Особенности песнопений службы Успения Пресвятой Богородицы

'); //'" width='+pic_width+' height='+pic_height } }

Успение Пресвятой Богородицы. Охрид. Церковь Богоматери Перивлепты. 1294 - 1295 гг.

Богослужение в Древней Руси, как и сейчас, представляло собой целый повествовательный комплекс. Причем составной, комплексный характер богослужения выражался не только и не столько в том, что служба одновременно являлась и беседой с Богом, и целой «лекцией» для молящихся, но в первую очередь в том, как именно достигалась цель единения верующих с Творцом, священнослужителями и между собой – через гармоничное единение трех главных составляющих литургической жизни Церкви: слова, образа и звука.

В службе Успения Пресвятой Богородицы сложно выделить основную мысль, сюжетную линию, канву или доминирующий образ, так много здесь действующих лиц: это и вся Святая Троица, и Сама Богородица, и ангельский собор в целом, и некоторые чины его воинства; апостолы и пророки, грешники и праведники, простые люди и монашествующие. Успенские песнопения открывали сердцу человека всю небесную иерархию, объясняли способ соединения горнего и земного миров, называя место их соприкосновения – Божию Матерь, выносившую во чреве Своем «Невместимого» Бога.

Святые песнотворцы, авторы стихир и канонов вложили в свои произведения и множество тем: это и исторические перспективы, и картины будущей жизни, и взгляд на смерть как на особый шаг жизненного пути.

Может подумать, что при такой «плотной» образной нагруженности Успенской службы невозможно не потерять смысловую нить богослужения, сохранить сосредоточенность ума. Но это не так, и композиция песнопений Успенской службы выстроена была весьма логично и последовательно, а смысл ее раскрывался постепенно. Богословские постулаты гармонично сплетались с историческим повествованием праздника и выдержками из Священного Писания. В каждом стихирном блоке песнословцы начинали с исторических повествований об Успении, к примеру о собрании всех апостолов в Иерусалиме, и постепенно переходили к выражению вероучительных истин, например о Приснодевстве Богородицы.

Некоторые стихиры, вследствие их особой значимости, повторялись два, а то и три раза. Кроме того, стихословия в Древней Руси в большинстве случаев исполнялись хорами на определенные гласы знаменного распева, каждый из которых сообщал верующим определенный эмоциональный посыл, направлял мысль в нужное русло.

Богослужение Успения Пресвятой Богородицы являет собой замечательный пример синтеза византийской и русской литургических традиций. При этом первоначальный вид византийского богослужения не был сохранен на Руси в нетронутом виде: некоторые стихиры были перемещены по принципу благозвучности, образной и информативной наполненности[1].

Православное богослужение имеет ряд изменяемых (стихиры, тропари, каноны и т.п.) и неизменяемых (Предначинательный псалом, молитвы «Свете тихий», «Ныне отпущаеши», ектении и т.п.) частей, наличие или отсутствие которых определяются указаниями Типикона – книги, регламентирующей значительную часть всей литургической жизни Православной Церкви[2]. Для выявления особенностей Успенского богослужения мы и будем руководствоваться, прежде всего, указаниями Типикона[3], а также дополнениями Минеи[4] месяца августа.

Успение входит в число наиболее значимых праздников Православной Церкви, и потому с давних времен ему были установлены дни предпразднства и попразднства, отводящие Успению семь дней празднования. Предпразднство Успения совершается 14 августа, а значит, богослужение в этот день имеет смысловую нагрузку, подготавливающую к празднику, что сказывается и на содержании изменяемых частей богослужения.

Успенскими образами и аллюзиями наполнены три стихиры из шести на «Господи, воззвах», все вечерние стихиры на стиховне, седальны после чтения кафизм, один из канонов, хвалитные стихиры и утренние стихиры на стиховне. Кроме того, 14 августа исполняется особый тропарь предпразднства, призывающий людей прославлять Богородицу и Ее Успение. Таким образом, церковное богослужение начинает подготавливать верующих к непосредственному празднику заранее. Подготовка эта, по нашему мнению, кроме всего прочего заключается и в частичном сообщении молящимся основных мыслей и идей праздничных песнопений.

