«Никогда в жизни мы не видели такого человека»

Митрополит Питирим на схождении Благодатного Огня

4 ноября 2013 года исполняется 10 лет со дня кончины митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева). Пожалуй, нет в Русской Церкви человека, который не слышал бы об этом удивительном архиерее. Его знали как талантливого руководителя Издательского отдела, блестящего проповедника, благоговейного служителя алтаря, ценителя старинных традиций и живое их воплощение. Однако лишь работая над подборкой воспоминаний об усопшем иерархе, мы ощутили, насколько многогранной была его личность. Хотелось бы, чтобы и вы, прочитав рассказы всех этих людей, среди которых его друзья и родные, коллеги и подчиненные, священники и миряне, «физики» и «лирики», академики и простые смертные, нашли для себя нечто ценное и от всего сердца помолились об упокоении этого замечательного архиерея Церкви Христовой.

Большая часть историй была записана во время дружеского чаепития, устроенного архимандритом Тихоном в Сретенском монастыре.

***

Митрополит Ловчанский Гавриил (Динев),
Болгарская Православная Церковь

«Светлый луч среди своих современников»

За десять лет, прошедшие со дня кончины любимого нами митрополита Питирима, мы не только не забыли владыку, но углубились в то духовное наследие, которое он нам оставил.

Владыки Ловечский Гавриил на 75-летии митрополита Питирима. Фото: М. Юрченко / Православие.Ru

Он проводил жизнь подвижническую, монашескую, был истинным архиереем православным. Сочетал в себе достоинство архиерейства и смирение, любовь монаха и подвиг молитвы, подвиг служения людям и заботы о христианах и подвиг строительства храмов.

Многих он привлекал к себе. К нему тянулись люди, которые сами имели какое-то смирение и искренность. И чем больше смирения и искренности в них было, тем больше они видели духовное богатство владыки, тем более стремились к нему.

Возможность глубоко общаться с владыкой зависела во многом от нас самих, а не только от него. Господь хочет, чтобы с Ним общалось как можно больше людей, но мы видим, что люди лукавые закрыли свою дверь для Господа. Так и с настоящими рабами Христовыми: человек может к ним приблизиться, если старается бороться со своими страстями, немощами.

В очень многих людских сердцах владыка Питирим оставил светлую память. И думаю, что со временем память эта не ослабнет, а, наоборот, укрепится. Люди будут ставить владыку себе в пример — особенно мы, архиереи. Потому что он был примером того, каким должен быть настоящий архиерей: полным достоинства, смирения и любви.

Этот человек явился светлым лучом посреди своих современников. Сейчас, когда владыки нет с нами, мы чувствуем его молитвы и сами молимся о его блаженном упокоении.

Встреча в Сретенском монастыре, посвященная владыке Питириму. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

***

Архимандрит Тихон (Шевкунов),
наместник московского Сретенского монастыря,
в 1986–1992 годах — сотрудник Издательского отдела Московского Патриархата

«Никогда в жизни я не видел такого человека»

Впервые я увидел владыку году в 1980-81-м, когда во ВГИКе писал сценарий про патриарха Никона. Нужна была особого рода консультация, и вот я впервые повстречался со священником — отцом Леонидом Кузьминовым, преподавателем истории в Московской духовной семинарии. Мы сидели на скамейке в Новодевичьем монастыре, и я задавал ему разные глупые вопросы.

И вдруг — останавливается «Победа», из нее выходит какой-то стройный архиерей и стремительно поднимается по лестницам. Я был потрясен и его красотой, и какой-то изящной мощью, внутренней силой. Я понял, что никогда в жизни не видел такого человека.

«Это кто?» — спрашиваю. «Ты не знаешь? Это Владыка Питирим».

Наследие владыки Питирима

Владыка сделал две великие вещи. Первое: в тяжелейшие годы он издавал церковную литературу. Чего это стоило — известно только ему. Второе: он создал удивительное духовное содружество, братство в издательстве, во главе которого стоял он сам.

Его, если можно так сказать, терпеливое мужество простиралось не только на врагов Церкви, но и на людей церковных. Мы знаем, как несправедливо обошлись с владыкой в последние годы. Да и мы, его сотрудники, порой бывали жестоки к нему, — а он от нас никуда не мог деваться, всех любил, всё понимал, работал и лишь отвечал за свое дело. Все наши капризы, осуждения, непонимания переносил, конечно, как сейчас я уже понимаю, с болью, но очень снисходительно, по-настоящему духовно. Он брал в Издательство молодых людей, но часть из них оказались иудами, предателями, инициаторами его изгнания, пособниками этого черного дела. Он всех прощал и внешне спокойно к этому относился.

