Споры о Чистилище на Ферраро-Флорентийском соборе

Сегодня, в день памяти святителя Марка Эфесского (†1445), последнего великого богослова Византийской империи, главного участника и апологета Православия на печально знаменитом Ферраро-Флорентийском соборе (1438-1439), мы публикуем небольшой очерк, вводящий в проблематику православно-латинских споров о Чистилище и загробной жизни, разгоревшихся в 1438 году в итальянском городе Феррара.

Чистилище. Латинский горельеф

Purgatorium: от «очистительного огня» к месту мучений

Слово «чистилище» давным-давно вошло в наш лексикон: со школьной скамьи мы помним «Божественную комедию» Данте, вторая часть которой посвящена скрупулезному, почти что географическому описанию Чистилища. В той или иной форме упоминание о Чистилище можно найти не только у западных, но даже у наших классиков — Жуковского, Гоголя^[1], Лермонтова^[2], Достоевского^[3], Чехова^[4] и даже Маяковского^[5]. Причем, если у литераторов это слово используется подчас в юмористическом^[6] или мифологическом^[7] смысле, то для славянских народов, населявших западные рубежи Российской Империи, оно получило вполне конкретное религиозное наполнение уже в Синодальный период^[8].

Однако, несмотря на столь широкое проникновение понятия «чистилища» в нашу речь и современную культуру^[9], Православная Церковь принципиально отвергает существование особого промежуточного между Адом и Раем места, в котором души умерших «средних» христиан временно мучаются в т.н. «очистительном огне».

Интересно, что сам латинский термин «Purgatorium» («Чистилище»), несмотря на декларируемую католиками древность, появился не ранее конца XII века^[10]. До этого, по мнению известного историка Средневековья Жака ЛеГоффа, слово «Purgatorium» вообще отсутствовало в латинском языке как существительное и употреблялось исключительно в качестве прилагательного в связке со словом «ignis»^[11] («огонь» — лат.), так что понятие «очистительного огня» (ignis purgatorius) во всех смыслах первично по отношению к понятию «Чистилища» (Purgatorium) как места мучений. Лишь в 1254 году особой буллой папы Иннокентия IV «Чистилище» было официально признано^[12]. А через 20 лет, на печально известном Лионском соборе, богословие Чистилища, хоть и в расплывчатых формулировках^[13], было закреплено соборно — правда, более для самих латинян, нежели для греков, которые отвергли этот лжесобор при первой возможности.

В этом смысле первое по-настоящему обстоятельное и честное обсуждение данной латинской доктрины состоялось лишь в 1438 году на Ферраро-Флорентийском соборе, призванном уврачевать многовековую рану разделения западных и восточных христиан. К сожалению, данная попытка провалилась, поскольку главные идеологи собора — Византийский Император Иоанн VIII и Римский папа Евгений IV — преследовали совсем другие, а именно политические цели.

Ферраро-Флорентийский собор: политика превыше всего

Император Ромеев Иоанн VIII. Фреска Беноццо Гоццоли в Капелле Волхвов, Флоренция

К началу XV века некогда огромная Византийская империя съёжилась до размеров Константинополя, нескольких островов в Эгейском море и Морейского деспотата. Почти все земли Империи была завоеваны ее могущественными соседями-османами. Западный мир не спешил помогать «восточным схизматикам» в решении их государственных проблем. И последние Палеологи прекрасно понимали, что рассчитывать на подобную помощь они могут лишь в том случае, если достигнут единения в вере с Римским папой и западными королями. Напомним, что евхаристическое общение Рима и Константинополя прекратилось ещё в XI веке: в самом его начале римские папы добавили Filioque в Символ веры, а в 1054 году разразилась «Великая схизма». Простой народ вполне оправданно не доверял латинянам — ведь именно они нанесли решающий удар в спину Империи, когда участники благословленного Римским папой IV Крестового похода вместо Святой Земли отправились к берегам Босфора и штурмом взяли, а затем и начисто разграбили Константинополь. Михаил Палеолог, чудом отвоевавший Царьград в 1261 году, уже в 1274 году сделал всё для того, чтобы ромеи вошли в евхаристическое общение с Римом. Именно тогда в Лионе была заключена вышеупомянутая позорная уния, с противниками которой Император Михаил расправился особенно жестоко. Так что именно с XIII века у духовенства и мирян появилось чёткое представление о том, чем на деле оборачивается военная помощь «западных братьев», равно как и богословские диспуты с ними.

