайкалья оглашаются учением Христовым, и инде уже радуются посещению благодати и цветут яко крин»[11].

Еще в большей степени проявился дар миссионерства владыки, когда он с 31 марта 1873 года стал правящим архиереем Иркутской епархии, на которой пребывал до своей блаженной кончины, последовавшей 2 февраля 1892 года. Обращенных им в Православие язычников насчитывались десятки тысяч.

В связи с просьбой некоторых получить частичку мощей святителя Иннокентия Иркутского, мощи которого никогда не раздроблялись, в одном из своих писем своему «закадычному другу» архиепископу Владимиру (Петрову) владыка Вениамин вспоминает и событие замены митры: «Преосвященный Модест прислал митру на голову его (святителя Иннокентия. – Т.П.) с тем, чтобы находившаяся дотоле на главе святителя митра отдана была ему. Я исполнил его просьбу, одну митру снял, а другую надел и притом усмотрел, что, по крайней мере, от главы святителя решительно нельзя ничего отделить. Покров, бывший на лице его, исполнен был сильного благоухания. Я взял его себе, а отцу настоятелю предоставил покрыть снова лицо другим, новым. Прежняя митра была под покровом, новая на виду»[12].

«Блестящий профессор, умный администратор, ревностный миссионер, – пишет о нем К.В. Харлампович, – преосвященный Вениамин сочетал с этими качествами общественного деятеля прекрасные свойства простоты и сердечности»[13]. «Отчеты преосвященного Вениамина о деятельности сибирских миссий за разные годы представляли собой драгоценные церковно-исторические этюды, без которых невозможно обойтись при изучении состояния сибирской Церкви и сибирского ламаизма. Эти отчеты, а также многие письма архипастыря содержали в себе лучшую научную разработку этого вопроса»[14]. Владыка Вениамин вел обширную переписку не только с людьми духовного звания, но с государственными мужами: с К.П. Победоносцевым, который относился к нему с большим уважением и прислушивался к его мнению, с графом А.П. Игнатьевым и многими другими. Эта переписка красноречиво показывает широкий круг интересов этого иерарха, глубокое понимание многих проблем, высоту духовных качеств в сочетании с той простотой, которая дается ясностью мысли и чистотой души.

Епископ Модест (Стрельбицкий) – почетный член Церковно-археологического общества при Киевской духовной академии, председатель Холмского православного Свято-Богородицкого братства, бывший ректор Иркутской духовной семинарии и редактор «Иркутских епархиальных ведомостей», бывший Екатеринбургский викарий Пермской епархии, известный духовный писатель и любитель церковно-археологических древностей.

Еще будучи ректором Иркутской духовной семинарии, архимандрит Модест, изучая церковную историю Иркутского края и столкнувшись в семинарской библиотеке с некоторыми рукописями XVII и XVIII веков, имеющими непосредственное отношение к Киевской академии, сообщил об этом Церковно-археологическому обществу при КДА, и после официальных запросов 11 документов из них были временно переданы в Киев[15]. В своем поздравительном письме по случаю 50-летней годовщины Киевской духовной академии архимандрит Модест сообщал, как много выпускников академии потрудились и для Иркутской семинарии, у истоков которой стояли святитель Иннокентий (Кульчицкий), Иннокентий (Неронович) и Михаил (Миткевич), при котором школа получила статус семинарии. К этому юбилею Киевской духовной академии были подарены от Иркутской семинарии некоторые книги: «Палинодия» Захария Копыстенского (начальная часть), его же «Книга о вере», «Антапология, или Опровержение апологии Мелетия Смотрицкого» Геласия Диплица [псевдоним Евстафия Киселя], сочинение 1632 года с посвящением Петру Могиле, архимандриту Киево-Печерской лавры[16]. Надо заметить, что, обогащая библиотеку Киевской духовной академии книгами, связанными с унией и ее историей, он помогал православным духовным писателям обоснованно бороться с ней. Известно, что еще Киевский митрополит Евгений (Болховитинов) желал собрать документы по унии, чтобы беспристрастно разобраться в истории ее возникновения. За пожертвование книг по случаю 50-летнего юбилея академии преподано архимандриту Модесту благословение Святейшего Синода от 7 апреля 1870 года, а также получена признательность от Киевской духовной академии. Посещая иркутский Посольский монастырь, архимандрит Модест обнаружил в нем шитую золотом архиерейскую палицу, пожалованную Петром I святителю Иннокентию при назначении его начальником в Пекинскую миссию, и прислал ее в дар киевскому церковно-археологическому обществу. За такое вспоможение 25 декабря 1875 года архимандрит Модест был избран действительным членом церковно-археологического общества при Киевской духовной академии, а в 1877 году он получил диплом на звание почетного члена этого общества.

