Сельское богословие

С утра Федор Савельевич взялся за дрова. На дворе декабрь, морозцем подсушило поленья, колоть – самое то. Погодка вон тоже наладилась: хоть и не солнышко, а светло и тихо. Уже добрую горку набросал чурок березовых, когда заглянул к нему Иван Николаевич, сосед. Поздоровались, за дела хозяйские побеседовали – заодно и дух перевел Савельевич. Но вот пора бы и за работу приниматься, а Николаевич все топчется у повети. Потом оперся о стену и говорит:

У Николаевича астма, это дело знает Савельевич. И принялся он опять за дрова. А все на Николаевича поглядывает. Что-то случилось у него: просто так бы не пришел. Только человек он деликатный, бывший учитель.

Николаевич сбил сосульку с крыши, щеколду на калитке поковырял. Савельевич топор отложил.

– Ты не томи, Иван Николаевич. Может, случилось что? Говори. Чем могу – помогу.

– Да нет, что ты, Федор Савельевич, все хорошо. Есть, правда, вопросик один, так ты же занят…

– Так я вон намахался уже с утра, нужен перекур. А коль мы с тобой люди больные и некурящие, заодно и побеседуем.

Сели тут же на поленницу. Иван Николаевич в тулупе, Федор Савельевич в полушубке: им и не холодно.

– Ну так что за вопрос у тебя, говори.

Посмотрел на него Николаевич продолжительно, а в глазах – такая тоска… И слова сказал странные до невозможности:

– Всю зиму ем гнилые яблоки.

– Это как? – растерялся Савельевич.

– Да как-то так вот получается. С осени кладу яблоки в подпол, в ящики. Под выходные поднимаю сумочку – чтоб на неделю хватило.

– Ну и?

– Так вот. За неделю подгнивают яблоки. Я их переберу. Понятное дело: где-то пятно, где-то точечка. Как раз полная сумочка и набирается! А потом еще больше обрежешь, почистишь кожицу. Но гнилые – они и есть гнилые. И всю зиму ем гнилые яблоки…

– Да, Иван Николаевич, задал ты задачку. Так говоришь, делаешь все правильно?

– Похоже, правильно.

– А получается ерунда?

– Непонятно как-то получается.

– А если, к примеру, хорошие яблоки подымать?

А тут уж совсем неожиданной стороной вопрос обернулся. Отвечает ему Иван Николаевич с печалью в голосе:

– Подгнившее-то совсем пропадет… Да и можно ли нам вот так – самое лучшее? Мы же люди грешные.

Служит Федор Савельевич в местном храме пономарем. Чтобы особо Иван Николаевич к Церкви благоволил, этого он не замечал. На Пасху там или Крещение приходил, это понятно. А тут вот какая глубина открылась! Ну что же, надо как-то ответ держать. И пришла ему в голову мысль, недавно отец Андрей об этом на службе читал:

– Так ведь Господь сказал в Евангелии: «Я пришел дать вам жизнь, и жизнь с избытком». Про грехи свои помни, но и от даров Божиих не отворачивайся. А то ты вон больной совсем, а всю зиму сидишь без витаминов.

Тут уж было подумал Савельевич, что справился он с экзаменом своим богословским. Но Иван Николаевич озадачил его еще больше:

– Так может, это про жизнь вечную Господь сказал?

Покопался в своих запасниках Савельевич – и ничего там подходящего не нашел. Как еще вспомнил про Евангелие! Тогда говорит:

– Ты вот что, Иван Николаевич. Сумочку свою подъемную на две части дели. В одну клади гнилые яблоки, а в другую – с румянцем, солнышком налитые. В них самые витамины.

– Так ведь…

– Нормально так будет, по справедливости. А то извелся ты весь на почве догматической. Ешь яблоки – здоровье поправишь. А чтоб дух не хворал, я тебе Евангелие подарю. «Радостная весть», кстати, переводится. А попутно я тебя, дорогой, чаем напою, а то застыли тут совсем на морозе.

Когда попили они чаю и проводил Савельевич соседа до калитки, на душе у него стало так радостно! Хотя и понимал он, что напором своим прикрыл пробел образовательный. И все-таки сложилось все как нельзя лучше. Давно уже хотел Савельевич соседа к Церкви повернуть, а тут как раз и повод. Опять же: просветлел лицом Николаевич, значит, решился его мучительный вопрос. А и то правда, бывают же в жизни ситуации: гнилые яблоки… Но вроде правильно рассудил он, и сердце соглашалось: правильно! Скинул рукавички Савельевич – и опять зазвенели, запели под топором тугие березовые поленца.