Лжедимитрий как Антихрист

Художник Карл Вениг. Последние минуты Дмитрия Самозванца. 1879

Тему Самозванца и самозванства в той или иной мере затрагивает целый ряд памятников: «Извет» старца Варлаама, «Житие царевича Димитрия Угличского», «Иное сказание», «Сказание» Авраамия Палицына, «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства», «Временник» Ивана Тимофеева, «Повесть…» И.М. Катырева-Ростовского, «Сказание о Гришке Отрепьеве», «Словеса дней и царей и святителей Московских» Ивана Хворостинина, «Новый летописец», «Хронограф» 1617 года, «Летописная книга» С.И. Шаховского^[3].

Из данных этих источников мы можем составить следующий образ.

Самозванец сравнивается с Юлианом Отступником: «Глаголаша же о нем мнози, яко по всему уподобитися ему нравом и делы скверному законопреступнику, нечестивому мучителю царю Иулиану…»; «…царю Иулиану, иже с бесы». И это не случайно. На Руси так называемую «Повесть о Юлиане»^[4] знали. Образ Отступника применительно к Самозванцу был весьма актуален: с точки зрения древнерусских авторов, Самозванец совершает тройное отступничество – от своего священного сана (пусть и скромного диаконского), от монашества и от православной веры^[5]. Характерно, что в текстах присутствуют разные варианты его вероотступничества: если в «Житии царевича Димитрия Угличского», «Сказании» и других памятниках Самозванец обвиняется в латинстве («И своя богомерзкая папежская учинити»^[6]), то автор «Плача о пленении и конечном разорении Московского государства» говорит о его приверженности «Люторовой ереси»^[7] – очевидно, его автор обладал достаточной осведомленностью и знал о засилье лютеран в окружении Лжедимитрия^[8].

В некоторых произведениях ставится вопрос: что привело Самозванца к отступничеству? В «Хронографе» 1617 года этот поступок объясняется явлением «темномудрого духа»: «Предста ему темномудрый дух и вложи в сердце енекими бсновательнми мечты развратное помышление, во еже убо назватися ему царскою отраслию, царевичем Димитрием Ивановичем Углецким»^[9]. Отметим, что в повествовании о Юлиане Отступнике и его предательство христианства, и его действия в дальнейшем определяются демонским вмешательством; более того, Юлиан заключает договор, скрепленный человеческим жертвоприношением^[10]. А в народной традиции сложилась легенда, схожая с западноевропейской легендой о Фаусте, – о том, как Гришка заключил с дьяволом договор, подписав его кровью, по условиям которого он взамен проданной души получал Московское царство^[11].

В памятниках литературы начала XVII века мы еще не находим сюжета о договоре с дьяволом, но они с уверенностью говорят о причастности Самозванца к колдовству. Так, в «Хронографе», например, читаем, что Самозванец научился «языку польску и волхованию цыганскому». Заметим, что в «Повести о Юлиане» Отступник постоянно занимается гаданиями и волхованием, в том числе и распарывая животы беременным женщинам.

Между тем в Новом Завете с магией неразрывно связан Антихрист. Его alter ego-лжепророк – величайший колдун, который «творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми» (см.: Откр. 13: 13) и «которого пришествие будет, по действию сатаны, со всякою силою и знамениями и чудесами ложными» (2 Фес. 2: 9).

Иван Тимофеев во «Временнике» недвусмысленно называет Лжедимитрия сатаной и антихристом во плоти^[12], и при этом добавляет весьма значимые слова: «…себе самаго бесом жертву принес». Согласно Новому Завету и церковному вероучению, Христос принес Себя Самого в жертву Отцу за грехи мира (см.: Евр. 9: 11–15)^[13], а мученик становится жертвой ради Христа^[14] и соединяется со Христом. Следовательно, тот, кто становится жертвой бесам, является антихристом во плоти и сосудом диавольским. Из истории Юлиана явствует, что после принесения им жертвы бесам, Дух Божий отступил от него и дух диавольский всецело овладел им^[15].

В Самозванце проявляются следующие черты Антихриста. Во-первых, это постоянная ложь и коварство: «Нравом лукав и скверноумен… и исполнен всякого пронырства лукаваго и беснования»^[16]. Во-вторых, он кровожаден и злобен: «Ядовит злобою аки смертодыхтелная сокрпия, яже зрением уморяа многия»^[17]. Образ скорпия, возможно, связан с апокалиптической саранчой, которая в конце времен должна будет мучить жителей земли страшными муками (см.: Откр. 9: 1–12). В «Хронографе» Самозванец назван «кровоядный лвичный щонок» – это образ, скорее всего, связан с псалмом 16^[18]. Самозванец сравнивается и с «мерзоядным вепрем из дубравы многодревныя, который на Московское государство наскочи»^[19].

В-третьих, распутство Самозванца. Иван Тимофеев достаточно осторожно описывает его поступок с Ксенией Годуновой, но из контекста явствует, что вряд ли она избежала насилия^[20].

Наконец, это зловерие Лжедимитрия, более всего сближающее Самозванца с Антихристом церковного предания, а одним из проявлений этого зловерия стало осквернение Успенского собора через незаконный (с православной церковной точки зрения) брак с некрещеной еретичкой Мариной Мнишек. Характерно наименование Успенского храма «святой соборной и апостольской церковью». Это не только цитата из Символа веры, но и аллюзия на церковь Святого Сиона в Иерусалиме – матерь всех церквей, храмовым праздником которой позднее стал праздник Успения Богородицы^[21]. Соответственно, если, по мысли московских авторов начала ХVII века, Русь осталась единственным оплотом Православия, то Самозванец повел себя как Антихрист, осквернив новый Сион – Успенский собор Кремля, и на нем исполнились слова апостола Павла: «Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Фес. 2: 4).

Сама насильственная и «нелепая смерть» Самозванца должна была напомнить русскому человеку гибель Юлиана Отступника и конец Антихриста одновременно. В этом смысле интересна «Притча о царском сыне, принявшем монашество», содержащаяся во «Временнике» Ивана Тимофеева, в которой тело грешного царевича, принявшего монашество, а затем отрекшегося, растаяло без следа. В этом могли видеть аналогию с уничтожением тела Самозванца.

Как видим, Самозванец – второй Юлиан Отступник, второй Антихрист, погибающий жалкой смертью и исчезающий без следа.