Владыка брал на себя огромную ответственность — и за людей, и за дело, и за то, чтобы исполнять свой архиерейский долг даже тогда, когда вокруг его не понимают, осуждают и противодействуют.

Счастьем для меня было то, что я, попав из Псково-Печерского монастыря в Москву, оказался именно у него.

Памятник преподобному Сергию

Как мы устанавливали памятник преподобному Сергию

В 1987 году мы ставили в Городке памятник преподобному Сергию. Целая история была: Вячеслав Михайлович Клыков — автор памятника, Анатолий Заболоцкий, Василий Иванович Белов, принимал участие и я. Разрешения на установку такого памятника в те атеистические годы получить было невозможно, хотя мы подали официальную просьбу. На всех уровнях нам отказали и учинили за нами постоянное наблюдение, как позже мы об этом узнали.

Однако мы решили памятник во что бы то ни стало поставить. Но его же нужно освящать — а кто будет это делать? Я попросил Владыку, объяснив всю ситуацию, все риски. Он подумал и согласился. Приехали в мастерскую Клыкова на Ордынке и владыка освятил памятник, у меня осталась фотография.

Стали тайным образом готовить установку. Естественно, нет ничего такого рода тайного, что не станет явным для органов госбезопасности. Как-то в те дни я захожу к владыке в кабинет, и вдруг он выводит меня, держа за руку, идет быстро по коридору и тихо говорит: «Георгий, ты под колпаком». Я ничего не понял: «Владыко, как это — “под колпаком”?» А он еще раз повторил — и ушел. Наконец я догадался, о чем речь. Но что нам оставалось делать? Мы все равно повезли памятник в Радонеж. Нас арестовали по дороге, памятник тоже… Поставить мы его смогли только через год, и снова не без приключений, но никогда я не забуду то предупреждение Владыки. Предупредил, — причем понимая, что под колпаком-то как раз он.

Державная икона Божией Матери

Мы с Мишей Щербачевым, нынешним отцом Павлом пономарили в храме преподобного Иосифа Волоцкого в Издательском отделе. Владыка обычно стоял на своем архиерейском месте, Символ веры читал во время литургии, подпевал. Служил редко.

Как-то, это было в году восемьдесят восьмом, я захожу в алтарь и вижу: на стене висит новая икона — Державной Божией Матери. Пригляделся — старинная… Что-то здесь не так. Думаю: «Странно как-то : старинный список Державной иконы Божией Матери… а сама икона явилась в 1917 году, потом утеряна…» И вдруг я понимаю, что передо мной та самая Державная икона, потому что старинных ее копий просто быть не может! И с этим открытием пулей влетаю в кабинет к архиерею и кричу с порога: «Владыко! Там Державная икона! Настоящая!!! Откуда она у нас?» — «Тсс... Потом узнаешь!»

Потом он рассказал, что икона хранилась в Историческом Музее, и его директор, с которым владыка был дружен, тайно отдал икону Владыке, чтобы она находилась в храме. А уж когда икона официально возвращалась Церкви, ее передавали не из музея, а из домового храма Издательского отдела.

Как владыка схлестнулся с писателем Астафьевым

В 1987 году в Новгороде Великом был праздник славянской письменности. И вот мы поехали туда, — владыка взял меня с собой. Предстоял большой обед у Новгородского митрополита. А я уже пару раз бывал на таких архиерейских обедах и знал, что это — тоска смертная.

А тут Валентин Григорьевич Распутин, скульптор Вячеслав Михайлович Клыков, Никита Ильич Толстой, Анатолий Дмитриевич Заболоцкий — оператор всех фильмов Василия Шукшина, Виктор Петрович Астафьев и Василий Иванович Белов — они тоже приехали на праздник — договорились собраться в корпункте «Правды» . Как водится, накупили всего, необходимого для разговора — тогда все еще позволяли себе. А у меня выбор: идти с ними или на скучный обед. Я подошел к владыке: «Владыка, я сбегу с архиерейского обеда, благословите. Ну кто я такой? Послушник какой-то». А владыка вдруг отвечает:

— Георгий, возьми меня с собой!

— Как же? — испугался я, — Как же там без вас — официальные гости, митрополиты...

— Георгий, как все это надоело!

В общем, мы с владыкой оторвались от коллектива и приехали в корпункт. Все вскочили, когда увидели архиерея, да еще какого! Застеснялись: накрытый мужскими руками стол, бутылки с белой, нарезанная колбаса, рыбные консервы, огурцы, помидоры, салат какой-то… Но владыке было интересно пообщаться с такими собеседниками. Народ-то весь собрался настоящий.

