Кран потек,
или Необъяснимое вокруг нас

...и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее.

Мф. 10: 38–39

Неделю вода бежала ручейком по всему и без того узкому двору. Жильцы, психуя, прыгали через водную преграду в день по несколько раз и поминали нехорошими словами правительство, мэрию и жизнь нервомотательную вкупе. Потом, по прошествии десяти дней, стали напрягать умственные извилины, силясь найти решение проблемы.

Особенную активность проявила Маквала Чичинадзе, одинокая инвалидка со второго этажа, объявив соседям:

– Подождите немного, я достану вам дешевого сантехника.

Ей хорошо было известно, что добрая инициатива в общественных делах всегда наказуема, но был у нее и свой тайный расчет, чтобы начинать это заранее неблагодарное дело. «Если я достану им кого-нибудь, кто возьмет на 5 лар меньше нашего Шакро, – думала она, – то смогу не класть в “общий котел”».

Из всего двора только Маквала в последние 20 лет жила на пенсию и не имела никаких побочных доходов. Из-за болезни ног она не могла доползти даже до хлебного магазина через дорогу, что уж тут думать о каких-либо других деловых проектах. Само ее существование на пенсию, которая не имела никакого отношения к реальному прожиточному минимуму[1], было каким-то паранормальным явлением, не объяснимым ни элементарной математикой, ни биологическими законами. Хотя в повседневной жизни нелогичного и необъяснимого всегда много, только люди это редко замечают.

Так и соседи Маквалы, не обремененные излишками образования, ничего такого особенного в ее житье-бытье не находили. Общались они с ней по-простому, без лишнего этикета, точно так, как во всех старых домах принято.

Гульнара, соседка по балкону, звала Маквалу на завтраки, а зимой еще и «посидеть у газа». Соседка снизу, Кето, на весь район известная абортмахерша, заносила Маквале довольно часто гоми[2] с куском сыра, плавающего в лужице растопленного масла, таким образом тайно замаливая грехи детоубийства. Восьмилетний Леван (вторая дверь, как войдешь, справа) дежурно являлся каждое утро вынести мусор и поднять батон хлеба. Ворчун Вепхво (первая дверь у входа слева), таская себе хлам с улиц на растопку, всегда откладывал на Маквалину долю приличную кучку. Кучка эта носила кодовое название «для зимы, если отрубят газ».

На момент описываемых событий Маквала была в очередной финансовой яме. Пенсия следующего месяца была взята вперед и почти полностью потрачена. Поэтому надо было экономить изо всех сил мыслимых и немыслимых.

И вот наша героиня целый день накручивала диск треснутого телефона, обзвонила полгорода, используя старые связи, и в итоге нашла сантехника-маляра-электрика Карло, который ценил свои услуги на искомые 5 лар меньше остальных.

На другой день этот многопрофильный специалист появился на балконе у Маквалы и сказал как можно громче:

– Я пошел за деталями на базар, а вы мне деньги со всех соберите.

И хотя все жильцы уже знали, по сколько надо скидываться на музейный кран, но тут на первом этаже (слышимость в старых домах прекрасная) возникло непредвиденное препятствие в лице Вепхво.

Сегодня Вепхво, осанистый дядечка предпенсионного возраста, с утра был не в духе. (Мало ли может быть для этого причин у человека, живущего в стране не до конца победившей демократии.)

Услышав громогласное объявление сантехника, он пробурчал своей сожительнице Назико:

– Почему я из-за Маквалы должен класть лишний лар? У нее Мики есть. Раз собаку кормит, то и на кран деньги найдутся.

Микки, пегая колченогая собачонка, была для Маквалы тем же, что Муму для Герасима.

Вепхво никогда не был жмотом. Сам не раз бросал Мики косточки и другие вкусности. Но сегодня почему-то факт существования собаки явился для него каким-то лишним раздражителем.

Мысль Вепхво подхватил Шалва, его сосед слева, он же бессменный соперник по нардам, и дал ей логическое продолжение:

– Если ты не будешь класть, я, что, дурак деньги на ветер бросать? Где у меня лишний лар?

Их математические умозаключения услышала Циури (левая дверь в конце двора). У нее последние нервы 20-летней уличной торговлей испорчены. Циури будто какая-то сила вынесла на середину двора, и через секунду все услышали огнеметную речь без точек и запятых примерно следующего содержания:

– …как-пиво-пить-так-вы-себя-не-забудете-а-как-лишний-лар-за-человека-положить-так-у-вас-нету… а-я-что-идиотка-вместо-вас-2-лара-класть?..

(Шалва как-то в «беспросветные» 1990-е предложил полушутя-полусерьезно: «Если к языку Циури движок подключить, она – сто процентов! – всю улицу Горького светом обеспечит». Все согласились, но осуществить это смелое техническое решение, по известным причинам, никто не решился.)

Маквала, слыша Циурин крик со двора, затаилась в своем продранном до бахромы кресле в глубине комнаты ни жива ни мертва.

