Царьград, который перестал царствовать. Часть 2

Избрание на Киевскую митрополию Климента Смолятича. Миниатюра Лицевого летописного свода. Голицынский том. 2-я пол. XVI в.

Рукоположение Климента Смолятича стало вторым случаем в истории Русской Церкви, когда природный русский был избран ее предстоятелем. Показательно, что немногим ранее, в 1143 году, главой Охридской архиепископии Иоанном Комнином была предпринята попытка обосновать особое положение этой церковной организации и заявить ее большую самостоятельность от Константинополя. Ниточка из Болгарии могла протянуться и на Русь. Весьма символично, что хиротония Климента состоялась в год основания города Москвы^[2], будущей столицы единого Русского государства, будущего кафедрального города митрополитов всея Руси, в котором через 300 лет провозгласят автокефалию Русской Православной Церкви и который еще через некоторое время объявят Третьим Римом, первым и единственным вплоть до скончания мира преемником Царьграда-Константинополя.

Однако обстоятельства рукоположения Климента Смолятича серьезно отличались от обстоятельств поставления митрополита Илариона столетием раньше. Если о противниках самостоятельной, в обход Константинополя, хиротонии митрополита Илариона на Руси ничего не известно, то в случае с Климентом речь может идти не только о противниках рукоположения, но и о деятельном «движении сопротивления» уже избранному митрополиту. Историками отмечено, что сторонниками поставления Климента Смолятича являлись исключительно епископы Южной Руси, то есть архиереи тех епархий, которые располагались на территориях, в политическом отношении подчиненных великому князю киевскому Изяславу Мстиславичу. И в дальнейшем именно они признавали права Климента, в то время как в других русских землях (четыре епархии) самовольно избранный митрополит считался нелегитимным. Наиболее рьяными противниками Климента Смолятича стали владыки Нифонт Новгородский и Мануил Смоленский. Например, владыка Нифонт не только не участвовал в хиротонии ставленника Изяслава Мстиславича, но и наотрез отказался сослужить с Климентом и даже поминать его во время богослужений, за что был вызван митрополитом в Киев и некоторое время находился под стражей в Киево-Печерском монастыре. К Новгородскому и Смоленскому архиереям примкнул Косма Полоцкий. Скорее всего, и Нестор Ростовский, о котором сохранились крайне скудные сведения, также не признавал Климента.

Противниками ставленника Изяслава Мстиславича являлись представители не только церковных, но и светских кругов. Наиболее заметным среди них был князь Ростово-Суздальской земли Юрий Долгорукий. Именно он освободил Нифонта Новгородского из заточения, когда в 1149 году после победы в битве под Переяславлем Южным захватил Киев и изгнал из «матери городов русских» Изяслава Мстиславича и митрополита Климента. Стоит отметить, что, скорее всего, мотив поведения Ростово-Суздальского князя в отношении Климента Смолятича определялся, главным образом, политической конъюнктурой, а не соображениями соблюдения церковных традиций. В первую очередь, Юрий Долгорукий, одержимый идеей княжения в Киеве, являлся главой коалиции противников Изяслава Мстиславича. Митрополит-ставленник заклятого соперника естественным образом не мог быть принят Юрием Долгоруким. Кроме того, заявляя свою непримиримую позицию в отношении Климента, Юрий Долгорукий мог рассчитывать на поддержку из Византии.

Однако политический и церковный триумф Юрия Долгорукого в 1149 году был кратковременным. Вот как описывает дальнейшие события высокопреосвященный Макарий (Булгаков): «Недолго продолжалось и это: Изяслав снова вошел в Киев и привел с собою Климента, который и продолжал оставаться на митрополитской кафедре не только до смерти Изяслава (13 ноября 1154 г.), но и при преемнике его Ростиславе, пока не сделался великим князем киевским Юрий Долгорукий (20 марта 1155 г.). Тогда немедленно дано было знать в Константинополь, что в Киеве готовы принять нового митрополита от патриарха, а Климент был изгнан во Владимир Волынский вместе с детьми покойного Изяслава. Патриарх не замедлил избрать и поставить для России митрополитом Константина».