В XV веке у пап в Риме дела шли также не самым лучшим образом: латинские епископы, оппозиционно настроенные по отношению к папству, собрали собор в Базеле^[14], который провозгласили Вселенским и более авторитетным, чем папский. Тогдашний Римский понтифик Евгений IV попытался его закрыть, но на стороне отцов Базельского собора оказалось большинство европейских монархов, включая немецкого императора Сигизмунда. В 1433 году базельские послы начали переговоры с греками об участии последних в своем соборе, пообещав помощь западных государей, и папа Евгений, также желавший проведения совместного с греками собора, но у себя, а не в Базеле, пошёл на известные уступки.

После долгих колебаний Император Иоанн VIII склонился на сторону папы и с многочисленной делегацией отправился в Италию. Более подробно обо всех перипетиях злосчастного собора и царивших на нем интригах можно прочитать в воспоминаниях непосредственного участника собора архидиакона Сильвестра Сиропула^[15].

Доводы латинян к существованию очистительного огня и Чистилища

Данте Алигьери на фоне Чистилища. Фреска

Целых 4 месяца после приезда в Феррару греки не могли договориться о том, какой пункт разделения с латинянами обсудить вначале. Иоанн VIII желал заключения Унии в туманных формулировках и потому как огня боялся дискуссий о Filioque и папском примате. Латинское учение о Чистилище было практически незнакомо ромеям. Рассудив, что этот вопрос «наиболее легок», Император благословил начать споры именно с него. На 4-м заседании смешанной комиссии святитель Марк попросил латинян изложить их учение о Чистилище, и уже на следующем заседании кардинал Джулиано Цезарини прочитал доклад^[16] о загробной участи «средних». Вкратце учение латинян о Чистилище и загробной жизни сводится к следующему:

• Души грешников, умерших в смертном или хотя бы прародительском грехе, немедленно идут в ад, откуда невозможно выбраться^[17].
• Души праведников по смерти немедленно восхищаются на небо, где находятся с теми, кто очистился, «или еще пребывая в своих телах, или совлекшись их»^[18].
• «Средние», т.е. те, кто не успел при жизни очиститься от незначительных грехов, очищаются от них после смерти и через какое-то время восходят на небо: «Если истинно кающиеся отошли из этой жизни в любви к Богу, прежде чем успели достойными плодами удовлетворить за свои согрешения или проступки, их души очищаются после смерти (post mortem purgantur) очистительными страданиями. Но для освобождения их от этих страданий способствует им та помощь, которая оказывается им со стороны верных живых, как-то: молитвы, литургии, милостыня и прочие дела благочестия»^[19].

Обосновать латинское учение Цезарини пытался следующими положениями:

1. Церковь всегда молилась и молится за усопших. Священное Писание свидетельствует о том, что эта молитва не может быть напрасной. Так, во 2-й Маккавейской книге рассказано, как Иуда Маккавей «принёс за умерших умилостивительную жертву», чтобы те «разрешились от греха» (2Макк., 12:45). И, говоря о грехе хулы на Духа Святого, Спаситель засвидетельствовал, что «если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф., 12:32). А значит, есть такие грехи, которые могут быть разрешены и после смерти. При этом, по мысли латинян, «нет нужды молиться за тех, которые находятся в раю, ибо они не имеют никакой нужды в этом, ни за тех, которые в аду, так как они не могут освободиться или очиститься от грехов»^[20]. Следовательно, должно существовать некое отличное от Рая и Ада место, где молитвы Церкви имеют силу.

2. В этом месте действует вещественный очистительный огонь, о котором якобы пишет апостол Павел: «Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, — каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня» (1Кор., 3:12–15).

3. То, что речь идёт именно об очистительном огне, подтверждается авторитетом ряда отцов, и в первую очередь, блаженного Августина: «Прохождением через тот огонь, о котором говорит Апостол: “спасется, но так, как бы из огня”, не тягчайшие, но меньшие грехи очищаются»^[21]. А также святителя Григория Нисского, пишущего, вообще говоря, об апокатастасисе: «И как те, которые огнем очищают золото от примешавшегося к нему материала, растапливают огнем не только поддельные элементы, не по необходимости расплавляют и чистое вместе с негодным, и когда то истребится, остается золото; и, как очистительным огнем уничтожается негодная материя, так точно необходимо, чтобы и душа, которая соединилась со скверной, была бы в огне до тех пор, пока совершенно не истребятся огнем внесенная скверна, нечистота и негодность»^[22].