И вправду, общение и разговор пошли такие, что все — и владыка и хозяева — только радовались, что так все сложилось. Но — до тех пор, пока речь не зашла о войне. Виктор Петрович Астафьев вдруг ни с того ни с сего говорит: «А что попы везде трезвонят: мол Церковь помогла во время войны? Не видели мы там никого, народ бился, валялся в окопах, а никакой Церкви близко не было». Владыка в ответ: «Вы, может, не видели и не чувствовали участия Церкви. Но это не значит, что огромной материальной помощи и силы в созидании тысячелетнего духа русского народа не было». Астафьев — упертый был, сибиряк, так и наступает на владыку. Но и владыка ему ничуть не поддается, отстаивает свое. Продолжают они таким образом разговор, и вдруг вижу — встают оба! Мы кинулись между ними. Конечно, это было излишне, владыка даже рассмеялся.

По дороге в гостиницу я извинился перед Владыкой: «Простите, как-то неудобно получилось...» А он: «Да что ты, какие же хорошие, умные русские мужики, золотые ребята!»

Петрович, Астафьев, на следующий день сокрушался: «Как же это я вчера? Господи, какой ужас!»

Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Последняя наша встреча

Последний раз я видел владыку в Дивеево. А перед этим он заезжал в Сретенский монастырь. Мне сказали, что владыка Питирим в книжном магазине. Мы только-только открыли тогда его. И я, конечно, сломя голову кинулся туда. Владыка — в своей зимней мантии, в накидке. Посмотрел все, и видно было, что порадовался: десять лет назад книжные магазины как правило были совсем убогие: какие-то картоночки, фанерочки. А мы построили, как привыкли у владыки: если уж делать, то делать хорошо. И вот, он увидел красивый магазин, огромное количество книг и что-то сказал — не помню точно, но как-то сдержано похвалил. Видно было, что рад.

Я ответил: «Владыка, сейчас-то нам легко издавать, а вот в то время, когда вы это делали… Ведь это вы нас всему научили!» — «Ну, ладно. Пойдем, посмотрим». И мы пошли смотреть. В последнее время он был немногословный.

А когда я летом встретил его в Дивеево, он был уставший-уставший, исхудавший, сидел после службы на скамеечке и даже разговаривать ему было не очень легко. Я взял у него благословение, мы два слова сказали друг другу, посидели рядышком, и все...

«Георгий, я знаю, от чего погибнет Россия»

Несколько его фраз я никогда не забуду. Одну он сказал в 1988 году, когда был депутатом. Видимо, эти слова стали плодом его серьезных раздумий и предчувствий, а может просто сильно наболело: «Георгий, я знаю, от чего погибнет Россия. Она погибнет от дилетантов».

Другая фраза прозвучала, когда выпускали политзаключенных: Сашу Огородникова, Колю Блохина, Виктора Бурдюга, других. Я говорю: «Владыка, смотрите, как все меняется!» А он мне в ответ: «О, подожди, — мы стреляные воробьи, — подожди, не радуйся».

И еще: обычно он хвалил людей щедро. А вот, когда неодобрительно отзывался (во всяком случае, о духовенстве), то высказывался практически одинаково: «Мы свои кадры знаем...»

Охранитель

Это был человек-подвиг. Он нес то послушание, которое на него возложила Церковь: литургия, книги, сохранение строгого святоотеческого направления, церковная культура.

Сейчас мы надеемся поставить памятник владыке, обсуждаем его скульптурный образ, и вот, пришла мысль назвать памятник: «Охранитель». Вот, стоит владыка. В одной руке у него посох, в другой — книга. И он внимательно, немного испытующе смотрит на нас.

Охранитель.

Он и был в самом высоком смысле одним из тех охранителей, которые спасли наследие церковное. Церковь спасает Господь. А наследие церковное — такие, как владыка Питирим.

***

Священник Михаил Сергеев,
клирик храма святого апостола Андрея Первозванного в Люблино,
старший иподиакон митрополита Питирима в 2000–2003 годах

Священник Михаил Сергеев

Мне посчастливилось быть иподиаконом, а затем и старшим иподиаконом митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима с 2000 года и до его кончины. Надо сказать, что сначала я без особой радости принял это приглашение. В 1990-е годы СМИ пытались создать из владыки образ «митрополита в погонах», а для рядового прихожанина это был отрицательный персонаж. Но когда я пришел на первую службу и увидел владыку, я понял, что ошибался.

