Что делать, если «чешется за ушами»

Эстонский священник Даниил Леписк рассуждает о христианском просвещении в Эстонии, создании «церковноэстонского языка», преодолении разделения в обществе, своеволии некоторых православных… А еще – о святых современниках, благодаря которым можно смело утверждать: Православие и Эстония – ничуть не антонимы.

Панорама Таллина с видом на Александро-Невский собор

О стереотипах, языке веры и православной Эстонии

– Отец Даниил, каждый раз, когда приезжаю в Эстонию, с радостью вижу в церковных лавках всё увеличивающийся выбор книг на эстонском языке. Смотрю, переводческая работа у вас ведется серьезная. Думаю, это хорошее доказательство тому, что большое значение в Эстонской Церкви придается проповеди Православия.

– Да, это так. Мы должны помнить, что Православие и Эстония, Православие и эстонцы – отнюдь не антонимы. Переводами у нас занимаются священники и миряне, эстонцы по происхождению. Они знают церковнославянский, русский, английский языки и своим трудом помогают становлению, если так можно выразиться, «православного эстонского» языка.

Православие – не «чужая» для эстонцев вера, а своя, коренная

– Церковноэстонского языка! И сам язык красив, а уж в храме и подавно!

Очень люблю разрушать всякие стереотипы, особенно нехорошие. Согласно одному из них, христианство в Эстонии – чуть ли не в гетто, эстонцы все либо атеисты, либо агностики и считают Православие чем-то, простите, второсортным. Как понять возникновение подобного рода стереотипов, и как понять желание эстонцев всё-таки быть христианами? Сами стереотипы откуда появились?

– Безусловно, Православие пришло к нам с востока, наша Церковь кровно связана с Русской. И как совершенно справедливо говорил наш покойный владыка Корнилий: «Православие началось в Эстонии с Ярослава Мудрого». Так что считать Православие «второсортным» – это уж никак не свидетельствует о хорошем историческом образовании, не говоря уж о духовном уровне человека.

Безусловно и то, что было много эстоноязычных православных приходов, и у нас есть прекрасный пример – остров Сааремаа, там сейчас 98% эстонского населения. Но Сааремаа исторически – это более 10 православных храмов, православных приходов.

Конечно, православную веру в эстонском языке часто называют «русской верой». Это именно исторически понятно. Если бы ее воспринимали из других мест, то называли бы иначе, например греческой верой. На мой взгляд, это прекрасный повод для размышления над тем, откуда в Эстонии Православие. Но уж никак это не унизительно, согласитесь.

С другой стороны, на юго-востоке Эстонии о Православии говорят не как о «русской вере», а как о родной эстонской, коренной: еще в XVI веке здесь многие жители были православными. Для них это уже своя вера. Они не говорят, что это русская вера. Это их коренная вера.

Священник Даниил Леписк

– Таким образом, мы приходим к здоровому заключению, что христианство, Православие – это совершенно естественная для любого человека вера. Вопрос просто в личном выборе каждого.

– Конечно. И тут надо еще иметь в виду, что у нас в Церкви нет ни «чисто русского», ни «чисто эстонского» прихода: в каждой общине есть и те, и другие. Есть священники-эстонцы, которые служат частично на эстонском; иногда и полностью бывают на эстонском службы. И в кафедральном соборе стало уже практикой: каждую неделю проходят службы на эстонском языке. Часто на них школьники приходят: удивляются, начинают открывать для себя красоту Православия и понимать, что христианство – вера для любого человека, любого народа.

– То есть речи о разделении не идет совсем?

– Нет, конечно. И то, что наши приходы живут в мире, – лучшее тому подтверждение. В общинах совершенно спокойно воспринимают, что есть и те, и другие прихожане. Хотя понятно, что для любой национальности важно, чтобы молитва звучала на ее языке.

