Последний день Патриарха,
или Русская Церковь всегда выполняет свои обещания

По роду своей деятельности переводчик с греческого, журналист и сценарист Максим Клименко неоднократно встречался со Святейшим Патриархом Алексием II. Встречи эти происходили как в официальной, так и в неформальной обстановке. Сегодня он делится своими воспоминаниями с читателями портала Православие.Ru.

Патриаршее служение в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Алтарь Успенского собора. Рядом со Святейшим митрополит Месогийский и Лавреотикийский Николай, архиепископ Орехово-Зуевский Алексий и епископ Бронницкий Феофилакт. 4 декабря 2008 года

– Моя первая встреча со Святейшим произошла при достаточно печальных обстоятельствах: она была связана с кончиной Святейшего Патриарха Пимена в мае 1990-го года. В то время я был студентом Московской духовной семинарии, и нас, студентов, часто отправляли на различные послушания в Патриархию. Поскольку прощание со Святейшим Патриархом Пименом и его похороны были очень торжественными, и на него приехали предстоятели и представители многих Православных Церквей, у нас было такое послушание – их сопровождать. Мне достался Блаженнейший Митрополит Пражский Дорофей, предстоятель Чехословацкой Православной Церкви. Я сопровождал его во время всех этих печальных церемоний. И мог просто как студент, семинарист, молодой человек наблюдать вблизи – тогда митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Ридигера).

Первое, что поразило и многие, кто знал Святейшего лично, об этом говорят, – его удивительно добрый и в то же время очень глубокий взгляд. Ведь не зря придумали: «Глаза – зеркало души». Взгляд Святейшего забыть невозможно. Это – доброта, но, заметьте, не «добренькость» какая-то, и в то же время – и строгость, и глубина. Ты как бы предстоял перед этим человеком, по-другому и не скажешь.

Протопресвитер Александр Киселев

Конечно, в то время я не знал нюансов его биографии, потом узнал, что его отец, священник Михаил Ридигер, во время II мировой войны окормлял заключенных и военнопленных в лагерях Эстонии, и часто брал сына с собой. А чуть раньше, после присоединения прибалтийских республик к СССР, когда советские войска, а с ними и части НКВД, вошли в Прибалтику, и начались чистки и аресты, семья Ридигеров спасла от смерти молодого тогда священника, будущего протопресвитера Александра Киселева. Отец Александр, духовник Русского христианского студенческого движения, числился одним из первых в арестных и расстрельных списках НКВД. Я лично знал этого замечательного священника, человека целой эпохи, и он рассказывал мне, что прятался в доме Ридигеров то ли в поленнице между дров, то ли в подвале, и маленький Леша Ридигер, будущий Святейший Патриарх, носил ему еду.

– Но это же был подвиг, по-другому и не скажешь.

– Да, подвиг, потому что люди рисковали жизнью всей семьи, укрывая человека, которого искал НКВД.

– Вы думаете, что именно это сформировало личность Патриарха Алексия?

– И это тоже. Ведь забыть такое невозможно. И отец Александр тоже запомнил это на всю оставшуюся жизнь и был бесконечно признателен. Снова встретились они много лет спустя, когда Святейший Патриарх Алексий в 1993 году был с визитом в Америке – был юбилей Православия на Североамериканском континенте – это был тот самый визит, который ему пришлось прервать из-за трагических событий в связи с расстрелом Белого дома… Вот тогда они впервые в Штатах встретились, а потом уже и отец Александр приехал в Россию.

– Когда вы общались с владыкой Алексием на похоронах Святейшего Патриарха Пимена, вы предполагали, что рядом с вами – будущий Патриарх?  