Через несколько лет, проезжая мимо известного здания на Лубянке, владыка рассказал мне одну историю: «После моего рукоположения в архиереи раздался звонок по телефону, и меня предупредили, что за мной приедет машина. В моей памяти сразу вспомнились аресты и обыски отца, протоиерея Владимира Нечаева, в 1920–30-х годах. Тогда, правда, не предупреждали. Привезли меня во внутренний двор Лубянки, проводили в кабинет к одному генералу. В конце 3-х часовой беседы он попросил тайно крестить внуков. Через год я освятил его дачу. А через 5 лет, выйдя на пенсию, он стал моим прихожанином в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке».

Вот такое «сотрудничество» было с КГБ.

Главное в жизни

Несмотря на все таланты владыки как администратора, строителя и дипломата, главным в его жизни все же было богослужение. Он говорил нам: «Все люди работают, а военные и духовенство служат». И он относился к своему служению как к самому великому делу в жизни. Воспитанный сначала своим отцом, который стал священником задолго до революции 1917 года, а затем преподобным Севастианом Карагандинским и Святейшим Патриархом Алексием I, владыка жизнью своей связал дореволюционную Церковь с Церковью нынешней, подтвердив, несмотря ни на что, Ее апостольскую преемственность. Кто молился вместе с владыкой в храме, согласится, что и мысли не возникало, когда же закончится служба. Четкое произнесение каждого возгласа без искусственных изменений тембра голоса; живая проповедь, лишенная славянизмов и трудных богословских терминов, — все это притягивало к владыке не только постоянных прихожан его храма, но и тех, кто просто зашел поставить свечку.

«Будешь служить Пасху как Патриарх»

Хочется вспомнить последний земной год жизни владыки Питирима. Это был, наверное, самый насыщенный год его жизни. По благословению Патриарха Алексия II владыка в составе официальной делегации Фонда Андрея Первозванного побывал на схождении Благодатного Огня на Пасху 2003 года.

Находясь рядом с ним в храме Воскресения Христова в Иерусалиме и предвкушая появление Огня, который не обжигает, я вспомнил пророческие слова его духовного отца преподобного Севастиана Карагандинского: «Будешь служить Пасху как Патриарх», сказанные владыке еще до его архиерейской хиротонии. Действительно, в связи с болезнью Святейшего Патриарха Алексия, митрополит Питирим не только привез Благодатный Огонь в Москву, но и возглавил Пасхальную службу в Храме Христа Спасителя. Это была его последняя Пасха здесь, на земле.

Обретение мощей преподобного Иосифа Волоцкого

30 октября 2001 г. в нижнем храме Успенского собора Иосифо-Волоцкого монастыря во время всенощного бдения накануне дня памяти преподобного Иосифа Волоцкого при раскопках обнаружили человеческие останки. Были проведены многочисленные экспертизы, и когда все сомнения отпали, 11 июня 2003 года владыка сообщил, что обретены мощи преподобного Иосифа, и предстоящей ночью нам предстоит их укладывать в специальный медный ковчег, залитый воском. Всю ночь митрополит читал в алтаре псалтырь, а судмедэксперт В.Н. Звягин и археолог Ю.А. Смирнов укладывали мощи в том положении, в каком они были обретены. Уже утром владыка покрыл мощи монашескими одеждами, и ковчег был поставлен в раку. На следующий день, 12 июня, во время всенощного бдения, рака с мощами основателя монастыря была торжественно вынесена из алтаря для поклонения всем верующим.

«Владыка ушел от нас на высоте»

В конце июня 2003 г. владыке выполнили операцию, но оказалось, что опухоль дала метастазы, и сделать что-то уже поздно. Врачи обнадеживали митрополита, говорили, что все постепенно нормализуется. Приближалось 1 августа — 100-летие обретения мощей преподобного Серафима Саровского. Владыка прямо из госпиталя поехал в Дивеево. 31 июля, оказавшись на месте подвигов преподобного в Сарове, владыка отошел в сторону и долго молился. Я думаю, он молился, чтобы Господь укрепил его в терпении страданий и болей. А когда мы, читая Богородичную молитву, шли по канавке, я решился сказать ему правду о его диагнозе:

— Владыка, у вас обнаружили...

— Я знаю, — перебил он, — молись.

Святейший патриарх Алексий II в больнице у владыки Питирима

За 2 недели до отхода в вечность к владыке Питириму в госпиталь приехал Святейший Патриарх Алексий II. Почти 40 минут они беседовали вдвоем, и после отъезда Святейшего владыка облегченно вздохнул: «Слава Богу, все хорошо». Это великие иерархи, жившие в одну эпоху, были разными людьми. Несмотря на это, их объединял Христос и надежда на встречу с Ним в вечности.