Многое зависит от того, насколько человек знает церковнославянский, русский языки. Если не владеешь хорошо русским языком, то это становится препятствием прийти в храм, когда всё там на церковнославянском. Хотя в некоторых наших храмах, я знаю, ведутся занятия по церковнославянскому для эстонцев, сделаны какие-то первые шаги, чтобы этот богослужебный язык не воспринимался как иностранный… Это тоже некое такое свидетельство, что мы живем или пытаемся жить вне языковых границ.

– Есть какие-то светлые моменты, благодаря которым можно сказать, что Церковь в Эстонии жива?

Икона блж. старицы монахини Екатерины (Малковой-Паниной)

Это усопшие праведники, но у многих из нас их жизнь перед глазами: многие их знали, мы же почти современники. Мы видим, что наша Церковь живет.

– Если всматриваться в положение дел без предрассудков, то наследие-то огромное в Эстонской Церкви, и свет действительно светит. Вспомнить того же отца Валерия Поведского, отца Владимира Залипского и многих других – это же действительно светильники веры.

– Да, Дух Христов живет, Церковь рождает святых, прославленных или нет, с которыми, Бог даст, познакомятся и другие православные, возьмут для себя пример следования Христу.

Еще к слову об эстонских святых. Страшный 1917 год, начало гонений. Но он для маленькой Эстонии родил многих и многих святых. Среди них священномученики – и русские, и эстонские священники. У нас есть священномученик Платон (Кульбуш; † 1919) и сподвижник его отец Карп (Эльб; † 1937), отец Николай Сиймо († 1931), отец Иоанн Петтай († 1919) в Валге, отец Сергий Флоринский († 1918) – они прославлены сейчас. С одной стороны: разгул ужасных страстей, с другой – свет Христов, мученичество. И сейчас у нас идет прославление мучеников и появление новых сведений о них. Это тоже свидетельство именно того, что на крови этих мучеников наша Церковь растет.

Протоиерей Валерий Поведский, 1948 г.

– Если следовать строгой терминологии, то больше исповедническая.

– Насколько нова для Эстонской Церкви православная литература на эстонском языке? Есть ли такие замечательные слова, которые могут восхитить переводчика или любого другого, кто вдумается в слова и прочувствует их? К примеру, в некоторых финно-угорских языках нет слова «Господь». В эстонском языке тоже?

– В эстонском языке есть и «господин», и «Господь», и «Бог». Недавно наткнулся в интернете на эстонский молитвослов, изданный 1843 году. Там все эти слова есть.

– А еще какие-то слова есть, которые впечатляют? Вдохновляют?

– Недавно общался в нашем храме со школьниками, и мы говорили про известный пример – слово «крестить». Это особенность именно русского языка: мы не говорим, что погружаем человека в воду, а называем это крещением. Слово «крест» используют для того, чтобы показать, что человек рождается от воды и Духа. И в эстонском языке такая же особенность. Мы имеем слово «ristima» – «крестить», от слова «rist» – «крест».

– Может, имеет смысл воспринять этот добрый совет – не акцентировать внимание на болезненных сегодня вопросах национального различия, дать разобраться с этим Богу.

– Ну, а что я еще могу другого посоветовать? «Се, что добро или что красно, но еже жити братии вкупе» (Пс. 132: 1)

– Спасибо за «братию».

О современной жажде чудес

Если имеешь смирение, то будешь замечать чудеса везде и с благодарностью

– Не менее болезненная тема, но уже общая: настоятельная потребность современных христиан в чуде.

– Громкое, сверкающее чудо – это от желания неофитского; я вполне понимаю, что оно может быть: «Покажи мне, докажи». А всё-таки жизнь не состоит из ряда громких чудес. Если одно громкое чудо, если второе громкое чудо, тогда все последующие дни должны быть наполнены этими громкими чудесами. И это, по сути, невозможно и не нужно. Потому что если мы только ориентируемся на такое внешнее… Господь отверг путь эффектного появления в Своих первых искушениях, которые сатана Ему предложил – броситься с крыши и так далее. Господь этот путь отверг. И человеку предложил другой путь – открыть глаза и увидеть, что вот чудо, оно сокрыто. Даже в наших законах природы. Здесь сплошное чудо везде и повсюду. И когда человек таким смиренным путем уйдет от желания увидеть что-то блистающее и сверкающее перед глазами, уйдет в смирение, то он начнет замечать эти чудеса везде и с благодарностью.

