Размышления после выставки

Сначала о втором событии – о суде. На этом процессе рассматривается иск к организаторам и устроителям выставки «Запретное искусство – 2006», которое являлось продолжением скандальной антицерковной акции «Осторожно, религия!», проходившей в Москве в 2003 году. Суть иска – протест против кощунства и глумления над христианскими святынями в ряде работ, экспонировавшихся на выставке.

Вот заявление, которое было подано суду от Патриаршего совета по культуре:

«Представленные на выставке “Запретное искусство – 2006” экспонаты, которые содержат религиозные символы, с точки зрения христианства можно охарактеризовать как богохульство и кощунство, а с точки зрения правовой – как действия, сознательно оскорбляющие чувства верующих. Иконографические образы, лик и фигура Христа, распятие и другие христианские символы намеренно используются для глумления.

Справка из энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона:

“Богохульство – оскорбление имени Божия, а также поношение любых объектов религиозного поклонения. В широком смысле слова не только прямая хула на Бога, но и всякое преступление против веры”.

“Кощунство – оскорбление религиозной святыни; глумление, надругательство над чем-нибудь глубоко почитаемым, над тем, что свято и дорого кому-либо”.

В данном контексте особенно знаменательны слова организатора выставки Юрия Самодурова: “Для меня, в отличие от Андрея Ерофеева, речь идет не только об искусстве, но и о вызове Русской Православной Церкви”.

На данной выставке христианские и религиозные символы с откровенным издевательством помещаются рядом с непристойными картинками и нецензурными выражениями, что глубоко оскорбляет чувства верующих».

Экспонаты, которые имеются ввиду в этом заявлении, – изображение Спасителя на фоне рекламы Макдональдса и надписью «Сие есть тело Мое», изображение Христа с головой Микки-Мауса, поругание Креста… Наверное, достаточно. Прошу читателей простить меня.

Теперь о выставке у отца Максима Козлова. Если писать некое личное и, по возможности, максимально объективное заключение, подобное тому, которое было процитировано выше, то вышло бы, наверное, следующее:

Конечно, ни о каком сознательном злобном кощунстве и антицерковной агрессии на этой выставке речи нет. Но и высказывать восторги по поводу ее проведения, а тем более на территории храма, я тоже не имею никаких оснований.

Есть в части экспонатов вполне простительное неразумие новоначальных, которые пытаются выразить свои размышления о Боге и Церкви. Все священники, да и многие миряне, знают, какие благоглупости приходится подчас терпеливо выслушивать от восторженных неофитов, понимая, что это для многих просто необходимый этап. Но если это простительно и мило в частных разговорах, то большой вопрос – насколько целесообразно выносить подобные личные откровения (пишу без кавычек, поскольку подобные прозрения, образы и мысли совсем не смешны, а могут быть очень важными для становления духовной жизни отдельного человека), так вот, насколько целесообразно выносить эти недозревшие духовные плоды на общее обозрение?

Один из экспонатов меня серьезно огорчил. Это тот, где славянской вязью написано: «Спасайся, кто может!». Церковно-славянское письмо, безусловно, предназначено только для священных текстов. Здесь, с моей точки зрения, явно перейдена грань не только вкуса. Это же касается и игры со словом «спасение».

Возникли и другие внутренние несогласия. Это и неизбежное легкомыслие в отношении множества имен Божиих, начертанных всуе, и двусмысленное название картины «Черная Троица».

Но было несколько работ, которые мне поначалу показались интересными. Фотография хохочущих во весь рот подростков-бомжей с надписью: «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает». Сразу вспоминаются дети из нашего дома-интерната в Михайлове. Именно таких приводят к нам из детской комнаты милиции. Конечно, примеряя к себе эти слова Спасителя, удобнее представить другого ребенка – чистенького, ухоженного, умилительного. Но Спаситель говорил ведь о никому не нужных, о бесприютных, именно о тех, кто нуждается, чтобы его приняли, взяли ответственность любви, крест на себя, как бы сложно потом с ними ни было.

И другая работа, которая навевала подобные мысли, – фотография девушки, может с вокзала, может с автотрассы, побитой, нетрезвой, и надпись: «Женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя?».

Но когда мне показали сайт автора этих экспонатов и его работы из той же серии, но не вошедшие в экспозицию в Татьянинском храме, то мое отношение изменилось. Отбирать и устраивать экспозицию из таких работ было, мягко говоря, опрометчиво.

Но все же главное событие выставки – отчаянная смелость отца Максима. Потому что выставка эта, как я думаю, для отца Максима, лежит не в сфере эстетических задач, а в сфере пастырского душепопечения. И это, с моей точки зрения, единственное весомое оправдание выставки. Отец Максим взял на себя ответственность в отношении к авторам этих работ, к их будущей духовной, церковной жизни. Я видел, с каким доверием и надеждой и художники, и посетители смотрели на отца Максима, как тянулись к нему. А это – дорогого стоит. От такого просто так не отмахнешься при всем нашем эстетическом и идейном неприятии подобного рода образцов современного искусства. Здесь я могу только от всего сердца молитвенно пожелать своему собрату помощи Божией и пастырского успеха.

Но нам необходимо помнить об ответственности не только по отношению к элитным посетителям выставки. Здесь хотелось бы сказать еще несколько слов о некой бросающейся в глаза экзотичности нынешней православной миссии. Нет, я не хочу сказать, что не надо обращать художников актуалистов и авангардистов, байкеров и рокеров. Но как-то это уж получается настораживающе однообразно. Да и шумно. К тому же, думаю, что если уж эти люди по-настоящему приходят ко Христу, то они и сами не рады той шумихе и непропорциональному вниманию, которые уделяет им православная и светская пресса.