В канун самого Успения в православных храмах принято совершать всенощное бдение – торжественное богослужение, объединяющее великую вечерню и утреню. Всенощная, совершавшаяся в Древней Руси, несколько отличалась от современной, однако разница в чинопоследовании заключается в основном в перемещении стихир, что называется, «с места на место». Например, нынешние хвалитные стихиры входили в состав древних стихир на «Господи, воззвах», а нынешние стихиры на «Господи, воззвах» пелись вместо древних хвалитных и т.п.

Нет особой нужды подробно рассматривать общий для всех двунадесятых праздников чин всенощного бдения, остановимся только на некоторых изменяемых частях этого богослужения.

Согласно указаниям Типикона, на всенощной поется восемь стихир на «Господи, воззвах». В Минее содержатся всего три данные стихиры[5], а потому первая и вторая из них исполняются трижды, а третья – дважды. Подобные повторения не случайны в богослужебном последовании. Как уже было отмечено выше, успенские песнопения отличаются глубиной образного и богословского содержания, а потому неоднократное повторение первых стихословий праздника подготавливало молящихся к дальнейшему богослужебному повествованию. Автор этих стихир неизвестен, написаны они были до XII века.

Следующая часть богослужения, на которой стоит остановить внимание, – паремии. Успенские паремии идентичны паремиям на Рождество Богородицы: это выдержки из книг Ветхого Завета: Быт. 28; Иез. 43–44; Притч. 9. Этим подчеркивается образная и фактическая связь между двумя праздниками. Особенность же успенских в том, что их содержание как нельзя лучше соответствует всем праздничным песнопениям и неоднократно перекликается с ними, заставляя молящихся раз за разом обдумывать услышанное во время чтения паремий.

Видное место на великой вечерне занимают стихиры на литии – вследствие их древности, содержания, формы и способа исполнения. Их авторы известны: это Анатолий и Герман, патриархи Константинопольские; святой Феофан исповедник; святой Иоанн Дамаскин. Написаны они в разное время с V по IX века. Литийные стихиры отличаются особенной торжественностью содержания, что подчеркивается пометкой «самогласны»[6]. «Самогласные» стихиры включались в наиболее значимые богослужения и исполнялись оригинальным напевом, не похожим ни на один другой. Им свойственен особый высокопарный слог.

Нарочитая праздничность рассматриваемых стихир может быть также объяснена тем, что они готовят верующих к следующей части великой вечерни – литии. Следует отметить, что, несмотря на то, что лития является неотъемлемой частью любого всенощного бдения, в древнерусском богослужении (X–XII вв.) она отсутствовала[7]. Каких-либо пояснений этому в литературе, посвященной рассматриваемой теме, обнаружить не удалось. Однако можно предположить, что в связи с особым почитанием праздника Успения Пресвятой Богородицы нашими предками и указанием Типикона XI века о необходимости совершать этот праздник «светло и торжественно, ибо это праздников праздник и торжество торжеств»[8], перед началом богослужения принято было совершать литанию или крестный ход[9]. Можно сказать, что служба Успения как бы приравнивалась к пасхальному богослужению[10]. И Успение Пресвятой Богородицы нередко называют «Богородичной Пасхой» или «второй Пасхой».

Стихиры на стиховне, так же как и литийные стихиры, отличаются высокопарным слогом. Можно предположить, что их исполнение производило на молящихся особое впечатление вследствие наличия над ними пометки «самогласны»[11]. Любопытной чертой этих стихир является первый стих, в некоторой степени подтверждающий предположение о «пасхальном» характере успенских песнопений: «Воскресни, Господи, в покой Твой, Ты и Кивот святыни Твоея». Авторы стиховных стихир неизвестны.