– Как вам сказать… Чуть раньше была такая история. В то время я очень близко общался с одним моим другом, практически ровесником – он был только-только рукоположен – отцом Михаилом Гоголевым. Сейчас он секретарь Синода Среднеазиатской митрополии, епископ Каскеленский Геннадий (Гоголев). Я был тогда сотрудником Издательства Московской Патриархии и иподиаконом митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима, и от Журнала Московской Патриархии иногда ездил в Ленинград, где правящим архиереем был владыка Алексий, в командировки. Отец Михаил служил в почти безлюдной деревне в Ленинградской области. Условия там были совершенно спартанские: некому было ни петь, ни читать, да и прихожан – полторы старушки. Это был 1988-й год. Тогда не было ни для кого секретом тяжелое здоровье Святейшего Патриарха Пимена, было известно, что у него прогрессирующая тяжелейшая форма сахарного диабета. И конечно, внутри Церкви люди строили догадки, обсуждали, кто будет следующим Патриархом. Больше всего, конечно, склонялись в пользу двух кандидатур, которые были тогда на слуху, они были очень активны: митрополит Владимир (Сабодан) и митрополит Филарет (Денисенко), патриарший экзарх Украины, митрополит Киевский. И когда я приехал к отцу Михаилу в гости на приход, мы этот вопрос, естественно, обсуждали. И вдруг отец Михаил, нынешний владыка Геннадий, к моему величайшему удивлению, сказал: «Ты знаешь, а Любушка блаженная сказала, что наш владыка будет следующим Патриархом!»

Любушка Сусанинская

– И когда вы увидели его на похоронах Патриарха Пимена, вы вспомнили об этом?

– Да, конечно. Тем более, что вскоре после погребения Патриарха Пимена состоялся Поместный Собор, а потом и интронизация Святейшего Патриарха Алексия, которая прошла в Богоявленском соборе, и на которой я присутствовал в качестве иподиакона владыки Питирима.

– Как складывались ваши отношения со Святейшим в последствии?

– По благословению Святейшего Патриарха Алексия и священноначалия Русской Церкви мне приходилось сопровождать в качестве переводчика делегации и со Святой горы Афон, и из Греции, и с Кипра. Поэтому у меня была возможность часто наблюдать Святейшего, общаться с ним в меру своего послушания, как и в официальной, так и в неформальной, дружеской, почти семейной обстановке.

– Расскажите, пожалуйста, каким вам запомнился Святейший?  

– В моем восприятии Святейший был, в первую очередь, человеком огромной отеческой заботы. Наверно, можно сказать, что я видел его добрым, все понимающим дедушкой.

– Вы хотите сказать, что в нем не было высокомерия?

– Абсолютно! Он, сидя за столом, всегда сам спрашивал: «Владыка, вам подлить вот этого, вам этого положить?» Не то что чванства никакого – даже дистанции не ощущалось. То есть, она, конечно, была: на официальных встречах, на переговорах. Я могу это подтвердить, как переводчик, присутствовавший на многих встречах подобного рода. Святейший никогда не прятался за округлыми, ничего не значащими фразами. Он всегда прямо и честно высказывал свое мнение. Но когда высокие иерархи двух Церквей садились за стол, эта дистанция исчезала. Я это видел, чувствовал, переводил какие-то его остроты, какие-то невинные шутки, которыми он хотел сгладить ситуацию.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

– Скажем так: иногда переговоры проходили не гладко, бывало такое. Были ситуации, связанные с различным пониманием роли Поместных Церквей и вообще мирового Православия. И у греков, и у нас были не совсем одинаковые подходы ко многим вопросам как текущей жизни, так и принципиального характера. И не скажу, что всегда все было гладко. Но когда участники переговоров, будучи в гостях у Святейшего в Москве, садились за стол, он хотел, чтобы они были абсолютно раскованными, чтобы они чувствовали себя как дома, чувствовали себя желанными гостями. Надо сказать, что несколько фраз Святейший знал по-гречески, и он каждый раз их использовал, и, конечно, греки тут же расплывались в улыбке. И это сразу задавало определенный тон в застольной беседе. Святейший не смешивал эти жанры: одно дело – официальные переговоры, озвучивание, отстаивание официальных позиций, а другое дело – дружеское общение. Для меня за столом сидел замечательный русский добродушный дедушка – Святейший Патриарх Алексий, – а напротив мог сидеть греческий дедушка, митрополит такой-то.

– И они искренне улыбались друг другу?

– Искренне! Как люди, которые прожили жизнь, имеют большой опыт жизненный, духовный опыт. Им, когда они не при исполнении, нечего делить, они наслаждаются…

– Тем, что они православные…

– Да, конечно! У них одна вера. Они, может быть, и знают друг друга много лет. Святейший же много раз был в Греции – как паломник, как глава официальных делегаций на различных конференциях, празднованиях, может быть, они знают друг друга лет 30, и сейчас у них есть возможность посидеть вместе за добрым столом, никуда не бежать – и вот, они расслабляются, можно сказать, как бойцы, которые «вспоминали минувшие дни». Это было действительно братское общение, а для нас, для молодежи, это был большой нравственный урок. Нравственный урок, говорящий о том, что, несмотря на разность языков, каких-то традиций, какой-то там политической позиции и так далее, мы все – члены одной Церкви, мы – члены одного Тела. Может ли правая рука ударить по левой? Или наоборот? Может иногда. Но никогда не скажет, что надо отрезать левую руку, потому что они не согласны в каком-то частном мнении.

