Накануне Рождества

– Вкусно пахнет! А я так проголодался! Костян где? С игрушками возится?

Вошедший муж Сергей заглянул на кухню и широко улыбнулся. Улыбка его была всегда такой обаятельной, что нельзя было не улыбнуться в ответ. И Таня расцвела, подошла к мужу прямо с половником в руках, поцеловала.

Из детской прибежал заигравшийся Костик, потянулся к отцу, и тот подхватил сынишку, затормошил, ушёл с ним к игрушкам. Таня слушала их возню в детской комнате и улыбалась счастливо.

Сергей   вернулся на кухню, ласково приобнял жену, а потом присел за стол, посерьёзнел и медленно сказал:

– Тань, ты только не расстраивайся, ладно? Похоже, нам снова придётся взять маму к себе… Что-то там у неё с Ритулей не очень отношения… Ну, ты знаешь, характер у моей сестрицы сложный… Вот сегодня мама звонила, плакала…

Муж смотрел смущённо. Таня молчала, а он встал и, потоптавшись у кухонного стола, сказал:

– Я, это, пойду машину в гараж поставлю… Костика с собой возьму, прогуляться… И обедать придём…

Сергей вышел, а Таня медленно опустилась на стул. Посмотрела невидящими глазами в окно. Неужели свекровь снова поселится у них? Снова начнётся эта бесконечная пытка?

Характер Ирины Львовны, как и её старшей дочери Маргариты (по-семейному Ритули), был, мягко говоря, сложный. Но сначала Таня об этом и не подозревала. Знакомство с родителями мужа было коротким: молодожёны погостили у них несколько дней и уехали к месту нового назначения Сергея, профессионального военного.

Эти несколько дней были не самыми приятными в жизни Тани. Особенно разобраться в семейных отношениях Петровых она не успела. Заметила, правда, что решающий голос во всех вопросах принадлежал Ирине Львовне. Свёкор, полковник в отставке, был человеком покладистым, к Тане обращался редко, но по-доброму. Что касается свекрови, то она вела себя сухо, сдержанно, всем видом своим давала понять, какую милость оказывает их семья, принимая к себе юную невестку.

Таня как-то сразу почувствовала, что Ирина Львовна считает её не парой своему сыну, не такую невестку она ждала. Да, Таня и сама знала, что нет у неё ни красоты особенной, ни приданого богатого. Родители умерли рано, только она и успела институт закончить. Работала учительницей в школе, преподавала русский язык и литературу. Профессию свою любила, но зарплату получала грошовую. Как-то за столом попыталась рассказать забавный случай из школьной жизни, но Ирина Львовна, не дослушав, перевела разговор на другую тему. А потом сказала негромко: «Ума нет – иди в пед», и Татьяна покраснела, но смолчала.

Она вообще была покладистая характером. Да и свекровь права: на самом деле не пара она Серёже. За что и полюбил он её только? Невысокая, худенькая, светлые брови, волосы светлые – мышь серая. А Серёжа у неё – высокий, красивый, подтянутый. Да и семья у Сергея обеспеченная, а она, Таня – ни денег, ни квартиры, комната в коммуналке. Ирина Львовна сказала:

– Ну что, сирота казанская, принимаем тебя в семью. Раз уж Сергей на тебе женился…

И Таня улыбнулась: действительно, сирота казанская. Нет, она не была забитой и робкой. Могла постоять за себя. Но здесь был совсем другой случай: она так любила Серёжу, что готова была полюбить всё, связанное с ним: его родных, его дом, его друзей. Ну, ничего, когда Ирина Львовна поймёт, как любит невестка мужа, как заботится о нём, то и сама изменит к ней отношение.

Старшая дочка Петровых, Маргарита, по-домашнему, Ритуля, на Таню внимания не обращала, и разговоров с ней не заводила. Она была такой же высокой и худой, как Ирина Львовна, и характером походила на мать. Сергей же крепкой мощной фигурой и покладистым характером вышел в отца. Ещё у Петровых жила старенькая бабушка, папина мама.

Вот бабушка отнеслась к Тане с любовью, и Татьяна большую часть времени провела в её маленькой комнате. Старушка учила её вязать, рассказывала истории из детства Серёжи и Ритули, и Таня слушала эти истории с радостью.

Неприятно поразило её небрежное отношение к бабушке Ирины Львовны. При домочадцах она вела себя с матерью мужа вежливо, но когда мужчин не было дома, покрикивала на старушку:

– Ну-ка посторонись, успеешь в ванную! Ритуле на работу нужно, а ты всё равно день-деньской дома сидишь! Иди в свою комнату и не путайся под ногами!

А как-то Таня услышала сердитый голос свекрови, обращённый к бабушке:

– Пошла вон!