Следующий момент, на который стоит обратить внимание, – это пение канонов. Их на Успенском богослужении два, и оба они посвящены событиям праздника. Этим подчеркивается нарочитая торжественность службы, ее целостность, смысловая и эстетическая наполненность, особое к ней отношение в Древней Руси. Авторы канонов – святые преподобные Косма Маюмский и Иоанн Дамаскин; оба они входят в число наиболее одаренных церковных гимнографов.

Последующие части Успенского богослужения не выделяются значительными особенностями в сравнении со службами прочих двунадесятых праздников, что, впрочем, не умаляет их значимости. Все они последовательно раскрывают заложенные в них авторами догматические, дидактические и исторические темы. Оставшиеся хвалитные стихиры исполняются «на подобен: Яко добля…», то есть они подчинены оригинальному распеву. Эмоциональный спад богослужения можно объяснить тем, что эта часть службы предваряет ее окончание, и верующим предоставлялось своеобразное «время отдохновения», необходимое для осмысления всего, что ими было услышано и увидено. Еще находясь в храме, они должны были задуматься над многочисленными образами и воззваниями Церкви к их душам, обратиться к Богоматери с прославляющей или просительной молитвой, чтобы под действием ее обрести состояние умиротворенности и безмятежности. Сообщение этого «блаженного», гармоничного состояния всем верующим и являлось целью древнерусского церковного искусства, объединявшего в себе не только слово, образ и звук, но даже и сам, казалось бы, неодушевленный строй, схему общественного богослужения.

Рассмотрев вкратце уставные особенности службы Успения Пресвятой Богородицы, обратимся к анализу ее песнопений. Выше уже было отмечено, что гимнография Успения наполнена многочисленными образами и отсылками к Преданию, апокрифам, нравоучительным и догматическим положениям Православной Церкви. Наиболее интересными в этом отношении являются следующие песнопения: стихиры на «Господи, воззвах», на литии, на стиховне, а также тропарь, кондак и каноны.

Необходимо еще раз отметить, что, участвуя в Успенском богослужении, верующие имели возможность мистическим образом осознать себя участниками событий праздника, вспомнить или, может быть, заново открыть незыблемые доктринальные положения православной веры, прочувствовать их нравственный посыл, вознести хвалебную, просительную или благодарственную молитву Богоматери, зная об особом Ее присутствии в храме в этот день. Весь комплекс интересных для нас песнопений пропитан, с одной стороны, глубокой скорбью ангелов и апостолов, участвующих в погребении Богородицы, с другой же – их несказанной радостью, основанием для которой стало Ее воскресение и вознесение на небо. Такой же светлой грустью наполнены и песнопения Страстной седмицы и Пасхального торжества.

Обращаясь к началу богослужения, рассмотрим стихиры на «Господи, воззвах». В чинопоследовании их три, однако при внимательном прочтении может возникнуть ощущение, что некогда они представляли собой единое целое вследствие их гомогенности по форме и содержанию. Каждая из стихир, подхватывая, продолжает смысловую нить предыдущей и как будто бы позволяет рассмотреть события Успения под несколькими ракурсами.

Первая стихира открывает мысленному взору молящихся «святый дом» Богородицы – Гефсиманию, Ее смертный одр; во второй стихире автор удивляется увиденному и вместе с этим, осознавая чудесный характер происходящего, прославляет Деву Марию; третья стихира переносит верующих в горний мир, где все небесное воинство разделяет радость апостолов – свидетелей явления Христа, воспринявшего душу Богородицы и вознесшего ее в райские селения. Стихира на Славу, и ныне является некоей квинтэссенцией всего сказанного ранее. Темы трех предыдущих стихир изложены в ней последовательно. Исторический аспект праздника дополняется сообщением о чудесном перенесении апостолов со всех концов земли в Гефсиманию. Говоря же о горнем мире, Церковь более подробно рассказывает о служении ангелов: они прославляют душу Богородицы, подъятую к небесам, сопровождают ее в некоем стройном шествии, а некоторые из них, забегая вперед «процессии», снимают райские врата, ибо они слишком малы в сравнении с величием Божией Матери.