Но с приездом Константина смута в Русской Церкви не улеглась, наоборот, разгорелась с новой силой. И в этом очередное отличие ситуации середины XII века от событий, произошедших столетием ранее в связи с рукоположением митрополита Илариона: тогда, насколько известно, замещение Илариона митрополитом Ефремом не вызвало ни сколько-нибудь значительных протестов в Киевском государстве, ни образования партии сторонников первого этнического русского главы митрополичьей кафедры «всея Руси». К концу же 1150-х годов в Русской Церкви было два предстоятеля, каждый из которых не признавал другого, имел своих сторонников и претендовал на титул митрополита всея Руси. На стороне грека Константина, кроме могущественной, но удаленной Византии, выступил претендовавший на киевский престол князь смоленский Ростислав Мстиславич, уже успевший побывать великим князем киевским после смерти Изяслава и до обретения власти Юрием Долгоруким. Климента Смолятича по-прежнему поддерживали Изяславичи – дети Изяслава Мстиславича. Довольно отчетливо проявилась в это время и позиция некоторых городов, вернее, их политической верхушки и влиятельного духовенства. Так, недовольство митрополитом Константином было характерно для паствы Переяславля Южного.

Церковная смута на Руси даже вышла за пределы непосредственной проблемы признания первоиерарха: в периоды нестроений противоречия обнажаются особенно остро. Так, в 1156 году, наверняка используя церковный разлад в верхах митрополии, новгородцы впервые самостоятельно избирают преемника вместо умершего епископа Нифонта – Аркадия, который затем рукополагается митрополитом Константином. С тех пор самостоятельное избрание архиерея (рукоположение избранника оставалось за митрополитами) становится постоянной особенностью новгородской кафедры вплоть до эпохи правления Ивана III, покончившего с новгородской независимостью и в политических, и в церковных вопросах.

В Ростове случались не менее примечательные происшествия. В 1157 году ростовцы изгнали епископа Нестора, недовольные его строгим увещеванием по поводу постов в среду и пятницу. В 1159 году та же участь за еще более принципиальную позицию в отношении однодневных постов постигает Ростовского епископа Леонтия, которого «до кучи» обвинили в поборах по отношению к церквям и духовенству. И совсем уже радикальный церковно-политический шаг задумал князь суздальской земли Андрей Боголюбский, решивший в начале 1160-х сделать свою новую столицу, город Владимир, не только общерусским политическим, но и духовным центром путем создания здесь самостоятельной митрополичьей кафедры. Гонцы Боголюбского отправились непосредственно в Константинополь…

Ни митрополит Константин, скончавшийся в 1159 году, ни его преемник, новый византийский ставленник Феодор, ушедший из жизни, по всей видимости, в 1162 году, не смогли справиться со смутой в митрополии. Ко всему прочему великий князь Ростислав после смерти митрополита Феодора, в течение нескольких лет до того не признававший Климента Смолятича, вновь склонился в сторону его признания. В Константинополе, видя, что простая смена первоиерархов не только не способствует прекращению смуты, но лишь подливает масла в огонь, решили прибегнуть к «тяжелой артиллерии» в виде императорского вмешательства: как справедливо отмечает исследователь С.А. Иванов, «за пределами имперских границ сцепленность политических и религиозных задач Византии была непреложным фактом». Вместе с новым митрополитом-греком Иоанном на Русь прибывают имперские посланцы, разумеется, с богатыми дарами. Великий князь поддается на увещевания, принимает митрополита Иоанна, хотя и пытается добиться на будущее известной автономии в вопросе выбора первоиерархов. Однако дипломатическое искусство греков – то, что воспринималось на Руси как пресловутая хитрость и за что греков здесь недолюбливали в первую очередь, – велико. Наверное, Ростиславу было в обтекаемых формулировках обещано многое, но в конце концов его просьба осталась неудовлетворенной – все вернулось на круги своя. «Добро» торжествовало, «порок» был наказан: митрополиты «всея Руси» снова избирались и рукополагались отнюдь не на Руси, инициатива Андрея Боголюбского о создании митрополии во Владимире отклонена, «проблемные» архиерейские кафедры успокоены: епископия Новгородская стала архиепископией, возвращенный из изгнания Леонтий Ростовский получил личный архиепископский сан (без распространения на преемников). А о дальнейшей судьбе Климента Смолятича ничего не известно…

Век XIII явился особым, переломным и для истории Византии и для истории Руси, принеся серьезные изменения в жизни как обоих государств, так и обеих Церквей. С небольшим, меньше чем в четыре десятилетия, промежутком произошли катастрофические события, потрясшие две православные державы. Первая катастрофа разразилась над Византийской империей.