Таня вышла в коридор, но Ирина Львовна была уже на кухне, а бабушка тихонько брела по коридору и выглядела совершенно спокойной и всем довольной. Таня подумала, что ослышалась.

Скоро молодые уехали, и в следующий раз Таня увидела свекровь только через год. За этот год в семье старших Петровых произошли значительные изменения: Ритуля стала жить отдельно, умерла старенькая бабушка, а вслед за ней от инфаркта скоропостижно скончался свёкор. Вот тогда Ирина Львовна и приехала к сыну с невесткой.

После смерти мужа она сильно сдала, но держала себя всё также высокомерно, разговаривала начальственным голосом, и постоянно придиралась к невестке. Казалось, она только и занята тем, чтобы найти повод для конфликта. Танечка ждала ребёнка и сидела дома. Беременность протекала тяжело, мучил токсикоз. Тем тяжелее было выносить придирки свекрови.

Все эти придирки Ирина Львовна копила на вечер, и когда Сергей приходил с работы, обрушивала на него тяжёлую артиллерию: его бездельница-жена спит днём, а могла бы в свободное время и ремонтом заняться, ну хоть косметическим. Или: неприветлива молодая жена со свекровью, непочтительна. На вопросы сына, в чём именно неприветливость выражается, свекровь поджимала губы: мог бы и сам догадаться!

Таня сама готовила, мыла посуду, в том числе и за свекровью, стирала на троих и прибирала в квартире. Ждала, что Ирина Львовна наконец оценит вкусный борщ, или белоснежное после стирки бельё, или чистоту и уют в квартире, но угодить никак не могла.

Что именно говорила свекровь мужу, Таня не знала, но была поражена, когда Серёжа как-то сказал ей с болью:

– Танечка, пожалуйста, будь поласковее с мамой, не обижай её. Ей и так тяжёло после смерти папы.

– Но я…

Серёжа перебил и сказал уже с напором:

– Всё, Танечка! Не будем спорить! Ты в положении, я понимаю… Нервничаешь… Но я прошу тебя не обижать мою маму!

И после этого разговора Таня как-то сильно расстроилась. Когда муж ушёл на работу, она долго плакала, закрывшись в ванной и включив воду, чтобы Ирина Львовна не услышала.

А потом, отправившись в магазин за покупками, Таня забыла кошелёк. Пришлось вернуться. Открыв входную дверь, она замерла на пороге, услышав громкий, ликующий голос свекрови, которая разговаривала по телефону:

– Да, Ритуля! Абсолютно правильно! Я сразу показала ей, кто в доме хозяйка! Самое главное – нанести превентивный удар! Я как-никак жена полковника! Наступать нужно, чтобы обороняться не пришлось… Да, да! Превентивный удар! Нанесла-нанесла! Ну, придумала… Да… Сочинила… Серёжа? Конечно, поверил! Что он, родной матери не поверит что ли?! Да, конечно, правильно и сделала… А то, ей только дай волю… Только расслабься… Живо сядет на шею! Я стреляный воробей, знаю, как с пожилыми людьми обращаются, если они за себя постоять не могут. Вот-вот!

Таня почувствовала слабость, ощутила, как подгибаются колени. Тихонько вышла на улицу, держась за перила, чтобы не упасть, потому что слёзы текли, и она плохо различала ступеньки.

Дошла до пустынного сквера, который был в трёх шагах от дома и опустилась на скамейку. Плакала и вспоминала, как мечтала о большой, дружной и счастливой семье, мечтала о том, что у неё, сироты, появятся родные люди. И она полюбит их, ведь они – родственники Серёжи. И, может быть, она даже будет называть свекровь мамой, а та скажет ей ласково: дочка… Таня заплакала почти в голос, не в силах сдержаться. И ребёночек в животе тоже заволновался, стал брыкаться. Она замолчала, испугавшись за маленького, перестала плакать, задышала глубоко и, поглаживая живот, сказала:

– Всё хорошо, Костик, всё хорошо… Вот, видишь, наша бабушка решила нанести нам превентивный удар… Это чтобы защититься, значит, самой… А мы с тобой и не думали её обижать, да? Это она просто неправильно подумала… Вот так и получилось… Если бы она знала, что мы и не хотим её обижать, она бы так не поступила… Ничего… Всё образуется… Мы с тобой её простим, правда? Успокойся, мой маленький, успокойся, пожалуйста! Тебе нельзя там волноваться… Всё в порядке! Я тебя очень люблю! Ну, вот… Успокоился?

Таня подняла глаза к серому осеннему небу и тихо сказала:

– Пресвятая Богородица, защити моего сыночка и меня! Ты ведь знаешь, что у меня нет родителей… Матушка, защити нас Сама! Пожалуйста, защити нас…

Потом встала и медленно пошла в магазин. Ребёнок успокоился, и у самой Тани на душе стало легко и спокойно.