Автор стихир на «Господи, воззвах» был хорошо знаком с преданием об Успении Богоматери. Кроме того, в тексте отчетливо просматриваются отсылки к труду святого Дионисия Ареопагита «О небесной иерархии»: так, в третьей стихире перечисляются ангельские чины так, как они указаны у Дионисия[12]. Что, возможно, косвенно указывает на сообщение Предания о присутствии святого Дионисия в Гефсимании во время успения Богородицы. Следует также отметить и знакомство автора стихир с апокрифическим сочинением «Святого Иоанна Богослова сказание об успении Святой Богородицы», о чем говорят слова стихиры на Славу, и ныне, повествующие об апостолах, принесенных к одру Богоматери чудесным облаком.

Образы рассматриваемых стихир называют Богородицу так:

– «Источником Жизни»[13] (примечательно написание слова «Жизнь» с большой буквы, что, в первую очередь, указывает на личность Христа)[14],

– «Вышняго престолом»[15]. Наименование Богоматери престолом Всевышнего указывает на то, что именно благодаря Ей Бог воспринял человеческую природу и тем самым всецело стал духовным Царем человечества;

– «Лествицей к небеси»[16]. Этот образ[17] полагает начало целого ряда ветхозаветных пророчеств о Богородице в рассматриваемом богослужении; также он перекликается с содержанием следующих далее паремий, образуя тем самым некую цикличность богослужебного повествования.

Интересно, что приведенные выше образы можно рассматривать как раздельно, так и вместе. Их совокупность указывает на некую последовательность участия Богоматери в деле спасения человечества: Она выносила Христа («Источник Жизни»), в Ее утробе соединились Божественная и человеческая природы («престол Вышняго»), подвиг Ее Сына открыл людям возможность наследовать вечное блаженство («Лествица к небеси»).

Стихиры на «Господи, воззвах» прямо и в образах восхваляют Богородицу, говорят о Ее личном значении для человечества. Следующие же стихиры – на литии – указывают на особое значение для всей Вселенной (то есть совокупности земного и небесного миров) самого события Успения.

Повествование первой стихиры позволяет увидеть, что апостолы, чудесным образом собранные в Гефсимании, должны были стать непосредственными свидетелями успения и вознесения Богоматери, чтобы в дальнейшем нести весть о Ней будущей Церкви. Таким образом, коннотация первой стихиры делается на значении Успения для апостолов[18].

Вторая стихира повествует о значении событий Успения для всего сущего в общем и рода человеческого в частности. Люди отныне имеют величайшую Предстательницу и Заступницу, по молитвам Которой им ниспосылаются радость и «велия милость»[19].

Третья стихира вводит в общее богослужебное повествование Бога Отца. Можно предположить, что здесь говорится о значении Богородицы для первой ипостаси Святой Троицы в том смысле, что именно через Нее исполнился Божественный план спасения человеческого рода, за что Дева Мария именуется «Невестой и Матерью благоволения Отча»[20].

В четвертой стихире события Успения рассматриваются по отношению ко всему миру, в связи с чем указывается на произошедшее с ним оживотворение: «Святым успением Ея мир оживотворися»[21].

Пятая стихира на Славу повествует о значении Успения для Церкви, которая (так же, как во второй стихире весь человеческий род) обретает особую за себя Молитвенницу перед престолом Всевышнего[22].

Шестая стихира на И ныне рассказывает о значении Успения для самой Богоматери. Дева Мария обретает столь желанный Ею покой и единение со Своим Сыном, Которому «всесветлую душу Свою в пречистыя длани… предает»[23].

Таким образом, через все литийные стихиры красной нитью проходит видение Богоматери величайшей Заступницей человеческого рода, Церкви, мира и даже ангелов небесных. Доминирующим же тезисом рассматриваемых стихир (обосновывающим возможность первого предположения) можно признать исповедание Богородицы высшим Божиим творением: «Небес вышшая сущи, и херувим славнейшая, и всея твари честнейшая»[24].