Циури вошла в раж и уже склоняла по падежам всех мужиков-бездельников на республиканском уровне.

Дело принимало нехороший оборот.

Параллельно в обличительную речь Циури вклинивались обрывки перепалки Вепхво с Шалвой.

– В прошлый раз, когда на краску для крыши собирали, кто деньги затянул: «потом, потом»? А?

– Ты на кого намекаешь? А кто в прошлом месяце мацонщице 50 тетри не дал?

Тут Циури что-то из своего обвинительного списка добавила, причем выудила компромат на обоих любителей пива.

Какое-то время только и слышно было:

– А кто?..

– А кто?..

Причем на свет выползали всё более старые залежи обид и афер уже кланового характера, уходящие корнями в далекое прошлое.

Тбилиси. Художник: Давид Мартиашвили

Шалва обобщил выявленные факты:

– Да у вас вся семья – матховары[3]!

– Кто? Мы? – оторопел на какой-то момент Вепхво. Потом выкрикнул то, что знали все, но никогда не сказали бы вслух:

– Набичвари[4]!

Брух. Полетели табуретки, на которых разложили сушить матрас, и по двору покатились, хрипя и стараясь дотянуться до горла противника, два бывших друга. Около них, несмотря на свои пышные формы, шустро бегала кругами Циури и, заламывая руки, причитала:

– Вай-вай, что делается! Что делается! Надо патруль вызвать!

(Заметьте, как необъяснимо моментально у всех участников математических выкладок поменялось настроение на противоположное.) Циури, еще секунду назад призывавшая громы и молнии на головы всех бездельников мужского пола, теперь, прижимая руки к груди, всхлипывала:

– Сделайте что-нибудь, люди! Они ведь убьют друг друга! Звоните в патруль!

– Да, да, патруль! – эхом откликались из окон соседи, наблюдавшие за схваткой на безопасном расстоянии, но никто не кидался набирать известный номер. Патруль – краса и гордость Саакашвили – приедет ровно через пять минут, а как потом смотреть в глаза соседям, которых покажут по телевизору в разделе «Криминальная хроника»? Стыд и позор на всю оставшуюся жизнь.

Слыша звуки битвы, Маквала плакала в своем кресле:

– Господи, Господи, забери меня отсюда или сделай что-нибудь!

И как ответ на ее крик души произошло неожиданное.

Под ахи и охи взрослой части двора восьмилетний Леван схватил мобильник, набрал номер своей матери Элисо и закричал:

– Мам, иди скорей, тут дядя Вепхво Шалву уже совсем убивает!

80-летний Отар Мерабович, любящий где надо и не надо называть себя «заслуженный инженер союзного значения», услышав этот SOS, только хмыкнул из своего окна на втором этаже:

– Этот ребенок такой же ненормальный, как и его мать! Что может сделать маленькая женщина в этой ситуации?

Элисо давно вынесли во дворе диагноз «последние мозги потеряла». Ибо какая женщина в здравом уме будет рожать шесть детей при безработном муже и двух каморках и еще ссылаться на Патриарха? Мало ли кто что скажет на своем рабочем месте! Элисо, кстати, тоже входит в категорию «необъяснимое вокруг нас». На что существует вся ее орава – нерешаемая головоломка для всего двора.

Циури, сделавшая кучу абортов, чтоб «не плодить нищету», предсказывала в спину Элисо:

– Не сегодня завтра они сдохнут от голода!

Не подумайте, что Циури говорила это по злости, нет – она исходила из простой логики и жалости. Но почему-то это обещанное «сегодня-завтра» не наступало. Что ни говори, много в жизни аномалий.

И вот через несколько минут после звонка во двор вбежала запыхавшаяся мать-героиня (жаль, что титула такого государство не дает, равно как и хоть какого-нибудь пособия), толкая перед собой коляску с последним выпуском – годовалой Барбаре. За ней вкатились еще двое детей.

Элисо на бегу крикнула сыну, указывая на хрипящих борцов:

– Из-за чего?

– 5 лар за Маквалу надо положить.

Элисо бросила сумку с продуктами и, наклонившись, крикнула прямо в ухо Шалве:

– Эй, я положу эти 5 лар!

Слово возымело волшебное действие. Оба гладиатора ослабили хватку и ошалело уставились на Элисо.

– А? Что ты сказала?

Они уже давно забыли, с чего всё началось.

Тут набежали соседи и растащили горе-обличителей в разные стороны.

Маквала, пораженная неожиданной развязкой, перекрестилась, благодарно посмотрев на две маленькие иконы на шкафу.

– Услышал Ты меня, Господи!..

***

История эта кончилась прозаично. Кран Карло починил. Элисо, как и обещала, положила за Маквалу 5 лар[5], невзирая на ее протесты. Причем выразилась абсолютно безответственно и, как всегда, нелогично:

– Не переживайте, надо будет – я еще достану!

Откуда, спрашивается, такая уверенность? Потому и выходит, что много вокруг нас необъяснимого.