Любая Литургия – это же чудо, мы совершаем величайшее чудо! Не воду превращаем в вино, что было первым чудом Господа, а вино становится Кровью Господней. Или такие, если можно сказать, периодические чудеса, которые мы совершаем в праздник Крещения Господня, когда Бог по нашей молитве освящает воду. Мы это воспринимаем как должное, но на самом деле это чудо, и мы – его участники. Мы просим, мы молим об этом чуде, и потом мы пользуемся его плодами, ведь эту воду мы используем в течение долгого времени. И сами мы смиренно просим: «Господи, приди и освяти эти воды».

В храме прп. Сергия Радонежского в Палдиски

Когда человек отбрасывает ненужное, этот блеск и просто смиренно углубляется в повседневную христианскую жизнь, он начинает ценить все эти вещи. И будет у него уже не потребительское отношение к святыне: мол, я прихожу раз в году, дайте мне воду, потому что вы обязаны… А будет он приходить, чтобы самому молиться и потом с благодарностью пользоваться этой святыней.

А так… Человеческая натура бесконечная, и если не будет смирения, то она будет требовать все большего.

– Как наркотик?

– Да, в некоторой степени. Или можно вспомнить классический библейский пример – иудейские 40-летние странствия в пустыне: каждый день столп стоит огненный или облачный – это ведь не естественное явление природы, которое присутствует рядом с тобой, а самое настоящее чудо! Но люди привыкли к тому, что Бог постоянно рядом, в этом столпе. И нет уже благоговейного страха Божия, а проявляются обычные человеческие страсти: давай мне одно, другое, третье – манны, воды, перепелов, и побольше, побольше. Так что чудо само по себе нисколько человека не приводит в чувство. Человек привыкает к чуду.

Господь сказал, что плод приносится в терпении. И наше спасение тоже вынашивается в терпении

– Какая-то профанация получается…

– Да. Что легко дается, то мало ценится. И с чудесами то же самое. Если бы они давались каждый день оптом, тогда на них никто не обращал бы внимания и люди стали бы требовать еще более «чудесного чуда».

Господь сказал, что плод приносится в терпении. И наше спасение тоже вынашивается в терпении.

– И, возвращаясь к отцу Валерию Поведскому, мы видим прекрасный пример этому. Терпение здесь было огромное.

– Терпение – это мягко еще сказано о том, что он пережил на своем веку.

– Если не ошибаюсь, у него семья погибла в огне?

– Ребенок погиб.

О пастырском слове, послушании, воле Божией и человеческой

– Бывает ли такое, что священник, честно глядя на себя, на свои силы, на образование, опыт жизненный, умения, должен не менее честно признать: я просто не могу из-за своей слабости, отсутствия опыта дать совет, о котором меня просят? Проще говоря, должен ли священник критично подходить к самому себе?

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)

Сегодня священником может стать выпускник семинарии, которому может быть 20 с небольшим лет. 22–23 года. И, конечно, это было бы верхом безумия – считать, что «мое слово – Божие повеление».

Если человек сам, прежде чем подойти к священнику, мысленно помолится: «Господи, вразуми его дать мне полезный, нужный совет»; и священник тоже молится, например перед исповедью: «Господи, вразуми! Когда приходят люди и ищут Твоей воли, Твоего благословения – вразуми меня сказать что-то полезное», в таких случаях, я верю, через смирение Бог будет иметь свободу действовать. И совет, который духовник дает, может быть именно тем советом, который человеку нужен. Когда же священник заявляет: «Я как священник тебе скажу, и это глас Божий» – здесь присутствует что-то противное смирению.

