Образ святого Иоанна Богослова в кондаках преподобного Романа Сладкопевца

Апостол Иоанн Богослов.

Для преподобного Романа Сладкопевца характерно высокое почитание святого Иоанна Богослова. В 39-м кондаке он ставится нисколько не ниже святого апостола Петра:

Но поскольку главою был Петр для двенадцати,
Богослов стремится даровать ему первенство,
мы же первенство припишем обоим
надеждою веры[8].

Евангелист Иоанн Богослов именуется «богоглаголивым» (ὁ θεσπέσιος – 18-й кондак 6-я строфа) и даже «божественным» (ὡς ὁ θεῖος ἡμᾶς ᾿Ιωάννης [ἐδίδα]ξεν – «как божественный Иоанн научил» – 18-й кондак 2-я строфа).

Из церковно-поэтических текстов преподобного Романа можно выявить следующие черты святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Во-первых, он – девственник.

Об этом говорится в хорошо известном православному читателю проэмии (вступлении) к кондаку 60: «Величие твое, девственниче, кто повесть?»

И поэтому, как девственнику, Господь на кресте вручает ему Свою Пречистую Матерь:

Спутницей имея девство, среди матерей Деву и Матерь Христову ты приял во свои.
Ибо Сына Ее ты не оставил в час божественного Его страданья.
И пред крестом предстоя, ты услышал глас Божественный:
«Се бо Мати твоя, о друже», – и ко Матери паки воззвал Он:
«Се бо чадо твое, Мати моя, с ним сотвори обитание
Как с богословом и другом Христовым»[9].

Далее: евангелист Иоанн Богослов – молитвенник:

И молишися о душах наших,
яко богослов и друг Христов.

В 39-м кондаке (на исцеление хромого у Красных ворот) говорится:

И, если кто со старанием устремится
к сонму святых, и апостолов, и пророков,
обнаружит, что праведные все молились,
насколько свершенными были от дел добродетельми,
стремились намного более держаться
надежды веры.
Посему и апостолов двунадесятица
сообща и отдельно пребывала в молитвах,
явили признательность к Царю и Богу,
посредниками спасения всем явились[10].

Иоанн Богослов (Евангелист на острове Патмос диктует своему ученику Прохору текст Книги Откровения). Мануил Панселин. Фреска

Следствием непрестанной молитвы является дар чудотворения: «Точиши бо чудеса и изливаеши исцеления» (60-й кондак, вступление).

Далее: он – целитель, который исцеляет не с помощью лекарств, растений или железа, но единственно верой и молитвой. При этом он исцеляет не только болезни, но и страсти. Говоря в 39-м кондаке о святых апостолах, и о святом евангелисте Иоанне в частности, он замечает:

Для верных они явились невидимыми помощниками,
но стали для них и врачами видимыми,
исцеляя не лекарствами и травами
и врачуя не железом и орудьями,
но словом и верою во Христа,
ее же держали как пламень против страстей неисцельных,
и страсти преследуя со великою властию,
людей же просвещая сиянием пламени,
но днесь грядите, Петра и Иоанна мы вспомним[11].

Особо подчеркивается забота святого Иоанна Богослова (как и святого апостола Петра) о болящих, его сочувствие и сострадание хромому, стремление восставить вначале его душу, а затем и тело:

Ныне, как Христа ученики, его да не презрим мы,
да не будем беззаботными, ни безответными,
мы пред хромым, но немного побудем.
И хотя ничего, что он просит, не стяжали мы,
что имеем, то щедро дадим ему.
Пусть он воспримет, что даст благодать Господня.
Надежду предпошлем ему сего даянья.
И слова обратим к нему увещевания.
Надлежит ведь душу прежде ног нам восставить,
да так он исцелением насладится
в надежде веры[12].

Образ бескорыстного целителя и чудотворца Иоанна Богослова резко противопоставляется бездарным и корыстным врачам – современникам преподобного Романа Сладкопевца:

Поспешите, скажите, вы, опытные во врачебном искусстве, Гиппократ, нам скажи и, Гален, объясни.
И вы, их таинники, мясорубку предельно познавшие,
оперировать, жилы резать стремящиеся,
вы, болезни их тянущие, ради мзды души их изымающие,
крови радующиеся, скажите нам, как без этого Кифа
вместе с Иоанном хромого преславно укрепли
без оплаты, не так же, как вы. Богу же слава, чрез Него же сие совершает
Богослов и друг Христов[13].

