1.4. Каждение и умовение рук на Великом входе
Каждение
|
По какой причине возникло такое разногласие в указаниях? Дело в том, что первоначально каждение совершал священнослужитель, который принимал участие в процессии Великого входа, но не переносил святые дары. Например, в Святой Софии, где было достаточно клириков для распределения богослужебных обязанностей и где пресвитер (как сегодня епископ) пока еще не принимал участия в процессии, это мог быть архидиакон или один из диаконов[4]. Но в тех храмах, где диакон был всего один и дары должен был переносить он, каждение на Великом входе приходилось совершать пресвитеру.
Со временем торжественность обряда Великого входа все более увеличивалась, и практика священнического каждения в этот момент литургии стала в Греческой Церкви общераспространенной и узаконенной, даже когда насущной потребности в этом не было. Русская Церковь в этом отношении сохранила более древний обычай.
По современной практике Русской Церкви каждение на Великом входе совершается следующим образом. Диакон, получив благословение от предстоятеля, читая про себя псалом 50, кадит святой престол с четырех сторон, жертвенник, алтарь, затем царскими вратами исходит на солею и кадит иконостас. Потом входит в алтарь, кадит священника и предстоящих; опять выходит на амвон и кадит лики и молящихся. Окончив каждение, становится рядом со священником, молящимся перед святым престолом. После того как священнослужители произнесут трижды херувимскую песнь, они отходят к жертвеннику, где священник кадит святые дары. И, наконец, после входа в алтарь священник кадит воздух, затем святые дары трижды[5].
Естественно предположить, что столь сложный чин каждения на Великом входе не был изначально бытовавшей практикой. Скорее напротив, порядок каждения был более простым. Например, один из самых ранних источников, упоминающих о каждении на Великом входе, – «О церемониях» императора Константина Багрянородного – дает следующий чин. Когда священнослужители с дарами останавливаются на солее, подходит архидиакон и кадит императора, патриарха и святой престол. После чего дары вносятся в алтарь. Таким образом, обряд каждения в ранний период отличался простотой даже в составе патриаршего богослужения. Подобным образом, большинство ранних источников говорит о каждении в конце Великого входа только даров, престола и, как правило, священнослужителей[6].
Усложнение обряда каждения на Великом входе началось с того времени, когда жертвенник стал помещаться непосредственно в алтаре, а не в отдельном помещении, как это было ранее. Такая традиция стала распространяться в XII–XIII веках[7]. Вследствие этого каждение стало совершаться не только после поставления святых даров на престол, но и перед их выносом из алтаря. Кроме того, порядок каждения усложнился: теперь кадили престол, жертвенник, алтарь, священнослужителей.
В конце концов каждение на Великом входе стало по чину практически одинаковым с другими каждениями на литургии: оно стало начинаться с каждения всего алтаря и было дополнено каждением иконостаса, хора и молящихся[8].
Современные служебники предписывают диакону во время каждения читать про себя псалом 50, а также «покаянные тропари, елика изволит»[9]. Причем, по греческому чину диакон читает псалом до стиха: «Жертва Богу дух сокрушен»[10], без сомнения, потому, что последние два стиха позже прочитает священник после того, как покроет святые дары.
Вообще псалом 50 наиболее часто предписывается служебниками для чтения во время каждения на Великом входе. Кроме этого, встречаются указания читать и другие покаянные тропари, например «Помилуй нас, Господи». В праздник Святой Пасхи помимо псалма 50 диакон также может читать «Воскресение Христово видевше»[11]. Все эти тексты являются сравнительно поздними добавлениями и не указываются в древних источниках.
Умовение рук
Одно из первых свидетельств об умовении рук во время литургии содержится в 5-м тайноводственном поучении святителя Кирилла Иерусалимского:
«Итак, вы видели диакона, подающего умыться иерею и пресвитерам, окружающим жертвенник Божий. Но совсем не ради телесной скверны подавал он воду, не для этой причины. Ибо мы с плотскою скверною не входим в Церковь. Но умовение знаменует, что надлежит вам очистить себя от всех грехов и беззаконий. Ибо как руки суть образ деяния, то чрез умовение оных изображаем чистоту и непорочность деяний… Итак, умывать руки значит быть неповинным осуждению за грехи. Потом вопиет диакон: “Обымите друг друга, и друг друга целуем”»[12].
Среди некоторых западных ученых существует версия, что умовение рук происходило после отбора из народных приношений веществ для совершения таинства. Умовение было необходимо, так как руки у пресвитера были испачканы. Теория эта, конечно, не находит себе подтверждения. Во-первых, руки умывали только пресвитеры, в то время как выбирать приношения было делом диаконов. Во-вторых, святитель Кирилл (как и Дионисий Ареопагит) специально указывает, что это действие вовсе не имеет практического, а лишь исключительно символическое значение.
Умовение рук происходит сразу перед целованием мира – в творениях святителя Кирилла нет упоминаний о перенесении даров.