Владыка ушел от нас на высоте. Стоически переживая сильнейшую боль, он отказывался от наркотических обезболивающих. Находясь в госпитале, он не хотел, чтобы его многочисленные знакомые видели его лежащим на больничной койке. В последний день земного пути я подошел к уже угасающему владыке и поцеловал его руку. Скупые слезы стекали на ту руку, которая благословляла многих тысяч людей. Я просил у него прощения. Для всех он был живым примером того пути, который оставил нам Христос. Я верю, что Господь принял его в Свое Царство, и он, предстоя перед Престолом Божиим, молится за всех нас.

***

Иеромонах Павел (в миру Михаил Ярославович Щербачёв),
насельник Сретенского монастыря,
личный секретарь и переводчик митрополита Питирима

Иеромонах Павел (Щербачёв) и Рустем Хаиров. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Памятник преподобному Сергию

История с памятником имела продолжение: тон, который задал отец Тихон всему этому начинанию, по всей видимости, воодушевил владыку, имевшему в душе черты ребенка. Тем более, что владыка имел великое почитание и великую веру преподобному Сергию. И он решил поехать на открытие памятника.

Но как ехать? Понятно, что владыку по пути задержат, — было указание не допускать священнослужителей к открытию памятника.

И тогда владыке из Эстонии пригнали правительственный ЗИЛ, и спокойно, на большой скорости мы поехали в Радонеж. Вся милиция отдавала нам честь, никому и в голову не приходило, что в ЗИЛе сидит митрополит Питирим и едет делать то, что запрещено всеми инстанциями советского государства.

А когда приехали — было уже поздно: ЗИЛ остановился, из него вышел владыка, и стало ясно, что, как говорил философ Зиновьев, «в этом государстве все происходит по двум сценариям — либо по разрешению органов, либо по их недосмотру». В данном случае сработал второй.

«Какие силы борются за Россию!»

Иногда в жизни владыки открыто проявлял себя тот невидимый мир, который скрыт от большинства людей.

Помню, 1993 год, декабрьский день, метель, вьюга. Невозможно от метро «Спортивная» дойти до Погодинской — все замело.

Вдруг приезжает какой-то человек, заходит к владыке, — а он тогда уже был подвергнут всякого рода лишениям и прещениям, у него оставалась только одна машина — «Ока». Владыка на ней и ездил. И вот, приезжает этот человек, и владыка вдруг мне говорит:

— Миша, там дело необыкновенной важности. Мне нужно ехать триста километров.

— Куда ж вы поедете? На «Оке», по такой погоде? Никакой джип не проедет.

— Нет, нет, такое дело, что мне обязательно сейчас нужно выезжать.

— Владыка, помилуйте, давайте найдем другую машину.

— Нет времени, надо ехать.

Он уехал. Это было утром. День прошел, уже поздней ночью он возвращается. Усталый, совершенно без сил, сидит, как помнят люди, хорошо его знавшие, положив голову на руки, и говорит:

— Я никогда не мог бы подумать, что наши перемены здесь, на земле, столь ничтожны по сравнению с тем, что происходит на Небе.

— Что произошло, владыка?

— Я ездил в небольшой поселок Темкино. Ко мне вдруг прислала человека схимонахиня Макария с тем, чтобы я приехал и напутствовал ее перед смертью. После этого напутствия она скончалась. Она рассказала, что происходит в мире горнем, какие силы борются за Россию, силы добра и зла, невидимые для подавляющего большинства людей.

И это не фантазия, я слышал это от тех духовных наставников, с которыми он общался прежде. Он долгое время был под этим впечатлением. Что-то необычное она ему сказала.

Многое ему приходилось видеть и слышать, и никакие, наверно, яркие личности и события не могли выбить его из колеи, но почему-то то, что рассказала ему старая монахиня, ввергло его в глубокую задумчивость. Целую неделю он ходил отрешенный от всей действительности, о чем-то думая. Вот эта тайна ушла с ним туда, где дай Бог нам встретиться и узнать ее.

На заседании под предводительством владыки Питирима. Слева: Михаил Щербачёв. Фото: М. Юрченко / Православие.Ru

Промысл Божий в жизни владыки

Происходило очень много событий, показывавших, что в жизни владыки действовал Промысл Божий.

Владыку освободили от должности председателя издательского отдела Московского Патриархата в день 40-летия его священнической хиротонии. И очень важно вспомнить, как же эта хиротония проходила.