А через пару дней Ирина Львовна объявила о том, что уезжает от них. Позвонила Ритуля и сообщила о том, что скрывала уже несколько месяцев: скоро она станет матерью, и ей понадобится помощь по дому.

Ирина Львовна оживилась, засуетилась, собираясь:

– Дочка ждёт… Я ей нужна… Не откажешь ведь в помощи родной дочери… Тебе-то вот повезло: Сергей тебя замуж взял, а Ритуле какой-то подонок попался, ребёнка заделал, да и поминай, как звали!

И Серёжа с Таней остались одни, а потом родился Костик, вот уж три года исполнилось сыночку. Таня вспомнила, как дружно они жили, как рос сын, и как хорошо было им втроём.

Неужели пришёл конец их счастливой жизни? Таня сидела на кухне, уставившись в окно и забыв о времени. Услышав весёлый звонкий голос сынишки и бас мужа, доносившиеся из подъезда, встрепенулась, и стала накрывать на стол.

Через пару дней Серёжа отправился к Ритуле забирать маму. Ирина Львовна приехала молчаливая, притихшая, похудевшая. С Таней поздоровалась тихо и ушла в комнату, приготовленную для неё. Костик жался, дичился бабушки. А бабушка молчала и почти не выходила из своей комнаты.

– Ну что ж, – подумала Таня, – пусть будет так.

Она больше не пыталась наладить отношения со свекровью, обращалась к ней только по необходимости. Прежнее желание обрести близкого человека исчезло, и Таня держалась спокойно, ровно, но отчуждённо. Вспоминала себя три года назад, как старалась она угодить свекрови, как ждала её доброго слова, ласки, как болело сердечко, встречаясь с холодом и неприязнью – и понимала, что это всё в прошлом.

Серёжа на вопрос о Ритуле ответил коротко:

– Тань, ты ведь знаешь, сестрица одна дочку воспитывала. Мама у неё была и за няню, и за кухарку, и за уборщицу. А сейчас Маргарита замуж собралась. Дочку в садик отправила, мама ей больше не нужна. Мешать стала… Да и у её будущего мужа своя собственная мать имеется… Так что…

Таня смолчала. Подумала только: «Привязалась, наверное, Ирина Львовна к внучке, трудно ей, наверное, было с ребёнком расставаться». Стало немного жалко свекровь. А та очень изменилась: больше не было воинственного настроя, она стала тише, мягче в обращении. Да и физически сильно сдала. Видимо, старость смиряет людей.

Таня заметила, что свекровь любит наблюдать за играющим Костиком. Иногда ему мячик укатившийся принесёт, а то поможет домик из кубиков построить. И внук стал относиться к бабушке уже не так пугливо, хотя по-прежнему избегал, не ласкался, не просился к ней на руки.

Близилось Рождество. Зима была снежной и мягкой, и Таня с Костиком от души катались с горки у дома. Как-то вечером, когда Серёжа дежурил в части, Костик сильно раскапризничался. Таня потрогала лоб ребёнка – горячий. Поставила градусник – и с ужасом увидела, что ртутный столбик поднялся до сорока градусов. Таня заметалась по комнате. Схватила телефон, вызвала скорую помощь. Машина долго не ехала. И Татьяна выбежала на заснеженную улицу: вдруг подъезд будут долго искать…

Когда вернулась с врачом, чуть не ахнула: Костик сидел на коленях Ирины Львовны. Прижался доверчиво и даже не плакал. А свекровь пела ему что-то про серенького котика, и Таня поразилась: оказывается, её скрипучий голос может быть таким ласковым…

У Костика нашли корь. Разрешили оставить дома и назначили лечение. И свекровь, к удивлению Тани, не отходила от внука. Листала книжку с картинками, пела, сильно фальшивя, но с чувством, про серенького котика, рассказывала какие-то сказки. С Таней она по-прежнему обращалась сухо, только по необходимости, а вот при разговоре с внуком, её голос становился совсем другим – не таким скрипучим. Она ласково звала малыша Костюшкой и ползала по ковру, подавая то кубики, то пирамидку. Таня даже как-то поймала себя на том, что стоя за плитой, она сама запела песенку про того серенького котика. Испуганно замолчала: вдруг свекровь услышит и решит, что она, Таня, её передразнивает…

А дней через пять, когда внук уже шёл на поправку, заболела сама Ирина Львовна. Она не встала утром с кровати, а когда Таня заглянула в её комнату, то увидела горящее лицо, красные глаза свекрови и вызвала скорую. Врач сказала:

– Ну, что ж, бабушка, похоже, вы заразились от внука корью… Да, да, вот и склеры глаз красные – взгляд кролика… Лицо отёчное… На третий-четвёртый день сыпь появится…

– Кр-ролика, – обрадовался притаившийся у двери Костик: он недавно научился выговаривать «р».

