Царьград, который перестал царствовать. Часть 1

Крещение святого князя Владимира

Начала Русской Церкви уходят в эпоху Крещения Руси и так же, как Крещение, неразрывно связаны с именем киевского князя Владимира Святославича. Личное принятие равноапостольным Владимиром восточного христианства, Православия, из Византии продолжилось распространением новой религии в качестве государственной для всей Киевской державы, закономерным следствием чего стало и утверждение новой Церкви – Русской Православной. Традиционная дата Крещения Руси (точнее – ряд событий, ознаменовавших начало перехода к христианству), отраженная в «Повести временных лет», – 988 год, – нынешним уровнем исторического знания несколько корректируется.

В соответствии с реконструкцией современного авторитетного исследователя А.В. Назаренко, в 987 году император Византии Василий II обратился к Владимиру Святославичу за военной помощью, поскольку империя была охвачена мятежом полководца Фоки Варды, пользовавшегося большим сочувствием населения, а правящая династия не могла организовать достаточного сопротивления. Союз между Василием II и Владимиром был заключен, при этом условием его становилась женитьба Владимира на сестре Василия II Анне и, как необходимое условие брака, принятие Владимиром христианства. В первой половине 988 года Владимир принял святое крещение с именем Василий. Летом 988 года он отправил в Византию шеститысячное русское войско, которое в январе–апреле 989 года помогло Василию II нанести решительное поражение мятежникам. Однако византийский император передумал выдавать свою сестру за «варвара», результатом чего стал поход Владимира на Корсунь (Херсонес) – крупнейший провинциальный центр Византийской империи в Северном Причерноморье. Херсонес был захвачен, и Василию II не оставалось ничего иного, как исполнить свое обязательство. Анна прибыла в Корсунь, где состоялось ее бракосочетание с князем Владимиром, после чего Владимир отправился в Киев (не позднее весны 990 года). Сразу по возвращении в Киев Владимир предпринимает первые шаги по христианизации Руси: массовое крещение киевлян греческими священниками из Херсонеса и Константинополя, разрушение языческих святилищ. Вскоре массовые крещения проходят в других городах Руси (непосредственные указания на это есть относительно Новгорода).

Между тем и без того довольно скудные источники содержат определенные противоречия, касающиеся свидетельств об организации собственной Церкви (кафедры митрополитов) на Руси в эти годы. Еще высокопреосвященный Макарий (Булгаков), автор капитальной «Истории Русской Церкви», в середине XIX века отмечал, «что история нашей первой иерархии довольно темна и неопределенна». Некоторые исследователи, как отечественные, так и зарубежные, даже выдвигали гипотезы о первоначальном подчинении приходов на территориях Киевского государства какой-либо из ближайших епархий Константинопольского Патриархата, в частности, Тмутараканской архиепископии, а возникновение митрополии «всея Руси» относилось ими только ко второй четверти XI века. Однако новейшие исследования, среди которых особое место занимает изучение перечней митрополий Патриархии Константинопольской, показали, что рождение Русской Церкви следует относить уже к первым годам христианизации равноапостольного Владимира. Более того, можно считать вполне доказанным образование митрополии «всея Руси» не позднее 997 года.

Здесь следует сделать одну существенную оговорку. У эпохального события – Крещения, которое заложило фундамент широкого распространения христианства на Руси и явилось краеугольным камнем в основании Русской Церкви, есть предыстория, также отразившаяся на церковном строительстве в период Древней Руси. Сейчас уже с определенной точностью можно говорить о попытке установления епархии на Руси, предпринятой еще в середине IX века, во время первого предстоятельства Константинопольского патриарха Фотия (858–867). Так, без малого за полтора столетия до принятия христианства святым князем Владимиром, на Русь были отправлены епископ и духовенство, началась проповедь. Возможно, данную попытку, названную учеными «первым крещением», следует рассматривать в одной связи с усилением миссионерской деятельности Византии по отношению к соседям-славянам в 860–870-е годы: именно в это время в Великой Моравии миссионерствуют равноапостольные Кирилл и Мефодий, принимает крещение правитель Болгарии Борис, константинопольское влияние простерлось в Сербию и Далмацию. Однако какого-либо значительного результата попытка утверждения христианства и церковной организации, предпринятая Константинополем, на землях восточных славян не имела. Русская епархия патриарха Фотия канула в лету, и никакой прямой преемственности между нею и митрополией «всея Руси», возникшей в конце Х века, не существует. Поэтому стремления некоторых исследователей «удревнить» возраст Русской Церкви еще на 120–130 лет, связать ее начала с «первым крещением» не основательны. По крайней мере, при современном состоянии исторического знания. (Я имею в виду непрерывную историю Русской Церкви. Сама же попытка христианской проповеди на Руси во второй половине IX века, безусловно, является неотъемлемой частью ее церковной истории.)