Как мы знаем, когда диакона рукополагают в священники, он заготовляет священнический крест, передаёт его епископу, тот полагает его на дискос на престоле во время литургии, и потом, по совершении хиротонии, возлагает на ставленника.

Владыка, как и все, приготовил крест, и вдруг патриарх Алексий, который его рукополагал, даёт знак крест убрать. Владыка в полном недоумении: в чём дело?

Настаёт момент хиротонии, и патриарх Алексий снимает с себя крест с надписанием «Протопресвитеру Александру Хотовицкому от любящих прихожан» и возлагает на будущего владыку. А отец Александр ныне в лике священномучеников.

Так вот: когда владыку освободили от должности, в тот день не только совершилось сорокалетие его священнической хиротонии, но и был прославлен священномученик Александр Хотовицкий, чей крест снял с себя и возложил на владыку ровно 40 лет тому назад патриарх Алексий.

Владыка говорил, что эти проявления Промысла Божия укрепляли его в вере в то, что всё это происходило не случайно и по воле Божией.

***

Иеромонах Симеон (Томачинский),
руководитель издательства Сретенского монастыря

Митрополит Питирим читает на заседании семинара «Наука и культура», МГУ

Как владыка читал лекции на военной кафедре филфака МГУ

В 1995 году на военной кафедре филологического факультета МГУ, где я учился, должны были проходить сборы, но тогдашний её начальник решил никаких выездов не делать, а провести серьезную лекционную подготовку, — курс по национальной безопасности.

Составной частью этого экспериментального курса являлись основы духовной безопасности, и целый ряд лекций прочел нам митрополит Питирим, который одним своим видом производил неизгладимое впечатление. Мы были рады, что вместо окопов и армейской муштры занимаемся интеллектуальными делами и слушаем лекции таких удивительных людей, как владыка.

Невозможно было не поддаться его обаянию, его аристократическому облику. Одним своим внешним видом владыка производил колоссальное впечатление. За ним была видна двухтысячелетняя история Церкви. Было понятно, что это не какой-то модный проповедник или человек, старающийся понравится аудитории, а лицо Церкви, со всем ее благородством, ее величественностью и в тоже время доступностью людям. Потому что он был вполне демократичен — при всем его аристократизме никакого барьера в общении с ним не возникало.

Битва за университетский храм

Тогда я алтарничал в университетском храме святой мученицы Татианы и рассказал настоятелю, отцу Максиму Козлову, о том, что у нас есть такая уникальная возможность: слушать владыку Питирима, видеть его, общаться с ним. И отец Максим попросил меня пригласить владыку в Татианинский храм. А это была непростая история.

Вокруг Татианинского храма, где прежде располагался студенческий театр МГУ, шумели большие баталии. Вся интеллигенция фактически разделилась на два лагеря: одни встали на сторону театра, утверждая, что он может быть только в этом месте и нужно стоять за него горой, — и действительно, были баррикады. А другие, и в их числе были такие выдающиеся люди, как Иннокентий Смоктуновский, профессора университета, академики, ну и, конечно, ректор МГУ Виктор Садовничий, выступали за возрождение храма на его историческом месте.

Обстановка была непростой, и поэтому было непонятно, захочет ли владыка Питирим — в то время он уже не возглавлял Издательский отдел, но, тем не менее, был знаковой фигурой, — прийти в храм, тем более, что речь шла о неформальном визите.

В перерыве на одной из лекций я взял благословение у владыки и передал ему просьбу отца Максима.

Конечно, Татианинский храм пребывал тогда в запустении после студенческих театральных… не знаю, как сказать — оргий, которые там происходили. И вход был не там, где сейчас, а с противоположной стороны — с улицы Никитской. Мы не знали, придет ли владыка, но на всякий случай открыли дверь со стороны журфака.

Первый архиерей в университетском храме

И вот после лекции, владыка во всем своем архиерейском облачении — с панагией, в рясе, в белом клобуке — прошествовал в Татианинский храм, можно сказать, с черного входа. Но отец Максим подготовился, и поэтому, как только владыка вошел, в нижнем храме открыли Царские врата, и отец Максим, как положено, встречал архиерея, — вынес ему крест, — и это было, наверно, первое посещение архиереем университетского храма.

А через много лет я узнал, что вокруг должности настоятеля университетского храма тоже была своя история, и одним из кандидатов на это место, за которого ратовал чуть ли не Садовничий, был как раз митрополит Питирим. И можно себе представить, как для него это было трудно — прийти в храм, где бы его хотели видеть настоятелем, но куда был назначен другой батюшка. Но он стоял выше обид, выше дрязг, выше сиюминутных соображений.

