«Покажи мне своего Бога!»

Руководитель петербургского Белого театра Михаил Михайлович Чавчавадзе

Руководитель петербургского Белого театра Михаил Михайлович Чавчавадзе вспоминает о прошлом со свойственным ему неиссякаемым юмором, но его собеседник чувствует: за добрым смехом и улыбкой скрываются годы тяжелейших лишений. Это сейчас Михаил Михайлович Чавчавадзе руководит театром, который знают и в Европе, и в России. А несколько десятков лет назад...

«...Если этот Чавчавадзе будет вас снова угощать булочками, то имейте, дети, в виду, что делает он это для того, чтобы всех вас затащить в церковь! А вы – пионеры Вологды — скажите ему: “Мы, хоть и твои одноклассники, но с теми, кто не пионер, не разговариваем!” Вся их семья, дети, очень подозрительная. У нас ведь кого попало не посадят. А эти — ссыльные, хоть и бывшие. Не верьте им!» Это, между прочим, цитата из бесед по «политическому воспитанию», которые проводились с учащимися вологодской школы СЖД № 8 в конце 50-х годов. «И бесед таких было множество, — говорит Михаил Михайлович. — Булочек, впрочем, тоже! Правда, дети были человечнее идеологии и делились друг с другом всем, что было».

А «ссыльной, хоть и бывшей» семья Чавчавадзе действительно была. Потомки российских беженцев времён революции и Гражданской войны, они приехали в СССР из Парижа сразу же после окончания Великой Отечественной. Поверили пропаганде: мол, в СССР никого уже теперь не преследуют. Однако возвращение обернулось для всей семьи горем, тюрьмой, пытками, унижением, ссылкой. Но, к чести этой семьи, и родители, и дети не пали духом, не сломались, не стали унывать, — они всеми силами помогали окружающим их людям. Несмотря на постоянную угрозу новых гонений, они умели отстоять честь и достоинство.

Об одном эпизоде Михаил Чавчавадзе вспоминает с особым волнением «Моя партийная карьера, — говорит он, как обычно, улыбаясь, — продолжалась ровно восемь часов! Приняли меня в пионеры, но потом руководство школы узнало, что я — верующий. Меня, 13-летнего мальчишку, вызвали к директору. Тут, в кабинете, я, наверное, впервые на себе осознал, что такое гонения. Только я зашёл, как на меня обрушился шквал нечленораздельных воплей какой-то дамы. Запомнились её глаза, налитые страхом и ненавистью. Придя немного в себя, я смог разобрать её слова: «Где Он, твой Бог?! А?! Где Он?! Нет Его! Скажи, что Его нет, и ты свободен! Где Бог?! Покажи Его!» Каюсь, но, увы, сегодня я не смог бы ей ответить теми же словами, которые родились не в моей голове, а гораздо глубже — в детской душе: «Вот, вы говорите, что Бога нет, а я Его в вас вижу — вот Он, в вас!» Бедная кричащая дама не просто осеклась, она прямо застыла на месте с выражением какого-то ужаса на лице. Ужаса не от детской дерзости, а от того, я думаю, что слова мальчишки заставили признать: Бог-то есть, и от того, как ты к Нему относишься, зависит не твоя карьера или свобода, а твоя жизнь. Ори — не ори, а Бог есть, и Он важнее, чем все остальное.

Молча, всучив мне громадную кипу антирелигиозных брошюр и сняв с меня (видимо, в качестве бартера) пионерский галстук, она указала на дверь».

Разумеется, последовали очередные гонения, травля в печати (вологодские газеты «Красный Север» и «Вологодский комсомолец» с ревностью выполняли партийные поручения). Дело не ограничилось провинциальной прессой. В центральном педагогическом журнале была опубликована соответствующая тревожная статья. «А потом, — хохочет руководитель Белого театра, — мой стол был буквально завален письмами обеспокоенных моим будущим простых советских тружениц: ткачих, поварих, доярок и так далее, которые призывали меня “образумиться, пока не поздно”. Вот, до сих пор не “образумился”! И счастлив! Сейчас всё больше людей становятся верующими. Хочется надеяться, что среди них есть и те, кто писал мне письма — ведь в этих людях Бог тоже есть. Наверное, они Его разглядели».

Вологду Михаил Михайлович Чавчавадзе не просто любит; он считает: «Россия сильна своей “глубинкой”, провинцией. Люди здесь чище и честнее: умели откровенно заблуждаться, но умеют откровенно признать свою вину и честно исправиться. Может быть, именно жизнь в Вологде и помогла мне полюбить по-настоящему глубину, трагизм, но и свет и добро. Я думаю, что те здоровые духовные силы, которые сохраняет российская “глубинка”, помогут подняться на ноги всей стране, всему народу России».