4. В существование чистилища Римская Церковь верила чуть ли не с апостольских времён: «эту веру (в существование чистилища — Прим. А.П.) непоколебленной от самых начал и до сего дня всегда она (Римская Церковь — Прим. А.П.) возвещала и учила»^[23], причем Восточная Церковь этой вере якобы никогда не противилась.

Опровержение латинской доктрины святителем Марком Эфесским

Cвятитель Марк Эфесский

В ответ на доклад латинян святитель Марк Эфесский^[24] — и по авторитету, и по занимаемой им кафедре являвшийся главой греческих богословов — подготовил свое «Первое слово об очистительном огне»^[25], которое вместе с записями митрополита Виссариона Никейского легло в основу ответного доклада греков^[26], прочитанного Никейским митрополитом 14 июня 1438 года.

Заметим, что первые богословские споры в Ферраре проходили в весьма дружелюбной обстановке. Греки не испытывали давления ни со стороны католиков, ни со стороны собственного Императора, милостиво разрешившего спорить с латинянами «в полемическом ключе».

Тезисно ответы святителя Марка на доводы латинян можно представить следующим образом:

1. Православная Церковь действительно всегда молилась и молится об упокоении душ усопших христиан. Но действие церковных молитв, милостынь и литургий за умерших состоит в том, чтобы ослабить вечные муки либо целиком вывести душу из ада, как и говорится в каноне об усопших прп. Феодора Студита: «Огня приснопалящаго и тьмы несветимыя, скрежета зубнаго и червия безконечно мучащаго и всякаго мучения избави, Спасе наш, вся верно умершия»^[27]. Более того, молитвы Церкви могут принести пользу и приносят её даже умершим в смертных грехах, чему доказательством многочисленные случаи, описанные в патериках, как например, известная история о преподобном Макарии Великом и черепе мучимого в аду египетского жреца, который по молитвам святого имел послабление в мучении.

Если говорить о жертвоприношении Иуды Маккавея (См.: 2Макк., 12), то оно, с точки зрения латинян, должно было быть совершенно бессмысленным, т.к. Иуда молился за тех, кто по смерти был уличён в идолопоклонстве^[28] — смертном грехе, низводящем душу в ад, но никак не в Чистилище. А, значит, либо действенны молитвы Церкви для находящихся в аду (что согласно православному и противно латинскому учению), либо в Чистилище могут оказаться те, кто имел нераскаянные смертные грехи, что также противно латинскому учению, ибо в соответствии с ним таковые по смерти идут в ад^[29].

2. Что подразумевает святой Павел под огнём, который «испытает дело каждого, каково оно есть»? Апостол «назвал его не очистительным, а испытательным. Затем, он возвестил, что через него должны пройти также добрые и честные дела, а таковые, ясно, что не нуждаются ни в каком очищении»^[30]. Само испытание этим огнём произойдёт в день Страшного Суда, после которого места очищению, очевидно, не будет^[31]. Вообще 1-е послание к Коринфянам посвящено согрешившему христианскому учителю, который вступил в противоестественную связь со своей мачехой^[32]. Следовательно, те дела, о которых писал апостол Павел и которым надлежало сгореть в том огне, — вовсе не легкие и малейшие, но относящиеся к смертным грехам, а значит, приводящие совершившего их человека в ад, но никак не в Чистилище. По Златоусту, истинный смысл апостольского изречения состоит в том, что в испытательном огне сгорят все злые дела грешников, но сами они не будут уничтожены, как их дела, т.е. сохранятся и выживут для худшего — вечного огня: «Выражение, что грешник “спасется якоже огнем”, означает, что он пребудет мучимый в огне и не уничтожится вместе со своими злыми делами и душевным злым устроением»^[33]. Важно отметить, что Златоуст, названный святым Марком «Павловыми устами», как никто другой проник в смысл писаний апостола, ибо, согласно известному видению святого Прокла, сам Павел внушил ему толкования на свои послания^[34]. А значит,

3. Авторитет блаженного Августина в толковании Павловых посланий менее значим, чем авторитет святителя Иоанна Златоуста: «Видите ли, как поверхностно касаются смысла ваши учители, и как они не вникают в смысл его, как вникают, например, Златоязычный Иоанн и тот [Григорий] Богослов и прочие всемирные светила Церкви»^[35]. И действительно: с сожалением приходится признать, что многие заблуждения и даже ереси Римской церкви проистекают из теологуменов западных отцов — и в первую очередь, блаженного Августина^[36].