Стихиры на стиховне особенно интересны с точки зрения своего содержания. Здесь необходимо еще раз отметить, что исполнялись они «самогласным», то есть оригинальным распевом, чем, возможно, подчеркивалось их особое значение. Рассматриваемые стихиры как бы ставят перед собой цель объяснить причину чудесного Успения, произошедшего на глазах ангелов и апостолов. Причина эта видится автору в таинственном Боговоплощении, произошедшем во чреве Богоматери.

Первая стихира констатирует сам факт случившегося Боговоплощения, вторая – устанавливает его связь с ветхозаветными пророчествами[25], третья – говорит о значении Боговоплощения и Успения для всей Вселенной (людей и ангелов). Четвертая стихира на Славу, и ныне, подводя итог, в очередной раз сжато излагает основные события праздника, при этом не отступая от основной повествовательной линии предыдущих стиховных стихир, то есть связывает и объединяет Успение с фактом участия Богоматери в Боговоплощении[26]. Можно сделать вывод, что, по мысли данных стихир, да и всего успенского гимнографического блока, вследствие величайшего вклада в дело человеческого спасения (что подчеркивается практически в каждой успенской стихире, в разнообразных, однако, контекстах) и непосредственного соприкосновения с «чистейшей» Божественной сущностью, Богоматерь ближе всех людей приблизилась к Богу, а потому не могла быть оставлена во гробе и была вознесена телом Своим на небо.

Стихиры на стиховне являют собой один из замечательнейших примеров достойного облечения в словесную форму сложных догматических положений Церкви. Учение о Боговоплощении относится к такому разделу богословия, который человеческому разуму практически невозможно постигнуть, в него можно только верить. Тем более значительной видится заслуга безымянного автора стиховных стихир, сумевшего опоэтизировать, казалось бы, абсолютно «недвижимое» доктринальное положение и связать его с чудесным таинством Успения Богородицы, обогатив вдобавок дополнительной смысловой нагрузкой.

Практически сразу после рассмотренных стихир исполняется тропарь Успению Богоматери, в котором излагается сущность воспоминаемого события: «В рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси, Богородице, преставилася еси к животу, Мати сущи Живота, и молитвами Твоими избавляеши от смерти душа наша»[27]. Автор и точная дата написания тропаря неизвестны, однако его текст перекликается с «Похвальным словом на Успение» преподобного Иоанна Дамаскина, где можно встретить следующие слова: «У Той, у Которой после рождения девство пребыло нерушимым, и тело по преставлении сохранилось невредимым; и [ныне] оно переходит к лучшей и божественной жизни, которая уже не пресекается смертью, но пребывает в бесконечные веки веков»[28]. Соответственно, можно предположить, что к моменту написания своей проповеди преподобный Иоанн уже был знаком с текстом тропаря, а значит время его составления – период до VIII столетия.

Основная мысль тропаря заключается в установлении связи между праздниками Успения и Рождества, что видно из самого текста: «В рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси, Богородице». Кроме того, здесь явно присутствует стремление автора возвысить личность Богоматери, указав на неподчиненность Ее естественным законам природы: сохранение девственной чистоты даже после рождения Сына и присутствие в мире после смерти.

Кроме того, стоит обратить внимание на слова «избавляеши от смерти души наша». Особенность их заключается в своеобразном противоречии, несомненно, умышленно допущенном безымянным автором. По учению Православной Церкви, души обладают бессмертием, благодаря которому реализуется образ Божий в человеке. Вероятно, под смертью души автор подразумевает ее закостенение, то есть согласие с творимыми грехами и отсутствие по этому поводу каких бы то ни было угрызений совести. Возможно, однако, провести и другую, более сложную параллель – с Откровением святого Иоанна Богослова, где говорится следующее: «Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим. И смерть, и ад повержены были в озеро огненное. Это смерть вторая (выделено мною. – О.С.). И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное» (Откр. 20: 13–15). «Вторая смерть», по Иоанну Богослову, означает осуждение на вечные муки, таким образом, в тропаре верующие обращались к Богородице с просьбой вымолить их у Своего Сына и не оставить в день Страшного суда.