Священническое слово может быть разное. Если не ошибаюсь, преподобный Амвросий Оптинский говорил, что когда спрашивают у него совета, то он помолится и скажет свое слово. Но когда люди начинают настаивать на другом, то он может поддаться и поменять свое первое слово. Но опыт показывал, что первое слово было от Бога и, таким образом, правильное. А второе – уже человеческое и часто ошибочное. Мы не имеем такого духа, и у нас это первое слово, что от Бога, может и отсутствовать. К сожалению, и такое имеет место. Тем более если мы начинаем сильно настаивать на том, что оно и есть то, правильное.

– Мы говорили сейчас о смирении – очень важном качестве, по вашим словам, и оно важно не только для священнослужителей, но и для всех, – и о трезвом восприятии своего положения, очень часто незавидного. Это касается сил, умения, возраста, способностей… То же самое напрямую относится и к мирянам – чтобы и самому иногда включать голову и не переваливать свои личные проблемы часто на незнакомого священника.

– Да, безусловно! Человек призван к такой ответственности, и никто не построит наше спасение, если мы сами этого не делаем. Святитель Игнатий еще 150 лет назад говорил, что людей духоносных мало. Более близкий нам по времени человек, игумен Никон (Воробьёв), то же говорил и про самого себя, что так и не нашел себе духовника. Он говорит, что в лучшем случае мы находим себе единомышленника, советника, с которым мы советуемся. Но так вот надеяться, что я спрошу и как мне благословят, так и сделаю, – нет, это неправильно.

По-моему, и у таких сильных духовников, как отец Кирилл (Павлов), отец Иоанн (Крестьянкин), есть мысли, касающиеся отсутствия старцев в нынешнее время. Все потому, что нет послушников. На самом деле никто не готов послушаться. Часто люди хотят принимать советы, за которыми уши чешутся. То есть если хочу принимать, то приму. А если мне это не сильно по душе, то буду искать кого-то другого, который мне посоветует именно то, чего я уже хочу. Здесь присутствует своеволие, которое человек прикрывает видимостью послушания. Мол, я побывал у священника, и он мне это «благословил». Хотя на самом-то деле сам человек вынудил, «выходил» это «благословение». Надеяться, что мы способны на подлинное послушание, – это очень дерзко. К сожалению, нет у нас такой решимости.

– То есть, сидя в квартире где-то в Петербурге, в Москве, в Таллине, в Цюрихе где-нибудь, переносить себя в IV век, в Египетскую пустыню не надо.

– Нет, не надо. Что такое послушание, мы видим из библейских примеров. Вот слова Божией Матери: «Се, Раба Господня, да будет Мне по слову твоему». И всё. Что за этим словом последовало – это было послушание. Праведный Иосиф – то же самое. Младенец родился: «Возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет». Это действительно послушание.

Благовещение Пресвятой Богородицы. Фреска в Благовещенском храме Назарете. Фото: Гурий Балаянц / Православие.Ru

Наше послушание – видимость: мы ищем священника, который «благословит» нашу волю

– А плюс еще эти слухи, эта ненависть, которые окружали Святое Семейство. На иконе это всё изображается, кажется, в образе старика – разносчика слухов и сплетен?

– Да. И тем не менее – послушание. И оно, конечно, для нас примером недосягаемым и остается. А в нашей жизни… Мы не готовы чем-то пожертвовать, но в то же время так хочется говорить о таких красивых словах и материях, как «послушание», «духовник», «меня благословили». Это сложные вещи. Пусть будет совет или благословение, но человек однозначно здесь должен включать и свои мозги. Всё-таки четко свою собственную жизнь устраивать по заповедям Божиим, помня о собственной ответственности. Так мы волю Божию и узнаём: исполняя заповеди, человек тем самым и начинает исполнять Божию волю в своей жизни. А мы не хотим делать, мы хотим сразу готовое. Сразу чудо – такое громкое, сверкающее, и тогда поверим. Но даже если это чудо было показано, надо смиренно идти по пути, который Господь начертал. Проблема в том, что смирения после такого яркого чуда часто не бывает. В общем, трезво оценивать свои силы должен не только священник, но и любой христианин.