Находившийся с 1878 года на Холмской кафедре владыка Модест с глубокой болью отмечал бесправное положение православных, главным образом русских людей. Архиепископ Иркутский Вениамин, с которым владыка Модест всегда вел переписку, пишет: «Преосв. Модест, по-видимому, благодушествует, рад и своему миссионерскому служению. Но дело его новой епархии, как мне пишет преосв. Варсонофий [Охотин], плохо, Православие прививается туго, потому что Попель (Маркелл Попель, епископ, предшественник владыки Модеста, бывший униат. – Т.П.) искал только независимости от преосв. Варшавского (Леонтия (Лебединского), архиепископа Холмского и Варшавского, будущего митрополита Московского. – Т.П.) и сам покровительствовал униатству. Преосв. Модест, по собственным его словам, произвел доброе впечатление на народ как архиерей боголюбный, потому что начал службу говением (он приехал 12 февраля), заставил говеть и духовенство, и семинаристов, чего прежде не было, и установил по воскресениям перед литургией чтение акафиста перед Холмской иконой Божией Матери. Благоговение к местной святыне особенно понравилось народу. Преосв. Маркелл покровительствовал исключительно галичанам. Преосв. Модест объявил, что для него все равны»[17].

Хранитель древних церковных памятников, преосвященный Модест при обозрении церквей Холмского края обращал преимущественное внимание на священные памятники старины как внешние показатели древности Православия в крае и старался сберечь их от всяких переделок и искажений. Для оживления духа Православия в краю преосвященный возобновил повсеместно крестные ходы, сплачивающие народ, вселяющие в них уверенность. «Пречистая Дева, Мати русскаго краю! Як на небе, так и на земле Тя величаю!» – любимая песня южнорусского народа – сопровождала эти шествия, вызывая слезы умиления не только у православных, но и у униатов. В 1879 году преосвященный Модест, при поддержке архиепископа Леонтия, восстановил Холмское православное Свято-Богородицкое братство, призванное к ослаблению вредного влияния на русский народ польско-латинской пропаганды, к укреплению Православия на этой земле, к развитию национального самосознания. Подписка для сбора добровольных пожертвований была открыта 8 сентября 1879 года, и в ней участвовали не только местное население, но и жертвователи центральной России и Сибири. Членами этого общества были и архимандрит иркутского Вознесенского монастыря Вениамин, и игумения екатеринбургского монастыря Магдалина. Из полезных мер братства можно особо отметить издание Холмского народного календаря, заменившего польский с его католическим уклоном, и Богогласника. Издания эти раздавались бесплатно.

Ратуя за утверждение Православия, особенно на Холмской Руси и Волыни, владыка старался обогатить церковно-исторический кругозор своей паствы, подкрепляя его приобретением наглядных церковно-исторических ценностей сначала для археологического музея Киева, а затем для Холмской и Волынской епархии. В 1881 году, в год описываемого события, епископ Модест издает свой капитальный труд – «О древнейшем существовании Православия и русской народности в Галиции, губерниях Люблинской, Седлецкой и других местностях Привислянскаго края», посвященный русскому народу Холмской Руси, где доказывает древнее существование и Православия, и русского народа в этом крае. Владыка Вениамин так отозвался об этом труде преосвященного Модеста и о его новом месте служения: «От преосв. Модеста получил я книжку о Православии и русской народности в православном (Привислинском) крае. Книжка эта свидетельствует, что он попал совершенно на свое место. Там его родина, там воспитывался он и служил, и тамошние нравы и обычаи досконально ему известны, а его набожность располагает к нему тамошний народ несравненно больше, чем хитрая политика его предместника. Но пришлось ему понести и тяжелый крест: многие ночи спать не мог от душевного беспокойства. За то Победоносцев, бывший в том краю и проведший у него в доме два дня, остался им вполне доволен и положение дела нашел совсем не таким, как передавали враги Православия»[18].