***

Ксения Олафссон,
внучатая племянница владыки Питирима

Владыка — поэт

Ксения Олаффсен. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Но оставшись после его кончины один на один с его архивом, я вдруг поняла, что владыка начал открываться для меня с какой-то совершенно неожиданной, невероятной стороны.

Я знала, что он — великий человек, что он священник, богослов, интересный фотограф, даже политик в каком-то смысле. Но я не знала, что он писал стихи. Приведу два. Первое — раннее, написанное, думаю, в пятидесятые годы, когда он был еще молодым человеком. Моя мама написала на листке: «Раннее меланхоличное».

В паутине безлиственных крон,
В фиолетовых дымчатых красках
Лес лелеет предутренний сон
Про метельные зимние сказки.

Даль синеет зубчатой стеной,
Как боец пред решающим шагом.
Все вокруг налилось тишиной:
Затаилось, задумалось, встало.

Только миг — и взорвется покой,
И затопит безбрежная зелень
Этот тонкий простор голубой
И девичью тонкость деревьев.

Так и жизнь: краток миг чистоты,
Ожиданья, терпений, волнений.
Подойдет воплощенье мечты
И затопит волною сомнений.

Второе стихотворение — позднее, мы точно не знаем, когда именно написанное. Владыка подписал его «Москва — Амстердам», значит, когда летел на самолете. Он летит и пишет:

Озерки, как лужицы,
В искорках вода,
Солнце в блестках множится
Речка, как слюда.

Там, внизу — оставленный
Дел и мыслей рой,
Здесь на миг поставлен я
Пред самим собой.

За окном — безмерная
Тайна бытия.
Хрупкая, неверная
Подо мной ладья.

День и час неведомы,
Перст судьбы незрим.
Распростер над бездною
Крылья херувим.

А еще — дневники, эпиграммы, сочинявшиеся в поездках, — это так замечательно!

Вот эпиграмма из дневника путешествия по Волге со Святейшим Патриархом Алексием, 1949-й год:

Благочинному Первого округа (отцу Иоанну Маркову, настоятелю Знаменского храма в Москве):

Заветов древних исполнитель
В бритье волос и бороды
И благочиния рачитель
В приходах матушки-Москвы

Поник печально. Оком строгим
Отныне жалобно глядит
И каждым утром кофе черным
В молчанье сердце веселит.

И нет конца его молчанью,
Сомкнулись вещие уста,
Но взор соседей с упованьем
На них взирает иногда:

Как знать, быть может, вдруг улыбкой
Он лик свой скорбный озарит
И, как в Москве, веселой шуткой
Сердцам мгновенье покорит.

Сереже Колчицкому:

Широкой Волги красотой
Он пренебрег, в каюте лежа:
Увлекся чтением и спит
Студент технический Сережа.

От карбюратора до вин
Его познаньям счету нет.
И не было еще причин
Сдержать находчивый ответ.

Отцу Алексею Остапову:

Москву оставив за кормой,
Он дал обет забыть про бритвы,
И уж солидной бородой
Покрылись нежные ланиты.

Ответ — Константину Нечаеву:

Что мой обет!
Его забвение
В Москве настанет,
И другой обет –
Усов твоих ношенье –
Всех удивляет, дорогой!

Отец Алексей Остапов был белый и румяный всегда, а Константин Нечаев носил усы. Дальше в дневнике запись: «Редактировали вместе, подложили Святейшему под тарелочку, предварительно проинформировав. Встретили наши вирши довольно тепло, списывали».

***

Борис Алексеевич Лёвин,
ректор Московского государственного университета путей сообщения (МИИТ),
председатель правления Фонда «Наследие митрополита Питирима»

Борис Алексеевич Лёвин. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Владыка Питирим учился в нашем университете с 1943-го по 1946-й год. И хотя в 1946-м году, когда в Новодевичьем монастыре открылась семинария, он ушел туда, потому что не мог совмещать учебу и там, и здесь, Владыка всегда гордился тем, что он путеец.

Близко я начал работать с ним 17 назад, когда меня избрали ректором. Нужно было восстанавливать Иосифо-Волоцкий монастырь, и он вместе с профессором Эрнестом Серафимовичем Спиридоновым, который занимался строительством, пришел с идеей: студенты могли бы принять участие в воссоздании монастыря! Я эту идею, конечно, поддержал. Так был возрожден студенческий строительный отряд МИИТа.

В первый отряд, отправившийся в монастырь, были отобраны только верующие ребята, и работали они бесплатно. Потом, уже по своей собственной инициативе, они по субботам и воскресеньям ездили в монастырь, чтобы продолжать там работы.

