Сменить фрак на рясу, а Москву – на деревню

Иерей Михаил Волошиненко

В это калужское село я попал поздней зимой, по работе. Сумрачное, с безвкусно отделанными домами, «припаркованной» на пустырях старой сельской техникой. Да еще название какое-то странное: Серпейск. Конечно, от слова «серп», подумал я. Но настроение мое быстро стало меняться, когда я зашел в местный Никольский храм. Довольно много детей, молодой священник, светлые лица прихожан. После службы знакомлюсь; оказывается, одна из прихожанок – глава местной администрации. Она так вдохновенно рассказывает о восстановленном несколько лет назад храме и о своей вере, что село от одного ее настроения в моих глазах преображается. С тех пор у меня появился образец русского чиновничества. Еще запомнил краеведку. Она долго и, кажется, не очень красочно «докладывала» об истории места (узнал, что село названо в честь речки Серпейки), но потом вдруг поменялась в лице и тихо, откровенно призналась о тоске, спасаясь от которой она ходит в храм. За хлебом духовным. Хотя еще помнит, как в советское время здесь выстраивались очереди за вполне реальным хлебом: во времена победившего атеизма в храме была пекарня.

И вот подходит очередь знакомиться со священником. Я подозревал, что если на приходе такие интересные люди, то и у настоятеля биография незаурядная. Но даже самые смелые мои предположения быстро потускнели. Настоятель храма иерей Михаил Волошиненко оказался выпускником Московской консерватории, практически звездой музыки. В его творческой биографии – успех, перспективы, столичная жизнь; в географии – гастроли по всему миру.

Сегодня же его география стянулась до незаметной точки на карте российской провинции, зато поле для возможностей стало больше. Теперь он священник, отец четверых детей, фермер, животновод и даже отчасти агроном. Как такое стало возможным, батюшка рассказывает мне во дворе своего дома, где на прогулке у него сразу и дети, и лошадь, и собака.

– Как получилось, что вы променяли фрак на рясу и московскую жизнь с гастролями на жизнь в деревне?

– Дело в том, что я себя никогда не чувствовал городским жителем. У меня была детская мечта: я представлял, что закончу школу и уеду на дачу, буду там жить один! И, собственно говоря, в музыку я попал не потому, что я без нее жить не мог, а потому, что как-то так сложилось – получалось, посоветовали, похвалили. По накатанной. Но потом в какой-то момент я осознал, что все-таки делаю не свое дело.

В храм пришел, еще учась в консерватории. Потом случилась первая такая смена жизни, когда я ушел через год в семинарию при Троице-Сергиевой Лавре.

Из архива о. Михаила

– Это все-таки очень резкий поворот. Должно было произойти что-то такое невероятное – как говорят: Господь вдруг коснулся души… Что произошло в вашем случае?

– С одной стороны, это, может быть, было резко, с другой – это в чем-то даже забавно. Я, заглядывая в себя, никак не мог избавиться от уныния, печали, от психологических проблем. И в Церковь я пошел, хватаясь за соломинку: а вдруг поможет? Но то, что произошло в Церкви, при участии в Таинствах, настолько превзошло всё пережитое мною в жизни, что я понял: я здесь остаюсь. Без вариантов.

Когда меня благословили в семинарию поступать, я был сначала в шоке. Я думал: как же так: я – и священник?! Это было немыслимо. Я дня три думал. Так загрузился и думал, думал… И пришел к выводу, что да, я согласен, это мое. Так и ушел в семинарию – на возвышенных, идеалистических нотах.

– Выходит, вы пришли в Церковь за радостью – и вы ее получили.

– Да! Но в чем эта радость, никогда не сформулирую. Это необъяснимо. А сейчас такого вопроса даже не стоит. У меня почти всегда радость. Мне просто хорошо. Мне нравится совмещать какие-то дела, чтобы было разнообразие.

– Какое разнообразие на селе, батюшка?

– У меня есть и храм, и приход, и общение с людьми.

У меня есть и храм, и приход, и общение с людьми… П еще любимые животные. Я с детства мечтал о лошади

Но, опять же, не с утра до ночи, а в меру. У меня есть время среди недели, когда я могу просто возиться с детьми, общаться со своими животными. Я слышал такую рекомендацию: для здоровья полезно общение с животными древней благородной породы. Поэтому неслучайно у меня и итальянская овчарка, и русский тяжеловоз.

Тут батюшка с увлечением и знанием дела начинает рассказывать о своей любимице – лошади Марте, которую все это время держал под уздцы. Он называет ее «молоденькая, изящная». Марта в этот момент не стоит на месте и пытается высвободиться от хозяина. Но батюшка ласково усмиряет животное. И продолжает расписывать деревенскую идиллию.

– Есть и другие хобби, например выращивание саженцев редких ценных деревьев, плодовых, ореховых…

– И все-таки вы наверняка этим занимаетесь, чтобы не заскучать. Деревня – это хорошо, но все же не Москва, где есть выбор и чем заняться, и как время провести. Не жалеете, что променяли столицу на село?