Согласно гомилиям Феодора Мопсуестийского, умовение рук совершается во время обряда целования мира, а по Апостольским постановлениям и творениям Дионисия Ареопагита, оно следует сразу после преподания мира перед анафорой, то есть и в том, и в другом случае после переноса святых даров на престол[13].
Необходимо отметить, что умовение рук зачастую не упоминается в ранних византийских евхологиях. Но, несомненно, и в епископской, и в священнической литургии этот чин присутствовал; такое умолчание объясняется краткостью рубрик древних евхологиев вообще. Ранние рукописи, содержащие упоминание о чине умовения рук, помещают его после Великого входа[14]. Эта древнейшая традиция сохранилась и до сегодняшнего дня в чине армянской литургии.
Умовение рук иногда называют «странствующим элементом в литургии». И действительно, уже в XII веке богослужебный обычай начинает изменяться. Это обусловливается постепенным развитием чина Великого входа в целом. Все увеличивающаяся торжественность обряда потребовала участия пресвитера в принесении даров к престолу, к тому же, в чин добавляются новые молитвы и диалоги. Места для умовения рук во время или же после внесения даров просто не остается, поэтому оно стало совершаться сразу после молитвы «Никтоже достоин», где и сохраняется (в архиерейском служении) до настоящего времени[15].
Это наглядно отразилось и на литургических комментариях: если в версии толкования святителя Германа Константинопольского, относящейся к XII–XIII векам, этот чин помещается после Великого входа, то святитель Симеон Солунский уже свидетельствует о совершении умовения рук после молитвы «Никтоже достоин»[16].
В этот период (XII–XIV вв.) изменение традиции было, конечно же, неоднородным, и чин умовения рук мог занимать самые разные места. Например, некоторые уставы помещали его после второй молитвы верных или после возгласа «Станем добре» перед анафорой, а в некоторых он даже разрывает диалог священнослужителей после Великого входа:
«– Помолитеся о мне, братие.
– Дух святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя.
– “Умыю в неповинных руце мои…” (Пс. 25: 6–8).
– “И вниду к жертвеннику Божию, к Богу, веселящему юность мою” (Пс. 42: 4).
И предстоятель поворачивается и говорит сослужителям:
«Да помянет Господь Бог вас во Царствии Своем, ныне и всегда»[17].
Кто именно совершал чин умовения рук при совершении Великого входа? По поводу этого в древности существовали разные традиции. Согласно сведениям Дионисия Ареопагита и Феодора Мопсуестийского, умывали руки епископ и все сослужащие ему священники. В византийском патриаршем богослужении умовение рук совершал обычно один только предстоятель или же предстоятель и сослужащие ему епископы[18].
Также и при священническом служении руки умывал обычно только предстоятель, реже – все служащие пресвитеры. Имеются евхологии, позволяющие умывать руки и диакону[19], что, конечно, является уже поздним отступлением от общей церковной традиции.
Итак, указания на то, кто именно может умывать руки на Великом входе были различными. Но все же основной практикой было умовение рук одним лишь предстоятелем.
В современном чине пресвитерской литургии чин умовения рук на Великом входе отсутствует, хотя первоначально традиция здесь была аналогичной порядку архиерейского богослужения. Эта перемена происходила постепенно. Особенно ярко она отразилась в истории одного из комментариев на Божественную литургию.
Р. Борне в своем сочинении шаг за шагом прослеживает текстуальные версии комментария святителя Германа Константинопольского, который описывает священническую литургию. Со временем места, относящиеся к приготовлению святых даров и прочие, которые в ранних редакциях помещались перед Великим входом, были перенесены выше в описание сформировавшегося чина проскомидии. Но один фрагмент не был перенесен в проскомидию в редакции «Церковной истории» XIII–XIV веков – это комментарий на Пс. 25: 6–8, основанный на творении святителя Афанасия «О надписаниях псалмов», который был интерполирован в текст Германа после Великого входа[20]. Данное обстоятельство указывает на то, что умовение рук могло оставаться в пресвитерской литургии на своем исконном месте, после Великого входа, практически до конца XIII века. Такой чин сохраняется в некоторых служебниках вплоть до XVI века. Поэтому правильнее будет говорить скорее о том, что обряд совершался дважды: перед проскомидией и после Великого входа, чем о перемещении чина умовения рук.
1.5. Порядок перенесения даров
Первоначально перенесение даров с жертвенника на престол являлось принадлежностью исключительно диаконского служения. В частности, об этом свидетельствуют святой Иустин Философ и святитель Евтихий Константинопольский, высказывания которых были приведены выше. Вспомним одно из заглавий молитвы «Никтоже достоин»: «Молитва, которую иерей творит о себе самом, когда приносятся святые дары». Пока пресвитер оставался в алтаре для чтения молитв верных, диаконы отходили в скевофилакию сразу после молитв об оглашенных. В современной же практике только епископ не принимает участия в процессии, но ожидает дары, стоя в царских вратах, подобно патриарху в книге «О церемониях» Константина Багрянородного.