Приведённые слова святого Григория Нисского относятся и вовсе к апокатастасису^[37]: «Что же касается приведённых после сего слов блаженного Григория Нисского, то лучше было бы предать их молчанию и отнюдь не принуждать нас, ради своей защиты, явно выносить их в середину. Ибо учитель этот видится явно соглашающимся с догматами оригенистов»^[38]. Лишь после настойчивых просьб латинян святому Марку пришлось весьма тактично «приоткрыть грех отца», ведь в своем «Катехизическом слове» святитель Григорий ясно пишет о конце мучений: «Когда после долгого периода времени зло будет отделено от естества, с которым ныне смешано и вместе возросло, и когда произойдет восстановление в древнее состояние тех, которые ныне погрязли во зле, тогда будет единогласное благодарение от всей твари, как от тех, которые страдали в очищении, так и от тех, которые отнюдь не нуждались в очищении»^[39].

4. Догмат о чистилище был нов даже для самих католиков, поэтому Православная Церковь ничего о нём не говорила.

Архимандрит Амвросий (Погодин) замечает, что «учение о чистилище является весьма поздним, принадлежащим преимущественно Фоме Аквинату и Бонавентуре... По признанию латинских богословов, оно было сформулировано как официальное учение Римской церкви только на Флорентийском и Тридентском соборах, причём последний, хотя и утвердил догмат о чистилище, однако дал распоряжение, чтобы в проповедях об этом догмате говорилось лишь в общих чертах, не входя ни в коем случае в детали, — настолько этот догмат был зыбким»^[40]. Иными словами, ни о какой «древности» на тот момент этого догмата, тем более, о том, что он «подтверждается авторитетом святой Римской Церкви, наученной и наставленной блаженными апостолами Петром и Павлом и прочими преподобными иерархами»^[41], не могло быть и речи. Заметим, что в современной «New Catholic encyclopedia» авторитет чистилища утверждается униональными соборами в Лионе (1274) и Флоренции, причём говорится о том, что оба они выразили общую веру Востока и Запада^[42]. Иными словами, получается порочный логический круг: древность веры в чистилище подтверждается оросами соборов, которые должны были эту веру доказать.

Другие аргументы против «очистительного огня»

Вскоре после прочитанного Виссарионом доклада кардинал Торквемада подготовил свои «Ответные тезисы»^[43]. Не сумев возразить ни по одному из приведенных греками пунктов, испанец наполнил своё выступление эмоциональными репликами и не относящимися к делу философическими рассуждениями. Ни одного нового аргумента в пользу существования Чистилища им приведено не было. В ответ святитель Марк написал «Второе слово об очистительном огне»^[44], а спустя некоторое время «Ответ на последующие вопросы латинян» и «10 аргументов против существования чистилищного огня», в которых не только ответил на латинские умопостроения, но и по возможности чётко сформулировал учение Православной Церкви о загробной жизни, рассказав о неполноте блаженства святых до Страшного Суда, участи нераскаянных грешников, епитимьях и многом-многом другом.

Полный перечень аргументов святителя Марка слишком обширен для данной работы, и потому мы приводим лишь наиболее интересные из них:

• Бесплотные души не могут быть палимы вещественным огнём^[45];
• Если бы все проходили сквозь очистительный огонь, то и очищались бы в равной мере, а значит, и наследовали одни и те же райские обители, против чего свидетельствует Священное Писание^[46].
• «Малое зло в тех, которые были праведными в великих делах, не приведет к навлечению наказания благодаря тому, что лучшие дела побеждают»^[47].
• «Назвавшего брата “рака” (т.е. безумцем) Господь в Евангелии отсылает не в чистилище, но в геенну, и учит, что даже за праздное слово мы будем должны дать ответ во время Суда, а не очищаться огнём»^[48].