– Значит, для Святейшего ощущение единства Православных Церквей было действительно важным, значимым моментом?

– Не просто важным, а архиважным. В середине 90-х годов в посольстве Греции был организован прием по случаю праздника Торжества Православия, который всегда приходится на первое воскресенье Великого поста. Заметьте, это не светский, не государственный праздник, только церковный, но очень важный для всей Церкви. И на этот прием был приглашен Патриарх Алексий. Были приглашены и представители других Поместных Православных Церквей, находившиеся в Москве, и государственные деятели, и светские лица, но – в первую очередь – Святейший. И он приехал. Приехал, чтобы показать, что в этот день все мы должны быть вместе. Успех этого мероприятия был таков, что на следующий год было решено снова организовать такой же прием. Теперь в Москве это стало уже традицией, а посольства России в странах, исповедующих Православие, в этот день тоже устраивают приемы с участием представителей Поместных Церквей. И это зримо являет миру единство Православной веры. А начало этому положил Святейший Патриарх Алексий.       

Патриаршее служение в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Фото: patriarchia.ru.

– Максим, я знаю, что вы провели практически весь последний день жизни Святейшего с ним рядом…

– Да. Так вот Господь судил, что мне довелось быть рядом со Святейшим в последний день его земной жизни.

В эти дни в Москве находилась делегация Элладской Православной Церкви во главе с Высокопреосвященнейшим митрополитом Месогейским и Лавреотикийским Николаем. Митрополит Николай – уникальный человек. Во-первых, все-таки, среди архиереев в нынешних Православных Церквях не так много астрофизиков и нейрохирургов, которые с золотой медалью закончили Гарвардский университет. Он занимался опытами с человеческим мозгом в условиях невесомости и космического пространства, был ведущим экспертом NASA именно по поведению человеческого мозга в открытом космосе, в космическом пространстве, и, соответственно, перспективы длительной жизни человека в космосе, исходя из его физиологии, в том числе, из его нейрохирургии. А потом будущий владыка встретил старца Паисия Святогорца. Это была судьбоносная встреча. Он бросил NASA, бросил свою деятельность в качестве ученого-исследователя, и принял монашество на Афоне.

После послушания на Афоне, монастырь отправил его в Афины настоятелем афонского подворья. Все мы помним евангельские слова о том, что не может укрыться город, стоящий на вершине горы. Так и этот удивительный, талантливый, образованный человек вскоре стал епископом Элладской Церкви.

Cлучилось так, что в это время он управлял двумя епархиями. Одной – как местоблюститель, в период между избраниями правящего архиерея. Это огромнейшая Аттическая митрополия, которой он управлял в течение 10 лет. Надо сказать, что сейчас ее разделили на 3 или 4 епархии – настолько она была огромна. И именно в этой митрополии находился единственный в Афинах и окрестностях русскоязычный приход, который образовался в районе компактного проживания репатриантов из бывшего Советского Союза. Это так называемые «понтийские греки». Место это называется Ахарнон, можно сказать, что это довольно отдаленный пригород Афин. И там население около 90 тысяч человек, большая часть которых – люди, которые остались и в нашей языковой среде, и в нашей церковной традиции, то есть, не приняли нового стиля, который принят в Греции.

Патриаршее служение в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Фото: patriarchia.ru.

И, будучи правящим епископом этого региона, митрополит Николай, как любящий отец, архипастырь, принял близко к сердцу заботы, тревоги и волнения этого прихода, где службы совершались на церковнославянском языке, где придерживались старого стиля, и был русскоязычный батюшка.