– Взрослые корь тяжелее переносят, чем дети, осложнения бывают… Бронхит, пневмония… Как насчёт больницы? Нет? Ну, что ж… Специфического лечения кори не существует. Можно лишь снизить общие симптомы интоксикации организма и контролировать температуру тела.

Таня крутилась как белка в колесе: требовал заботы выздоровевший Костик. Он рос добрым и спокойным ребёнком, но за время болезни привык к вниманию, к исполнению всех желаний на лету, и ему это очень понравилось… Также Таня ухаживала за свекровью: подавала по часам лекарство, делала морсы, то клюквенный, то брусничный, готовила для больной пищу полегче, но попитательнее, помогала дойти до туалета.

Но Ирине Львовне не становилось лучше. Температура спадала на полчаса, а потом ртутный столбик опять стремительно поднимался к сорока. Губы обметало, черты лица заострились. Таня про себя решила, что если состояние больной не улучшится в ближайшее время, то нужно будет отправлять её в больницу.

Под вечер опять поднялась температура, и Ирина Львовна попросила Таню набрать номер телефона Ритули:

– Я хочу попрощаться с дочкой и внучкой.

– Ирина Львовна, я, конечно, наберу вам их номер, но не попрощаться, а просто поговорить. Почему попрощаться-то?

– Я умираю.

– Ирина Львовна, вы обязательно поправитесь, и всё будет хорошо. Вот увидите! Ещё пара дней – и вы пойдёте на поправку!

Свекровь внимательно посмотрела на Таню:

– А ты – что – действительно хочешь, чтобы я поправилась?

Таня растерялась от этих слов и осеклась. Стала переставлять на стуле морс, лекарства, а перед глазами: вот свекровь прижимает к себе больного Костика, вот поёт ему про серенького котика, вот ползает за ним по ковру в поисках пирамидки. Таня присела у кровати свекрови, взяла в руки её горячую ладонь и сказала от всей души:

– Конечно, хочу! Очень хочу! И вы обязательно поправитесь! Скоро Рождество… Будем вместе встречать праздник! И ёлку Серёжа принесёт… И подарки у нас будут… И пирог…

– Пирог… подарки… Прости меня, Танечка! Пожалуйста, прости меня! Сможешь?

– За что, Ирина Львовна?

– Ты знаешь…

Таня помолчала и ответила просто:

– Знаю. За превентивный удар.

Свекровь сжала горячими и немного дрожащими руками ладони Тани:

– Да. За превентивный удар. Знаешь, у меня самой свекровь была доброй и кроткой. А я ведь её обижала. Сначала вскользь, второпях… А потом всё чаще. Понимаешь, стоит один раз сказать старому человеку: «Пошла вон!» – и потом это становится уже привычным и произносится так легко… Ах, если бы всё вернуть назад! Как мне стыдно сейчас за это, Таня! А знаешь, когда мне стало стыдно? Когда я услышала эти слова от своей родной дочки. От Ритули.

Она мне крикнула их с той же самой, моей интонацией, которую я так хорошо помню… Знаешь, Танечка, для того, чтобы понять, что чувствует обиженный человек, нужно – встать на его место. А сытый голодного не разумеет. Нет, не разумеет…

– Ирина Львовна, сейчас я вам лекарство дам. И воды…

– Подожди. Я обижала свекровь, и боялась, что ты также будешь обижать меня. А стала примером для собственной дочери. Я не сержусь на неё. Она не виновата. У неё была хорошая учительница. Тань, зло всегда возвращается. Вот, сейчас, я больная и, видимо, умирающая старуха, говорю тебе банальные вещи… Танечка, а ведь я их выучила только на собственном опыте.

Свекровь замолчала. Таня достала таблетки, взяла стакан воды, помогла больной приподняться, а когда, подав лекарство, пошла на кухню за чашкой бульона, вдогонку ей прошелестело:

– Прости меня, дочка.

Таня почувствовала, как эти тихие слова ударили её в спину, так что она запнулась. Развернулась, подошла к кровати, села рядом прямо на пол, взяла свекровь за руку и заплакала. Слёзы текли, и вместе с ними выходил яд обиды, старой, давней обиды, а на душе становилось тепло. Она плакала, а свекровь гладила её по голове своей горячей сухой ладонью.

В комнату вбежал Костик. Увидел плачущую мать – и губки задрожали, личико скривилось – ещё мгновение – и раздастся громкий рёв.

– Это что ещё за картина Репина «Не ждали»? Чего тут у вас происходит? – голос вернувшегося с работы мужа звучал строго, но в нём были и тревога и страх за любимых людей.

Таня всё ещё всхлипывала, а Ирина Львовна ответила:

– Да я вот тут помирать собралась, а дочь с внуком не разрешают, говорят: рано. Придётся, видимо, поправляться.