Впервые о непосредственном участии священников в церемонии перенесения даров говорится в схолиях на третью главу трактата Дионисия Ареопагита «О церковной иерархии»[21]. Вопрос об авторстве этих схолий остается дискуссионным. Большинство исследователей предполагают, что они представляют собой смесь схолий Иоанна, епископа Скифопольского (Палестина, 536–550), со схолиями преподобного Максима Исповедника[22].
Если третья схолия, в которой и говорится о перенесении даров к престолу с участием священников, принадлежит Иоанну Скифопольскому, то, очевидно, такая практика восходит к началу – середине VI века. Если схолия принадлежит святому Максиму Исповеднику, то, в таком случае, эта дата должна быть перенесена на столетие позднее. Скорее всего, участие священников во входе некоторое время представляло собой довольно редкий, местный обычай, распространение которого происходило медленно и неравномерно.
Например, если диаконов не было или был только один, священнику приходилось помогать при внесении даров и всего необходимого для службы. Со временем торжественность чина Великого входа все увеличивалась, поэтому все чаще священники принимают участие в перенесении даров даже при наличии диаконов. Если судить по некоторым литургическим памятникам, перенесение даров на престол как функция исключительно диаконского служения продолжала существовать вплоть до XV века включительно.
Согласно илитарию Тифлисского церковного музея XIII века, после молитвы «Никтоже достоин» иерей читал еще одну – «Царю Небесный, вождю мудрости», также произносившуюся им от первого лица. Диакон же во время этой молитвы брал с жертвенника дискос и чашу, входил во святые врата и ставил их на престол. Священник при этом умывал руки и читал молитву «Господи, Боже мой, ниспошли мне силу свыше». Диакон же, выйдя из алтаря, произносил ектению «Исполним молитву нашу Господеви»[23].
В другой синхронной рукописи есть примечание: «После молитвы “Царю Небесный, вождю мудрости” священник читает с поклонами “Иже херувимы”… если святые дары еще не донесены до врат алтаря, он читает “Помилуй мя, Боже”. Потом он встречает святые дары с левой стороны престола, будучи обращен спиной к северу, диакон же не сразу входит в алтарь, а ждет, пока иподиакон окадит святую трапезу. Принимая святые дары, священник опускается на землю и говорит: “Благословен Грядый во имя Господне”»[24].
Еще в одной сходной рукописи указано, что диакон, поставив дары на престол, покрывает их воздухом. Существенным является дополнение о сослужащих священниках. В самом Великом входе они не принимают участие, но просто стоят по обе стороны престола.
Предстоятель читает молитву, а затем говорит: «Возвеличите Господа со мною и вознесем Имя Его». Сослужащие ему отвечают: «Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя. Помяни же и нас, владыко». – «Да помянет Господь Бог и вас во Царствии Своем всегда, ныне и присно», на что священники отвечают: «Аминь»[25].
Постепенно этот диалог, особенно там, где был недостаток в священниках, стал происходить не между предстоятелем и сослужащими ему священниками, а между священником и сослужащим ему диаконом.
Не могло не отразиться на чинопоследовании литургии появление диатаксиса, составленного Константинопольским патриархом Филофеем (1362–1365 и 1369–1379), что вызвало смешение прежних богослужебных порядков с измененными, указанными в его труде. К XV веку практика перенесения даров при участии священника утвердилась окончательно. При этом если ранее диакон сам ставил дары на престол, то уже в XIII веке дары у него принимает священник. Со временем участие в процессии Великого входа стали принимать все священнослужители, кроме епископа.
Кроме того, в XII–XIII веках в регулярном порядке на Великом входе начинают произноситься поминовения. Филофей предписывает одно общее: «Всех нас да помянет Господь Бог наш во Царствии Своем»[26]. Его произносили тихо, не прерывая пения херувимской. Это было ответом священника на просьбы людей помолиться о них. Поминовение оставалось в достаточной степени неформальным, и, проходя по храму, священник мог произнести его несколько раз.
К середине XIV века особого поминовения стали удостаиваться император и патриарх, если они присутствовали на богослужении. Наконец, к XV веку и общее поминовение, и поминовения важных лиц (которые произносились уже независимо от их присутствия на литургии) начинают совершаться вслух, после Великого входа[27].
Однако вскоре поминовения стали прерывать херувимский гимн, разделяя его на две части. Если внимательно прочесть тексты херувимских песен, то станет очевидно, что каждая из них представляет собой одно предложение, одну «грамматическую единицу», цельную, завершенную фразу и предназначена для непрерывного пения. Именно поэтому первоначально не было согласованности по поводу того, в каком месте следует прерывать пение для произнесения поминовений. Например, пение «Иже херувимы» по одной практике прерывали после «припевающе». При этом над второй половиной гимна имеется надпись: «Έτερος ύμνος», то есть «другой гимн»[28].
Все эти изменения привели к тому, что принесение диаконами святых даров к предстоятелю развилось в торжественную процессию с участием священников и возгласным поминовением патриарха, императора, епископа и всех православных христиан.
(Продолжение следует.)