Протоиерей Григорий Пигалов, настоятель этого храма, храма Богородицы Сумелийской (это чтимая икона, святыня понтийских греков, находившаяся в монастыре Сумела в Малой Азии, откуда они когда-то вышли в пределы Российской империи, спасаясь от турецкого геноцида) обратился к Святейшему Патриарху Алексию с просьбой передать частицу мощей преподобного Серафима Саровского как благословение Русской Церкви единственному русскоязычному приходу Греции. К этому моменту уже больше года шли переговоры по этому вопросу. И как раз в рамках этих переговоров, владыка Николай вместе с отцом Григорием прибыли по приглашению Святейшего Патриарха, чтобы сослужить ему в Успенском соборе Кремля в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы и продолжить переговоры.

4 декабря состоялось патриаршее богослужение в Успенском соборе. Святейшему сослужили несколько архипастырей, и в том числе – члены греческой делегации во главе с митрополитом Николаем.

– Как переводчик греческой делегации, вы находились в алтаре собора во время богослужения?

– Да. Это было мое рабочее место. Я и еще несколько мирян, которые были приглашены на это богослужение, молились в алтаре.

– Расскажите, каким вам показался Святейший, как он выглядел?

– Вы знаете, он не выглядел уставшим. Наоборот, он был бодр, в нем чувствовался какой-то духовный подъем, потому что богослужение прошло на одном дыхании. Он был в очень хорошем расположении духа, много улыбался, шутил. Ничто не предвещало того, что через несколько часов его не станет.

Более того – для меня этот день был особенно памятным, потому что 4-го декабря мой день рождения, и хотя я не причащался (не было возможности по-человечески подготовиться к Причастию, накануне я переводил целый день и мы поздно закончили, а в Кремле надо было быть очень рано, это связано с определенным режимом проезда в Кремль), я очень ждал этого дня. Это был такой дар Божий – в день рождения присутствовать на Литургии, которую служит Святейший.

Служба была довольно длинная и очень торжественная. По обыкновению, после Причастия, во время проповеди, запричастного стиха, Святейший садился в кресло в алтаре, и те, кто сослужил ему или молился в алтаре с ним вместе, распределяясь по рангу, подходили поздравить Патриарха с праздником, с Причащением Святых Христовых Таин. Какое-то братское краткое общение происходило.

Патриаршее служение в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Фото: patriarchia.ru.

– Это была возможность личного общения со Святейшим?

– Да. Это было самое ценное – возможность подойти к Святейшему, не просто взять у него благословение и поздравить, но и перекинуться несколькими словами. И когда настал черед, и подошла греческая делегация, митрополит Николай сказал Святейшему: «Вы знаете, у нашего переводчика сегодня день рождения. Ваше Святейшество, не могли бы вы как-то отдельно сказать ему доброе слово, поздравить его…»

– А вы стояли рядом?

– Не просто рядом – я все это переводил! Нет, разумеется, я об это не просил, не знал, что владыка так скажет. Но я перевожу, потому что так положено: переводить то, что говорит греческий митрополит. Святейший подозвал помощника – иподиакона и говорит: «Принесите просфору». Ему принесли просфору, и, вручая ее мне, он сказал (мне очень понравилось его выражение): «Я вас поздравляю с вашим личным торжеством». То есть, сегодня для нас всех торжество церковное – Введение во Храм Пресвятой Богородицы, – а у меня еще и личное торжество, мой день рождения. И эта фраза, конечно, говорит о его глубоком такте, о его мудрости, деликатности. Это не каждому дано – вот так правильно сформулировать, так почувствовать человека, его радость. Он мог просто сказать: «Поздравляю вас», – но рассудил иначе.

Патриарх Алексий II у мощей свт. Тихона в Донском монастыре

– Что было потом, после окончания богослужения? Как строился день Патриарха?

– Дело в том, что 4 декабря еще и день, связанный с памятью Патриарха Тихона. 4 декабря 1917 года состоялась его интронизация. Святейший имел обычай совершать в этот день молебен у раки с мощами святителя Тихона в Донском монастыре. Но у Патриарха Алексия были еще какие-то обязательства по отношению к другим гостям. Он должен был провести прием в Патриарших покоях в Кремле. И на это время греческой делегации предложили замечательную экскурсию по Большому Кремлевскому Дворцу, чтобы не возникло паузы, какой-то неловкости.

– Святейший и об этом позаботился заранее?

– Да. Он все это продумал, и, зная, что у него есть обязательства иного плана, договорился о том, чтобы греческая делегация провела это время и интересно, и с пользой.