Учение святителя Марка о загробной жизни

Страшный Суд. Икона

В финальном Акте Унии отражена вера латинян в то, что праведники уже сейчас в полноте наслаждаются благами Небесного Царства и, более того, «ясно созерцают Бога в Трех Лицах, созерцают Таким, Какой Он есть»^[49], что, заметим, представляется совершенно невозможным с точки зрения православного учения о различении Божественной сущности и энергии. Святитель Марк писал: «Ни праведные еще не восприняли полностью свой удел и оное блаженное состояние, к которому они себя здесь уготовали через дела, ни грешные после смерти не были отведены в вечное наказание, в котором будут вечно мучиться; но и то и другое необходимо должно быть после последнего того Дня Суда и воскресения всех»^[50]. При этом праведники «пребывают во всякой радости и веселии, ожидая уже и только лишь не имея еще в руках обетованное им Царство и неизреченные блага; а вторые, напротив, пребывают во всякой тесноте и безутешном страдании, как некие осужденные, ожидающие приговора Судьи и предвидящие оные мучения. И ни первые не восприняли еще наследие Царства и тех благ, “ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша” (1Кор., 2:9), ни вторые еще не преданы вечным мукам и горению в негаснущем огне».

Объясняется это тем, что лишь с телом возможно полное блаженство или мучение: «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2Кор., 5:10), поскольку до воскресения праведники и грешники «как бы рассечены на две части и не имеют тела»^[51].

О душах тех, кто находится в «среднем моральном состоянии» и кого латиняне отправляют в мифологическое Чистилище, святой Марк писал: «Мы утверждаем, что то состояние, которому ныне подвергаются те средние, — мучительно: то ли это стыд и угрызение совести, то ли раскаяние, то ли заключение и мрак, то ли страх и неизвестность будущего, или же это только лишение созерцания Бога соответственно прегрешениям, совершенных ими»^[52]. При этом церковные молитвы полезны всем находящимся в аду, ибо «на всех простираются бывающие от них (т.е. молитв — прим. А.П.) значение и польза: в отношении грешников и заключенных в аду — дабы они получили, если и не совершенное освобождение, то хотя бы некое малое облегчение»^[53].

После Второго пришествия Иисуса Христа состоится Страшный Суд, на котором сгорят все злые дела грешников, сотворенные от начала мира, появится новое небо и новая земля. Сами же грешники останутся в живых («спасутся, но так, как бы из огня»). Души грешников и праведников соединятся с новыми телами и отправятся в Рай и Геенну, которых до Страшного Суда, в строгом смысле, нет (иначе зачем Господу говорить на Суде праведникам: «Приидите, наследуйте уготованное вам Царство!»^[54]?). При этом грешники и праведники по-разному воспримут одну и ту же благодать Божию, явленную им как огонь. Первые испытают на себе палящую силу огня, вторые — просвещающую. Именно об этом разделении огня на палящий и освещающий компонент, по мысли святого Марка, говорил святитель Василий Великий в своих толкованиях на 28-й, 49-й и 98-й псалмы: «Огонь, уготованный для мучения диаволу и аггелам его, рассекается гласом Господа, дабы за сим в нем было две силы: одна попаляющая, а другая просвещающая; мучащая и карательная сила того огня сохранена для достойных мучения; а просвещающая и осиявающая предназначена для озарения ликующих. Итак, для того глас Господа, рассецающего и разделяющего пламень огня, чтобы мрачная часть его была огнем мучения, а не опаляющая пребыла светом наслаждения»^[55].

***

Собственно на этом обсуждение Чистилища и закончилось. Кардиналам было нечего возразить на неопровержимые доводы святого Марка, но и признавать свою неправоту они не желали. Месяц бездействия сменялся месяцем бездействия. Император Иоанн VIII безрезультатно ждал отцов Базельского собора и Западных государей, собрать которых ему пообещал папа Евгений. Никто из них так и не приехал. Феррарский собор зашёл в тупик.

Однако стараниями папы и Императора 8 октября 1438 года переговоры возобновились. Кардинал Цезарини спросил греков: «Что вы желаете, чтобы мы сделали?» Святитель Марк ответил, чтобы латиняне убрали из Символа недозволительную добавку Filioque^[56]. Но это уже совсем другая история.