Родом из Каменец-Подольской губернии, владыка много потрудился в разных уголках России. На всех местах своего служения преосвященный Модест оставлял о себе память как ученого и трудолюбивого пастыря, много потрудившегося для просвещения как православных, так и оказавшихся отошедшими от Православной Церкви, будь то униаты или староверы, которых возвращал в лоно Православной Церкви. Постоянно издавая свои книги по истории мест, где ему доводилось служить, владыка Модест, заботясь о просвещении, часто жертвовал эти книги монастырям, учебным заведениям, приходам. Не случайно владыка Вениамин (Благонравов), знавший преосвященного Модеста еще в бытность его ректором Иркутской семинарии (владыка Вениамин был тогда викарием Иркутской епархии), постарался выполнить просьбу владыки Модеста, фактически сводившуюся к приобретению дорогой для него святыни – митры, почивавшей долгие годы на святительской главе Иркутского чудотворца. Благоговейное отношение к святыням и особое попечение к их приобретению, думается, у преосвященного Модеста возникло еще в детстве, о чем хотелось бы вспомнить.

В возрасте шести лет отрока Даниила (мирское имя владыки) по Божиему попущению парализовало, когда он был на всенощной в холодном храме в новогоднюю ночь. Он лишился возможности говорить, двигать правой рукой и ногой. «По-видимому, от простуды я впал в болезнь, от которой никакие врачебные пособия не могли исцелить меня, – вспоминал позже владыка. – Безгласного и неподвижного, меня уже обрекли на смерть. В такой беспомощности родитель мой принес меня в местный храм, положил перед чудотворную иконою Богоматери и по совершении литургии произнес пред святой иконою обет о мне в следующих словах: “Матерь Божия! Исцели сына моего. Если выздоровеет, я отдаю его Тебе на служение”… Вечером того же дня я, дотоле безгласный и неподвижный, стал говорить и действовать»[19]. Позже отец его, священник Константин, после смерти своей супруги – матери владыки, также принял монашеский постриг, с именем Карп, и отошел ко Господу в чине иеромонаха. Чудотворная икона, названная «Зиновинская» – по селу, где родился и жил владыка и где произошло чудо его исцеления, многим сейчас известна. Всю жизнь владыка сохранял в сердце своем память о неизреченной милости Богоматери, даровавшей ему чудесное исцеление. К концу жизни владыка построил замечательный храм в родном селе, посвятив его Живоначальной Троице, куда и была помещена чудотворная Зиновинская икона Божией Матери. Сам владыка до конца своих дней хранил при себе список чудотворного образа, который после его смерти был передан храму.

Духовному опыту преосвященного Модеста доверяли многие владыки и, уж конечно, его собственная паства. Многие колеблющиеся между Православием и унией были возвращены в лоно Православной Церкви этим благоговейным святителем. Благословленный с детства служению Богу и Церкви, преосвященный Модест был преисполнен веры, мудрости, тонкого понимания воли Божией.

Скончался архиепископ Модест на 79-м году жизни, находясь на Волынской кафедре, 13 апреля 1902 года, и погребен в Почаевской Успенской лавре.