Преподобный Роман Сладкопевец прекрасно осведомлен в медицинской терминологии и тем не менее беспощадно издевается над медиками. Это издевательство выражается даже на лексическом уровне: врачи называются νοσοτριβουντες – по аналогии с παιδοτριβουντες (воспитывающими), то есть «воспитывающими, взращивающими болезнь». Для хирургов Роман придумывает и другое слово: κρεοκοπία – буквально; «мясорубка» – его личная выдумка от глагола κρεοκοπειν, встречающегося у трагиков. Что инкриминирует святой Роман современным ему врачам? В основном – жадность: οἱ μισθοὺς τὰς ψυχὰς αὐτῶν αἴροντες – «через мзду души их изымающие»: то, что через требование чрезмерной оплаты они доводят до голодной смерти своих пациентов; но также и бездарность, стремление резать пациента во всех случаях. В кондаке «на святого Пантелеимона» святой Роман Сладкопевец также обрушивается на врачей, которых называет «растленным собранием (или корпорацией) лжеврачей»[14], и также подчеркивает их жадность. Поэтому на таком мрачно фоне бескорыстие святого Иоанна Богослова и поразительные исцеления выглядят еще более ярко.

Кроме того, преподобный Роман воспевает святого апостола Иоанна как прогонителя демонов: «Чудеса совершал он мгновенно, демонов изгоняя, Сатану же ногами с демонами попрал он».

Весьма подробно, сообразно с «Деяниями Иоанна», преподобный Роман рассказывает о изгнании демонов во время проповеди Иоанна Богослова. Однако весьма вероятно, что речь идет не только о тех чудесах и исцелениях, которые некогда свершал сам апостол Иоанн Богослов, но и о тех, что происходили после его кончины, в том числе и во времена преподобного Романа Сладкопевца. На это, на наш взгляд, может указывать настоящее время во фразе: βρύεις γὰρ θαύματα καὶ πηγάζεις ἰάματα – «точиши чудеса и изливаеши исцеления». Соответственно, кондаки преподобного Романа могут отражать чудеса и народное благочестие его эпохи.

Особая тема – образ апостола Иоанна как Богослова.

Он именуется «священнописателем» в контексте рассуждения о его богословии. Примечательно, что преподобный Роман Сладкопевец считает святого Иоанна Богослова обличителем арианства:

Велий он был священнописатель. «В начале было Слово, и Слово было к Богу» – он провзгласил –
И, сказав: «И Бог был Слово» – заградил уста Ария[15].

Богословие святого Иоанна Богослова коренится в любви и исходит из груди Богочеловека Христа, к которой приклонился святой апостол Иоанн на Тайной вечери. Вот как об этом говорится в 47-м кондаке, посвященном святым апостолам:

Днесь яви деянье, Иоанне,
Все да научатся, что не напрасно ты
приклонился ко груди Моей.
Борозды сотвори Моему источнику,
Егоже воды твоя любовь почерпнула,
И приду, если хочешь, и, напоив, упою твой посев.
Слова, словно семена, засей; увеличив, твои хлеба умножу,
Единый ведый сердечная[16].

Слово Иоанна Богослова не случайно уподобляется хлебу, поскольку оно символически уподобляется манне небесной и Евхаристии – Хлебу Жизни:

Сын Зеведеев, радующий мир словесами своими
и сердца утверждающий наши хлебом веры пророчески,
яко Богослов и друг Христов[17].

Его богословие подтверждается делами и чудесами, проистекающими из его праведной, чистой и бескорыстной жизни:

Души восставляет это чудо, не оставляя голени хромого Христа сила божественная.
Те, кто дерзают Христа называть простым человеком, держатся мненья
явно ничтожного: если простой человек, как говорите,
как же дела таковые и столькие единым словом творит?
без мзды, не так, как вы, Богу же слава, чрез Него таковое творит
Богослов и друг Христов[18].