Вернемся к византийско-русским отношения после 988 года.

Об огромном влиянии, которое оказывалось Константинополем на молодую Русскую Церковь, шире – о византийском влиянии на Русь в целом, хорошо известно. «Великой преемственностью» называл дальнейшее развитие Руси после принятия христианства историк искусства Л.Д. Любимов. Академик Д.С. Лихачев вовсе считал слово «влияние» слабо отражающим действительное значение Византии в истории Руси: «Во многих случаях поэтому правильнее говорить не о “влиянии” отдельных культурных явлений Византии, а о переносе этих явлений». А крупнейший византинист современности сэр Димитрий Оболенский дал одной из главнейших своих книг название «Византийское содружество наций» («The Byzantine Commonwealth: Eastern Europe 500–1453». London, 1971), подчеркивая роль, которую сыграла Византия в развитии Восточной Европы^[1]. Между тем религиозное и культурное воздействие Византии имело и свое политическое преломление.

Естественная церковная зависимость от Константинопольской Патриархии, в соответствии с византийскими взглядами на природу императорской власти и предназначение Византии в мире, подразумевала включение Руси в круг влияния царствующего града Константинополя, государи которого объявляли себя правителями ойкумены. Божественное происхождение императорской власти было фундаментальным принципом византийской политической идеологии и оставалось непоколебимым на протяжении всей истории империи, несмотря на изменения насыщенности религиозной составляющей. Претензии василевсов на господство в христианском мире, к которому теперь относилась и Русь, к тому же подкреплялись еще не изжитом в глазах византийцев положением Руси как «варварской» страны. Одновременно древнерусские князья вполне осознавали авторитет византийских императоров, признавая его выходящим за политические границы империи. Представление о том, что «царство ромеев и святейшая Великая Церковь есть источник всякого благочестия и училище законодательства и освящения»^[2], прочно входило в сознание широких слоев населения Древней Руси и, разумеется, в первую очередь, ее политической элиты.

Однако осознание на Руси того высокого – и в сакральном и в конкретно-историческом смысле – положения, которое занимал Константинополь, происходило одновременно с бурным, чрезвычайно быстрым ростом собственного самосознания. Эта особенность духовного и культурного развития Киевского государства отразилась уже в первом известном самостоятельном произведении древнерусской литературы – созданном между 1037–1050 годами «Слове о законе и благодати» будущего митрополита «всея Руси» Илариона. Для «Слова» характерны одновременно и чувство единения всех христиан мира, единения, основанного равноапостольным Константином («Он с материю своею Еленою крест от Иерусалима принесъша и по всему миру своему раславъша, веру утвердиста»), и ярко выраженные любовь и преданность к собственной христианской стране: например, прославляя равноапостольного Владимира, Иларион подчеркивает, что он «не в худе бо и неведоме земли владычьствоваша, но в Руське, яже ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли».

Одновременно с ростом собственного самосознания укреплялся международный авторитет Руси. Мощнейший рывок Киевской державы, превращение ее в полноправного и, главное, могущественного субъекта международных отношений пришелся на годы правления Ярослава Мудрого, сына равноапостольного Владимира. Новые позиции древнерусского государства влияли и на статус Церкви. Так, в 1051 году, впервые за уже более чем полувековую историю, во главе митрополии «всея Руси» становится этнический русский предстоятель – Иларион.