– Понимаете, дожив до 30 лет, я понял, что большую часть жизни я просто выполнял то, что надо, то, что заставили, то, что пришлось. А оказывается, что мне и это хочется, и это интересно, и другое. Опять же, нам с супругой стали ненавистны пробки. И постоянный сумрак зимней Москвы. Нам надоело жить, когда нет воздуха нормального, нормальной воды, еды, когда постоянно болит голова и хочется спать, и мы решили: пока не поздно, пока молодые променять Москву на что-нибудь другое. В 2012 году мы уехали из города. И здесь было много разных открытий. Когда-то было труднее, когда-то легче.

Снова Марта, как бы поддакивая батюшке, пытается крутиться на месте. Это ее отвлекают дети, которые хотят покататься. Обычная бытовая история, с той разницей, что в этой истории отец Михаил счастлив. Он ею живет. Я даже гадаю: он отвлекается на детей и лошадь во время интервью, или во время игры с детьми и лошадью отвлекся на разговор со мной? Правильный ответ приходит сам собой: батюшка снова начинает радостно говорить о любимице:

– Лошадь – это тоже была мечта детства. В 12 лет я приехал в гости, увидел лошадь какую-то полудикую и с тех пор мечтал покататься на лошади. И вот подумал: почему в Москве я это не реализовал? Можно же было пойти в какой-нибудь кружок пионеров, в какой-нибудь спортивный клуб… И главное, в те времена это же все было бесплатно. Но я этого не делал. Почему?

– Почему?

– Это к слову о том, что часто люди говорят: вот, в городе большие возможности. А пользуемся мы этими возможностями? У нас нет времени ими пользоваться, потому что мы два часа едем на работу, нас там отжимают до вечера, потом мы два часа едем с работы. Потому мы падаем и спим. И один выходной в неделю. Жизни не видим.

Матушка Светлана

Супруга отца Михаила матушка Светлана чуть позже тоже расскажет про сельские возможности: «В Москве я не могла себя реализовать никак: там большие приходы, всех хватает. А здесь у меня поле для творчества больше: и дети, и клирос, и преподавание в воскресной школе. А еще я поняла очень интересную вещь – что чем больше детей, тем больше желаний и тем больше возможностей эти желания осуществить! Потому что понимаешь: если не сейчас, то никогда!»

А батюшка продолжает свою мысль:

– В городе зачастую люди годами занимаются нелюбимым делом – просто потому, что надо прокормить себя и семью. А оказывается все совсем не сложно, совсем не страшно. Надо просто взять и объездить лошадь!

Все совсем не сложно и совсем не страшно. Надо просто взять и объездить лошадь!

– Кто бы мог подумать, что в Серпейске, о существовании которого никто даже не знает, можно свои мечты реализовать! Я несколько поражен. Скажу даже, что вдохновлен.

– Более того, я здесь постоянно вижу новые возможности. Каждый год здесь – это какой-то новый опыт. Пришлось научиться и каким-то подручным делам, немножко работать с деревом, строгать, шлифовать, клеить, варить сваркой заборы. Например, устанавливать кондиционеры…

– Разве в этом счастье?

– Может быть, не счастье, но иногда процесс тоже в радость. Я этим не занимаюсь с утра до вечера ради работы. Меня этот процесс никак не тянет. К тому же это интересно. Познание чего-то нового – это в принципе уже счастье.

– Не могу вас не спросить: на ваш взгляд, есть ли будущее у русского села? Мы же понимаем, что таких, как вы, единицы, а сел много, заброшенных еще больше.

– Безусловно, будущее у русского села есть. Но мне кажется, оно никогда не станет, каким было раньше. Оно просто будет другим. Но это будущее не менее красиво, не менее продуктивно, возможно. Сейчас есть условия для развития фермерских хозяйств. Земли полно, она дешевая, она заброшенная, она ждет своих хозяев, тех, кто будет ею заниматься. И, по-моему, есть много способов, как это сделать интересно и не слишком трудозатратно.

Земли полно, она дешевая, она заброшенная, она ждет своих хозяев

– А как на селе организовать приход? Тут наверняка позитива мало.

– Понятно, что организовывать приход, тем более на селе, когда ресурсов почти нет, – это сложно. Но, тем не менее, мне очень нравится наш приход. Да, он небольшой, но я думаю, что он будет расти. Все-таки люди приходят, что-то спрашивают, чем-то интересуются. У нас уже за прошедший год было несколько праздников в масштабах села. Хороший приход – это не обязательно много денег, зато здесь есть ощущение, что это именно для души. Приход, который существует в субботу, в воскресенье, в праздники, воскресная школа, служба, службы еще в храме села Кудрино – там первый мой приход, меня туда назначали, когда я стал священником… А на буднях (батюшка именно так говорит, по-сельски: «на буднях») тут все занимаются другими делами.

Серпейск

Здесь интервью обрывается. Потому что уже темнеет, а семье батюшки еще нужно заняться хозяйством. Дети идут в курятник, отец – в конюшню. И это помимо семейного чтения и молитв. Все бы ничего, да рано утром ехать на службу в Кудрино – а это 40 километров по не самым ровным дорогам.

Такие будни.