О действенности молитв Богоматери особым образом говорится в кондаке праздника, по своей форме и исполнению очень похожем на тропарь. Богородица именуется здесь «неусыпающей» Молитвенницей, «непреложной», нерушимой Надеждой христиан[29].

Особым образом из всего богослужебного повествования выделяется стихира, следующая после чтения псалма 50. Она имеет пометку «Византиево» («Византийца»), что позволяет считать ее автором императора Льва VI Мудрого, именовавшегося «Византийцем»[30]. Особенность данной стихиры в ее «настроении». В отличие от всех прочих стихир, рассматривающих события Успения через призму его окончательного результата – торжественного восшествия Богоматери в небесные чертоги, стихира по псалме 50 исполнена скорби. Автор ни слова не говорит о райском блаженстве, не упоминает ликующих ангелов и веселящихся апостолов. Наоборот, последние, согласно тексту стихиры, «объяты трепетом» и «одержими ужасом» при виде бездыханного тела Богородицы. Они как будто не могут поверить в происходящее, их глаза полны слез, а сердце – непонимания и удивления[31]. Возможно, император Лев рисует последние минуты жизни Девы Марии в таких печальных тонах ради своеобразного продолжения покаянного настроения знаменитого псалма 50.

Переходя к рассмотрению канонов, необходимо еще раз отметить, что, согласно указаниям Типикона, на Успение Пресвятой Богородицы положено пение сразу двух канонов, посвященных празднику.

Содержание успенских канонов разнится. Если первый из них в большей степени повествует о самих событиях праздника и его значении для Вселенной, то второй посвящен рассмотрению личности Богоматери и Ее значении для рода человеческого. Похожее смысловое деление можно наблюдать при сравнении стихир на «Господи, воззвах» и литии.

Тропари канонов в более пространном виде повторяют, объясняют и истолковывают все темы, так или иначе присутствовавшие в стихирах. Благодаря чему верующим в более оформленном виде преподносился один из главных посылов всего успенского богослужения. В общих чертах можно его сформулировать следующими пунктами:

– Богородица, будучи хотя и особенным, но все же человеком, с радостью восприняла весть о Своей скорой кончине – она Ее нисколько не страшила;

– смерть – всего лишь еще один шаг к вечной, истинной жизни;

– каждый христианин, обращаясь к примеру Богоматери, должен учиться спокойному отношению к своей физической кончине.

Кроме того, авторы канонов ставили перед собой вполне очевидную цель – донести до верующих мысль о важности и исключительном значении молитв Богоматери за весь человеческий род в общем и каждую в отдельности взятую душу в частности. Песнотворцы подчеркивают особое значение Богородицы в жизни людей, называя Ее «Стеной мира», «Матерью Жизни», «Неусыпающей в молитвах» и проч.[32]

Практически в каждой песни канона присутствуют ветхозаветные прообразы о Богородице: «избранный Сосуд», «златая кадильница Божественного Угля», «Ручка и Жезл, Скрижаль богописанная, Ковчег святый» и проч.[33]

Часто песнотворцы вспоминают и о чудесах, связанных с Богоматерью, начиная от Ее детства и воспитания в ветхозаветном храме[34] и заканчивая рождением Богомладенца и, естественно, Успением[35].

Особое внимание следует уделить форме тропарей канонов. Она наделена утонченностью и поэтичностью, пропитана искренней духовной любовью к Богородице, Ее почитанием. При описании событий Успения песнотворцы нередко прибегают к употреблению поистине трогательных образов, несомненно, рожденных их воображением, а не взятых из каких бы то ни было писаний. В качестве примера можно привести третий тропарь песни 4 канона Иоанна Дамаскина: «В преставлении Твоем, Мати, Божия, пространнейшее тело Твое и богоприятное ангельская воинства священными крилы трепетом и радостию покрываху»[36].