О жизни митрополита Илариона известно немного. Уже до поставления в митрополиты о нем, иеромонахе («мних и пресвитер» – напишет о себе впоследствии сам святитель), шла слава как о книжнике, постнике и молитвеннике, выкопавшем на крутых киевских холмах пещеру для уединенных духовных подвигов – в том месте, где немногим позднее возникнет Киево-Печерский монастырь. Очевидно и то, что он был последовательным сторонником Ярослава Мудрого. При деятельном участии Илариона великий князь Ярослав в знаменитом «Уставе о церковных судах» приспособил к древнерусской действительности нормы византийского канонического права. (У исследователей до сих пор нет единого мнения о времени возникновении Устава, однако очевидно, что, как минимум, отдельные его положения разрабатывались в XI столетии.) Митрополит Иларион освятил в Киеве храм во имя святого Георгия, небесного покровителя Ярослава Мудрого, и совершал в нем рукоположения новых архиереев. Митрополит Иларион является также и древнейшим русским автором, о котором сохранились сведения и произведения которого дошли до нашего времени. Широко известно уже упоминавшееся «Слово о законе и благодати», с которого принято вести отсчет собственной древнерусской литературы. Авторству митрополита Илариона также определенно принадлежат «Исповедание веры» и «Молитва».

«Постави Ярослав Илариона митрополитом русина в Святей Софии, собрав епископы». Миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV в.

Наверняка шаг Ярослава Мудрого был воспринят в Константинополе как величайшая дерзость, и избрание митрополита Илариона стало первым серьезным недоразумением, возникшем между Матерью-Церковью и митрополией «всея Руси». По всей видимости, церковный конфликт в определенной степени отразился на политических отношениях двух государств, и сам митрополит Иларион имел возможность окормлять Русскую Церковь только пока здравствовал его мудрый покровитель. По крайней мере, историки не без оснований считают, что появление нового митрополита «всея Руси» этнического грека Ефрема (упоминается под 1055 годом) связано со смертью Ярослава Мудрого († 1054) и последовавшим вслед за ней смещением Илариона. О дальнейшей судьбе первого русского по происхождению предстоятеля Русской Церкви ничего не известно…

Первый конфликт был исчерпан. Но история продолжала свое течение, которое набирало силу.

Ярослав Мудрый. Фреска Архангельского собора Московского Кремля. Вторая половина XVII в.

Действительно, после смерти Ярослава Мудрого основные территории Киевской державы были разделены между его старшими сыновьями: Изяславом (владел Киевом и Новгородом – главнейшими городами государства) и следующими по старшинству Святославом (владел Черниговом, а также северо-восточными землями до Рязани и Мурома, включая земли вятичей) и Всеволодом (владел Переяславлем Южным, а также Ростовом, Суздалем, Белоозером). Считается, что до конца 1060-х годов «триумвират» оправдывал себя и, несмотря на свою непрочность, был достаточно дееспособной политической системой, в целом действовавшей в интересах единого государства. При этом основная вина за распад «триумвирата», по мнению крупнейшего специалиста по истории Киевской Руси Б.Д. Грекова, в конце концов ложится на старшего Изяслава, а не младших князей, которые, по логике вещей, были заинтересованы в приобретении высшей власти.

Между тем существование, наряду с митрополичьей кафедрой «всея Руси» с центром в Киеве, двух других, пусть и титулярных (их главы не имели подчиненных епископов), митрополий в стольных городах Святослава и Всеволода Ярославичей в период «триумвирата» никак нельзя рассматривать как фактор, скреплявший церковно-политические узы. Наоборот, подобное разделение церковной иерархии должно было ослаблять Русскую Церковь и наверняка ослабляло ее, особенно когда после распада «триумвирата» в древнерусском государстве начались междоусобицы. Кроме чисто церковного обстоятельства, было и политическое: митрополиты вольно или невольно втягивались в борьбу русских князей. В период разгара политических страстей даже выжидательная или нейтральная позиции (если таковые занимались митрополитами) имели свой политический оттенок. Так не следует ли видеть за обстоятельством временного существования трех митрополий на Руси руки Константинополя, обеспокоенного усилением Русской Церкви при Ярославе Мудром и митрополите Иларионе, а потому всемерно способствовавшего тому, чтобы подобная ситуация не повторилась при амбициозных преемниках Мудрого правителя? «Разделяй и властвуй» – лукавый еще римский принцип (а греки-византийцы считали себя римлянами, и именно за хитрость их недолюбливали на Руси) – во все времена являлся одним из самых беспроигрышных в искусстве правления. И хотя мы не располагаем достоверными сведениями, подтверждающими намеренные шаги Константинополя по разделению Русской Церкви, необходимо признать, что это было в интересах империи и Патриархии.

(Продолжение следует.)