Однако здесь важно и другое: преподобный Роман Сладкопевец исповедует «неохалкидонское» догматическое учение, в котором особый акцент ставился на Божестве Христа, точнее – на единстве Божественного Субъекта во Христе[19]. И в богословии евангелиста Иоанна он находит искомую основу для православного исповедания, опровержение арианства и несторианства.

Особое значение богословия апостола Иоанна преподобный Роман видит в области триадологии и пневматологии:

Сына Отцу единосущна
проповедал яснейше, славне, и Дух Святой исходящий,
яко Богослов и друг Христов[20].

Говоря о богословии, важно указать, что для преподобного Романа оно не является результатом обычного человеческого обучения – сверхъестественным воспитателем становится Сам Господь Иисус Христос. Мирская наука, и в частности философия, оказывается даже враждебной подлинному богословию:

От груди Учителя, к ней же припал ты, блаженне, почерпнул ты премудро
богословия учения.
И философов языковредье потопил ты, как прежде египтян,
И верный Израиль воистинну православия
К земле наставил[21].

Если мы обратимся к событийной стороне кондаков преподобного Романа Сладкопевца, то увидим некоторые новые черты и по отношению к Священному Писанию и Священному Преданию. Так, в кондаке на Пятидесятницу содержатся весьма интересные сведения о его проповеди:

Как увидели их * языками глаголющих всеми *, отвсюду сошедшиеся
Воскликнули, дивяся: «Что это значит?»
Галилеянами апостолы * являются,
И как же видим мы*, что для всех народов
Теперь они соотечественники?
Когда Египет созерцал * Петр Кифа?
Когда Андрей же обитал * посредине рек?
Сыновья Зеведея * когда видели Памфилию?

Эта строфа имеет известную историко-географическую привязку. Во-первых, существуют свидетельства о том, что апостол Петр проповедовал в Египте[22].

Известны «Деяния Андрея и Варфоломея», согласно которым апостолы Андрей и Варфоломей проповедовали в некоем городе парфян, где обратили некоего Христомея – возможного прототипа святого Христофора[23]. Возможно, под «городом парфян» имеется в виду столица парфянского государства Ктесифон, который как раз находился в Месопотамии. Наконец, что касается сыновей Зеведеевых, то апостол Иаков Зеведеев не выходил за пределы Палестины, так как был достаточно рано казнен Иродом в Иерусалиме. Однако его брат апостол Иоанн действительно проповедовал в Малой Азии и завершил свои дни в Эфесе, по сути дела – экзархом всей Малоазийской Церкви. Судя по Апокалипсису, Деяниям Иоанна и другим источникам, деятельность апостола Иоанна преимущественно простиралась на Карию, Вифинию и Лидию. До нас не дошло известий о его проповеди непосредственно в Памфилии. Возможно, здесь произошло определенное смешение Иоанна, сына Зеведеева, с Иоанном, называемым Марком, который служил Павлу и Варнаве и оставил их в Памфилии, возвратившись в Иерусалим[24]. Тем не менее, само это смешение не случайно, поскольку апостол Иоанн мог проходить через Памфилию по пути в Эфес: из его сирийских Деяний мы знаем, что этот путь он прошел по суше «и благовествовал в городах и деревнях о Господе нашем сорок восемь дней»[25].

Далее, в кондаке на Иоанна Богослова говорится о том, что юноша, обращенный Иоанном Богословом и ставший потом разбойником, был таковым изначально:

Следует нам рассказать о разбойнике. Юношу быстрого и душою горячего видя, разбойника, блаженный,
сего уловив, передает епископу[26]…

Между тем в соответствующем месте «Церковной истории» Евсевия Кесарийского мы не находим ничего подобного[27]. Вероятно, это добавление призвано подчеркнуть подвиг обращения юноши и его последующего возвращения.

Итак, в кондаках преподобного Романа Сладкопевца мы созерцаем образ евангелиста Иоанна как девственника, молитвенника, чудотворца и богослова, научившегося богословию не от людей, но от Самого Господа и свидетельствующего о Нем не словами, но делами и чудесами.