Еще один литературный прием, который используют песнотворцы для того, чтобы сделать свои произведения более понятными и близкими сердцу молящихся, – прямая речь. Они влагают ее в уста простых людей и ангелов, апостолов и Богоматери. Такой достаточно вольный подход к описанию Богоматери, святых и даже ангелов был недопустим с точки зрения церковных правил при составлении доктринальных и агиографических сочинений. Однако для богослужебных текстов канонические правила делали исключения, благодаря чему на сегодняшний день мы имеем такие замечательные с точки зрения поэтики сочинения, как успенские каноны.

Начатое стихирным комплексом раскрытие исторического, нравственного, богословского, сотериологического аспектов Успенского богослужения завершается в песнопениях канонов преподобных Космы и Иоанна.

В заключение приведем высказывание известного литургиста епископа Вениамина (Милова): «Окидывая одним мысленным взглядом все способы влияния Церкви на верующих в праздник Успения, мы имеем право вообще сравнивать Церковь с материнским чревом. Во чреве матери за период чревоношения развивается всякий младенец. Подобно этому в Церкви тайнодействиями, богослужебным влиянием и благодатию молитв Пресвятой Богородицы созревает всякая верующая душа до способности жить в обстановке ближайшего загробного единения с Богом»[37].

Квитанция

Реквизиты для юридических лиц

Реквизиты для переводов из-за границы

Оплата с банковской карты Visa, MasterCard и Maestro

Оплата наличными через кассы и терминалы

Пожертвование через Сбербанк Онл@йн

Яндекс.Деньги

Альфа-клик

MasterPass

Интернет-банк Промсвязьбанка

скрыть способы оплаты

Комментарии

Игорь27 августа 2012, 23:22

Да молчит всякая тварь и да только слушает и внимает тому,как простое доступное слово касается Неба,приоткрывает нам скрытое под его синью спасительные для нас Таинства и,пройдя их, возвращается к нам уже уверением,что и наши прошения смогут обрести такой же полёт.Так просто и естественно для верующего...И это я"прочёл" благодаря вышеописанной статье.Хотелось бы ознакомиться с "Похвальным словом прп. Иоанна Дамаскина".Благодарю.

Игорь27 августа 2012, 23:22

Да молчит всякая тварь и да только слушает и внимает тому,как простое доступное слово касается Неба,приоткрывает нам скрытое под его синью спасительные для нас Таинства и,пройдя их, возвращается к нам уже уверением,что и наши прошения смогут обрести такой же полёт.Так просто и естественно для верующего...И это я"прочёл" благодаря вышеописанной статье.Хотелось бы ознакомиться с "Похвальным словом прп. Иоанна Дамаскина".Благодарю.

Алина27 августа 2010, 23:25

Спаси Господи, А когда вы выложите запись праздничного Всенощного бдения?

Зоя 27 августа 2010, 15:28

Прежде всего надо поблагодарить автора за статью!
Но, откровенно говоря, ее название соответствует содержанию лишь отчасти. Ведь гимнография любого церковного праздника «наполнена многочисленными образами и отсылками к Преданию, апокрифам, нравоучительным и догматическим положениям Православной Церкви»; «пение сразу двух канонов» усвояется не только Успению и проч.
Кроме того, так и остался открытым вопрос о форме тропарей успенских канонов. Употребление «поистине трогательных образов, несомненно, рожденных их воображением, а не взятых из каких бы то ни было писаний» можно с большой натяжкой назвать литературным приемом – так же, как и употребление прямой речи.

Татьяна27 августа 2010, 15:20

Спаси, Господи!
Хотелось бы увидеть продожение темы особеноости гимнографии праздников.

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все комментарии будут прочитаны редакцией портала Православие.Ru.

Войдите через FaceBook ВКонтакте Яндекс Mail.Ru Google или введите свои данные:

Ваше имя:

Ваш email:

Введите число, напечатанное на картинке

Осталось символов: 700

Отправить