После этого было памятное фотографирование со Святейшим Патриархом на Соборной площади Кремля, и мы в патриаршем кортеже двинулись в сторону Донского монастыря, где Святейший совершил молебен перед мощами святителя Тихона. По окончании молебна нас пригласили на трапезу, организованную тогдашним наместником Донского монастыря архимандритом Агафодором (Маркевичем). Специально для того, чтобы порадовать Святейшего, в трапезные палаты монастыря был приглашен на выступление Кубанский казачий хор…

И вы знаете, тут открылось совершенно неожиданное, и я почувствовал, как это порадовало Патриарха. Архиереи, в том числе и митрополит греческий, сидели рядом со Святейшим, по правую руку, во главе этой братской трапезы. И мне приходилось постоянно быть между ними и переводить их общение за трапезой. И вот во время выступления хора владыка Николай сказал Святейшему: «А вы знаете, я первый раз услышал казачий хор, когда учился в Гарвардском университете, это были записи выступления в Америке хора Сергея Жарова. И с тех пор я начал собирать записи – коллекцию казачьих хоров». С одной стороны, Святейший был, конечно, приятно удивлен. Представляете, приезжает человек из другой страны, и говорит: я это знаю, я еще 25 лет назад узнал и полюбил это. А с другой стороны, он искренне обрадовался: он понял, что это еще одна зацепка, еще одна ниточка, которая связывает их.

Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай (Хаджиниколау). Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

В конце этой прекрасной дружеской беседы Святейший подтвердил, что он передаст частицу мощей преподобного Серафима Саровского – как святыню, как дар матери – Русской Церкви – русскоязычному приходу в Греции. Было очень трогательно видеть и реакцию митрополита Николая, и всей греческой делегации на эти слова. Ведь они, собственно, и прибыли, чтобы их услышать. Прием был еще в самом разгаре, когда Святейшему понадобилось уехать. У него были на этот день запланированы еще какие-то встречи, дела.

– Как он попрощался со всеми, с митрополитом Николаем?  

– Очень тепло. Чувствовалось, что он доволен. Владыке Николаю он сказал: «Я не прощаюсь с вами, я жду вас завтра на ужин у себя в резиденции в Переделкино, и мы продолжим общение», – а потом уехал.

Остались владыка Феофилакт, тогда – викарий Святейшего в Москве, владыка Арсений Истринский, митрополит Николай, сотрудники из близкого окружения Святейшего, и продолжилось и общение, и какая-то беседа.

… А где-то в 6, начале 7-го утра мне позвонил один из сотрудников отдела Внешних церковных связей, который отвечал за греческую делегацию, и сообщил, что Святейшего не стало. Это было 5 декабря.

– Как отреагировал на случившееся владыка Николай?  

– Он был потрясен. В шоковом состоянии тогда были все. Но для владыки все это усугублялось тем, что переговоры о передаче святыни шли больше года, в несколько этапов, и когда, казалось бы, Святейший подтвердил свое решение, подтвердил четко, что он готовит специальное послание Элладской Церкви о том, что частица мощей будет передана, случилось такое горе. К тому же, в связи с какими-то светскими процедурами: вскрытием, составлением акта о смерти и так далее, тело Святейшего оставалось в Переделкине и к нему не было доступа до завершения всех этих скорбных, но необходимых процедур. А 6-го утром владыка должен был улетать обратно в Грецию, у него были свои обязательства, своя программа, он не мог дольше оставаться в России. И, конечно, для него – это чувствовалось – было очень тяжело, он переживал невозможность поклониться праху Патриарха Алексия и совершить над его телом молитву. Конечно, он молился, но не так, как хотелось бы ему почтить память собрата-архипастыря.

Визит Святейшего Патриарха Кирилла в Грецию. Посещение храма Панагия Сумела. Фото: patriarchia.ru

– Есть ли какое-то продолжение у истории о передаче святыни? Была ли она передана приходу в Греции?

– Вопрос этот на некоторое время был отложен и, в результате, нашел логическое замечательное завершение: в июне 2013 года состоялся визит Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Грецию по приглашению Блаженнейшего архиепископа Афинского и всея Эллады Иеронима. Во время этого визита Святейший Патриарх Кирилл посетил храм Панагия Сумела в Ахарноне и, при огромном стечении народа, в память о своем посещении и в память о том, что это было завещанием и желанием покойного Святейшего Патриарха Алексия, передал этому храму ковчег с частицей мощей преподобного Серафима Саровского. Русская церковь всегда выполняет свои обещания.