И, наконец, несколько слов о святителе и чудотворце Иннокентии. Святитель Иннокентий (Кульчицкий или Кольчицкий) происходил из древнего рода волынских дворян, которые упоминаются около 1617 года в числе членов Луцкого Крестовоздвиженского братства как ревнители Православия. В половине XVII века род Кульчицких в числе других знаменитых переселенцев (предки Феодосия Углицкого, предки Стефана Яворского) перешел на жительство в Заднепровскую Украину (нынешняя Черниговская епархия) из-за притеснений православных на Волыни. Изучая житие Иркутского святителя, преосвященный Филарет (Гумилевский) сообщает, что, по преданию, Иоанна (мирское имя святителя Иннокентия) перевез в черниговские земли его дядя. Окончив Киевскую духовную академию и послужив немало в Москве, Санкт-Петербурге, в Ревеле (Таллине), Божиим Промыслом этот ревнитель благочестия был направлен в далекую Иркутскую землю, где прославился как светильник и предстатель за свою паству пред Господом. Как видно, и после своей смерти не оставлял он православный народ, будь то ставший родным народ северных земель России или Малороссии, и с его особого попечения некоторые святыни, с ним связанные, оказались и в Киеве, и в Холмских землях, и на Волыни.

После знакомства с участниками этого события становится очевидным, что все они хорошо знали друг друга многие годы, вели переписку, помогали и поддерживали друг друга, чем могли, имели общность в своем стремлении служить Богу и Православной Церкви каждый по данной ему благодати. И кажется промыслительной просьба владыки Модеста, желавшего и украсить главу Иркутского святитель новой митрой, и приобрести старую митру святителя, которого, несомненно, почитали в Малороссии не только как чудотворца и молитвенника, но и как своего земляка. Несомненно также, что это было богоугодное дело, угодное и для святителя Иннокентия, не оставлявшего православных людей Малороссии в своих молениях перед Господом Богом.

Братия монастыря не случайно оттягивала возложение новой митры на главу святителя. Даже поторопившись к приезду владыки Вениамина (Благонравова), архиепископа Иркутского, наконец выполнить возложенное на них поручение, они не смогли приблизиться к раке святого угодника Божия, пораженные неописуемым страхом. И только присутствие владыки Вениамина и преподанный им братии монастыря уровень благочестия, необходимый при выполнение такой почетной миссии, смогли сделать так, что старая митра была легко заменена на новую. Из описания этого события самим владыкой создается впечатление, что он со святителем как бы на «ты». При благоговейном отношении к святому он не сомневается в правильности своих действий, не сомневается в богоугодности передачи старой митры как святыни для владыки Модеста, и его уверенность не посрамляется. Более того, то, что не заметили братия монастыря – благоухание покрова, было открыто владыке. Неубедительные аргументы настоятеля монастыря архимандрита Вениамина о невозможности заменить митру, высказанные им вначале и выглядевшие надуманными, скорее, связаны с нерешительностью и робостью этого монаха. И именно ему с братией было показано их недостоинство заменить святительскую митру, возможно, за их нерадение в этом богоугодном деле, за их сомнение в милосердии Божием, за отсутствие дерзновения. Правда, прощение они получили уже на следующий день.

Мощи, к которым не дерзнули прикоснуться иноки, после революции служители безбожной власти беспрепятственно в 1921 году подвергли осквернению. 11 января 1921 года было «нетленное тело обнажено и оставлено в храме открытым… храм охраняется военным караулом, в марте того же года мощи увезены из Иркутска»[20]. Обнаженные мощи святителя были выставлены в Москве на специально организованной выставке с табличкой «Сибирская мумия», а позже перевезены в Ярославль, где хранились в музее. Лишь 2 сентября 1990 года они были возвращены из Ярославля на иркутскую землю, так что в настоящее время мощи святителя Иннокентия находятся в Знаменском соборе Иркутска.

Бог не оставляет своих избранных. «Всяку розгу, о мне не творящую плода, измет ю: и всяку творящую плод, отребит ю, да множайший плод принесе» (Ин. 15: 2). Пришедшая власть хотела посрамить Церковь, разоблачить и опозорить, но посрамлена была сама, а благоговейное отношение к мощам и другим святыням сохранилось и умножилось.

Святитель и чудотворец Иннокентий Иркутский, моли Бога о нас!