Исполняя заповеди, человек тем самым и исполняет Божию волю в своей жизни

– Вы упомянули игумена Никона (Воробьева). Сейчас увидел в Александро-Невском соборе его книгу на эстонском языке. Откуда такой интерес к отцу Никону?

– Он – почти наш современник, человек ХХ века. Его язык – доступный для нас, мысли – понятные для нас. Многие из нас тоже немножко захватили это время, в которое он жил.

О букве и духе христианства

Арсеньев Николай Сергеевич

– Мы очень хорошо знаем Евангелие, хорошо знаем этих евангельских персонажей – фарисеев. Они были людьми, которые были призваны строго соблюдать Закон и исполнять требования Закона. И они это делали. Но Христос обличал их часто за то, что у них за внешней буквой потерялся дух. Бывало, что Господь творил чудеса, которые должны были заставить их и нас задуматься, что суббота для человека, а не наоборот. Дух фарисейства – это ведь не свойство отдельного человека времени земной жизни Христа, Его современника. Это духовное состояние. И оно может быть свойственно любому из нас: мирянину ли, диакону, священнику или епископу. Мы можем уйти от внимания к человеку или не замечать за внешними предписаниями и правилами, а то и не хотеть видеть человека, не хотеть испытывать этой любви, этого тепла, этого внимания, которое должно быть к окружающим. И тут действительно предостережение на все времена. Страшный фарисейский дух, который Господь обличает в Евангелии, свойственен, увы, не только людям, жившим 2000 лет назад. Это для нас сегодня очень и очень актуально…

– Наша поврежденность очень живуча?

– Легче ведь жить не по любви, а по букве: «это можно, а это нельзя». И часто мы в храмах сталкиваемся с тем, что жизнь христианская превращается в массу таких «нельзя!» Это нельзя, это не положено, этого не делай… И непонятно, что за этим запретом стоит. Заповеди Божии могут или запрещать, или повелевать, но они дают внутреннюю жизнь. Что-то запрещается, поскольку это убивает человека изнутри. А когда эти запреты просто внешние – примеров мы знаем множество, – толку мало. И подобные запреты очень живучи. Людям легче запомнить, что так нельзя делать, но человек не задумывается, что же за этим стоит. Любой запрет всегда должен нести внутреннее содержание. Почему это нельзя? Почему нельзя выпрыгивать из окна? Не просто нельзя выпрыгивать из окна, а потому, что, выпрыгнув, ты можешь разбиться. Так что желательно, чтобы суть запрета всегда была понятна. И это тоже особенность не только тех времен, когда Господь пребывал на земле. В наше время мы сталкиваемся с такими же проблемами. Не хотим углубляться в свою собственную веру, понимать ее изнутри.

– И получается, по вашему объяснению, что это внешнее восприятие христианства и спровоцировало страшные события 100 лет назад?

– Да. Об этом многие святые – и святитель Феофан Затворник, и отец Иоанн Кронштадтский – писали. Они буквально кричали: надо что-то менять!

«Владыка Корнилий – это целая эпоха в жизни Эстонской Церкви»

Митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий (Якобс)

– Как идет жизнь Эстонской Церкви после кончины митрополита Корнилия? С чем связаны надежды православных в Эстонии сегодня?

– Владыка Корнилий – это целая эпоха в жизни нашей Церкви. Ведь большая часть нашего духовенства рукоположена именно им. Требуется время, чтобы привыкнуть к мысли, что этот период закончился. Но надеемся, что Церковь наша не остается надолго без предстоятеля. И, конечно, молимся об упокоении владыки Корнилия.