13 апреля 1204 года западноевропейскими рыцарями, участниками IV крестового похода, организованного папой Римским Иннокентием III, был захвачен и разграблен Константинополь. По Византии был нанесен сильнейший удар: греческая империя «ромеев» перестала существовать; ее стольный град, Константинополь, оказался столицей очередного государства крестоносцев – Латинской Романии; новый патриарх Константинополя, венецианец Фома Морозини, был назначен римской курией. Правивший предстоятель Константинопольской Церкви, патриарх Иоанн Х, эмигрировал в Болгарию, а его преемник Михаил Авториан был избран на патриарший престол в 1208 году в Никее – одном из крупнейших греческих центров, образовавшихся после распада империи. С тех пор и до 1261 года, когда никейский император Михаил Палеолог освободил Константинополь и восстановил Византийскую империю, центр патриаршества находился в Никее. Именно патриархи Никеи были признаны православным миром, в том числе на Руси, в качестве истинных преемников патриархов, священнодействовавших в Константинополе. Считалось, что они находятся там в изгнании.

В период между концом 1237 – весной 1241 года невиданный доселе разгром ожидал и Русь. Многоликая и многоязычная орда, костяк которой составляли монголы, возглавляемые ханом Батыем, внуком и преемником знаменитого Чингисхана, прошел сметающей лавиной практически по всем землям, крупным и малым городам некогда единого Киевского государства, а ныне пестрого соцветия самостоятельных княжеств. Православные храмы сначала были разграблены, а потом запылали, пожираемые неразборчивым огнем. Это в дальнейшем по-язычески веротерпимые монголы, боявшиеся разгневать очередного для них Бога, на этот раз христианского, не только старались не причинять бед Русской Церкви, но и поставили ее отчасти в привилегированное положение по сравнению с другими институтами русского Средневековья. Пока же в пылу завоевания доставалось всем и вся… Разгром Руси действительно был всеобъемлющим и стал своеобразной точкой отсчета, разделителем между эпохами. Немудрено, что впоследствии складывается традиция делить русскую историю Средневековья на домонгольскую и после монгольского завоевания…

Князь Даниил Романович Галицкий, захвативший Киев накануне нашествия и сумевший удержать его в своих руках впоследствии, оказался той политической силой, которая могла влиять на замещение высшего поста Русской Церкви – главы митрополичьей кафедры. В 1242 или 1243 году вдовствующую кафедру (ее предстоятель Иосиф исчез: он либо уехал из Руси в преддверии нашествия, либо погиб во время падения Киева в 1240 году, хотя известные источники не содержат сведений о его смерти) по инициативе Даниила Романовича в третий раз в ее истории занимает русский по крови – митрополит Кирилл. Впервые за уже длительный период русско-греческих церковных взаимоотношений избрание этнического русского, да еще самостоятельно проведенное великим князем, не только не привело к каким-либо обострениям, но и было поддержано Патриархатом. Конечно же, тому причина – непростые условия, в которых оказались и Русь, и Византия в XIII столетии.

Следует сказать, что знаменательное для истории Русской Церкви согласие патриарха на кандидатуру Кирилла, оформленное его рукоположением на митрополию «всея Руси» около 1246/1247 года, явилось в условиях того времени весьма и весьма незначительной уступкой со стороны Патриархии. Куда более заметные уступки были сделаны патриархами Константинопольскими, восседавшими в Никее, в отношении Сербии и Болгарии. Так, в 1219 году одновременно с рукоположением святителя Саввы признается автокефалия Сербской Православной Церкви, а в 1235 году в патриаршее достоинство возводится Иоаким Тырновский, что означало юридическое признание самостоятельности Болгарской Церкви.

Однако в дальнейшем отношения между Константинопольской и Русской Церквами стали осложняться – очевидно, такова диалектика церковной истории: чем более сильными становятся дочерние Церкви, а также политические силы, действующие вокруг них и на них, тем более растет их движение в сторону независимости от Матери-Церкви, каким бы авторитетом та ни располагала. Подробный, обстоятельный анализ русско-греческих церковных отношений с конца XIII по конец XIV веков проведен протоиереем Иоанном Мейендорфом в исследовании «Византия и Московская Русь» («Byzantium and the Rise of Russia»)^[3]. Этот период, точнее, хронологически чуть больший – от митрополита Кирилла до митрополита Ионы, – высокопреосвященным Макарием назван «переходным в истории собственной нашей митрополии».