Как в МИИТе восстановили домовый храм

В университете до революции была домовая церковь, но в 1917-м году она была ликвидирована, а священник расстрелян. Здание внутри перестраивалось, но владыка рассказывал, что когда он учился, они знали, что тут когда-то был храм, заходили в помещения, где он находился, и пытались представить себе, каким он был.

Я поднял сохранившийся проект 1895/96 года, — действительно, в научно-исследовательской части была домовая церковь. Естественно, желание владыки было эту церковь восстановить, а у меня — реализовать это желание. Скажу вам сразу, что это был очень непростой вопрос. Потому что партия была еще жива, — ну или, во всяком случае, были живы те, кто был предан партии, так что решение на реконструкцию мы получили далеко не сразу.

На 75-летии владыки Питирима. Фото: М. Юрченко / Православие.Ru

В основу реконструкции мы положили те самые проекты, которые были утверждены царем Николаем II — есть его соответствующая виза. Стали восстанавливать зал торжеств — он был переделан при Сталине. Слой бетона в 22 см толщиной, здоровая арматура, без перекрытия, без промежуточных опор... Привлекли ученых — те говорят: «Это снять невозможно: стены пойдут в разные стороны, а если фасадная стена уйдет, то ничто ее не удержит. Оставляйте, как было».

«Владыка, что же делать?», — спрашиваю. Он говорит:

— А у вас какое мнение?

— Знаете, я не строитель.

— А душа — она что вам говорит?

— Поскольку я в какой-то степени авантюрист, я бы рискнул.

Он мне просто сказал: «Попробуйте». И этого «попробуйте» было достаточно: я воспринял его как благословение. Владыка был очень внимателен ко всему строительству, часто приезжал. И с Божией помощью все у нас получилось — кто не был, приглашаю, кто был, тот видел, какое великолепие мы восстановили.

***

Григорий Степанович Соболев,
проректор МГУ им. М.В. Ломоносова,
руководитель Фонда научно-делового сотрудничества МГУ

Григорий Степанович Соболев. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Расскажу одну историю, которая произошла с нами в Италии. Там проходил международный конгресс «Пять экономик — пять религий». У нас должна была состояться пресс-конференция в одном из банков, мы ждали Владыку, а он задержался у кардинала Милана, не успевал к началу. Звоним: «Владыка, вас ждать?» А он отвечает:

— Там же люди собрались — поезжайте, я позже подъеду. Только не забудьте одеться!

— Так мы же одеты!

— Нет-нет: мантии наденьте обязательно!

Мы должны были быть все в профессорских мантиях на этой конференции. Ну, надели мы мантии, подъезжаем к банку, а там стоит огромная толпа людей: все ждут «русского Папу». И среди них много женщин. А католики — вы знаете — все безбородые. И мы без бород. Выходим мы из машин в этих мантиях, а женщины бросаются к нам, чтоб целовать руки. Мы — вдоль стеночки, вдоль стеночки, и быстро пробрались в банк. Когда рассказали владыке, он улыбнулся: «Ну, поняли теперь, как мне трудно бывает?»

Адмирал Павел Нахимов

В свое время Владыку навестила праправнучка адмирала Нахимова и передала ему семейную реликвию — крест адмирала Нахимова. Кресту этому 400 с лишним лет. Эта реликвия хранится у нас, в Фонде международного сотрудничества МГУ.

Владыке было крайне важно, чтобы воспитание нашей молодежи, наших соотечественников проходило в традициях русского Православия и патриотизма. И вот, по благословению Владыки, мы сделали такой проект — вручение Нахимовского креста отдельным людям и юридическим лицам по 3 направлениям: за укрепление традиций русского воинства и Православия, за укрепление обороноспособности страны, за патриотическое воспитание. Эту награду мы вручали в Севастополе — крейсеру «Москва», полку морской пехоты, отдельным офицерам, матросам.

Я благодарен Владыке, что он инициировал эту программу, сегодня она живет не только в память о нем, но и служит интересам нашего Отечества.

Как Владыка выступал против усыновления детей из России

В фонд «За выживание и развитие человечества» обратились представители организаций Италии, Швейцарии и Австрии с целью создания международной ассоциации по усыновлению детей из России. Они подготовили все документы и приехали, привезли эти документы на подпись, в том числе и Владыке. Мы сидели часа три, всё это обсуждали, спорили. Многие из ныне живущих руководителей были заинтересованы в положительном решении. Было много звонков, они торопили нас. Вдруг Владыка поднялся и говорит: «Григорий Степанович, вы как хотите, я эти бумаги подписывать не буду. И вам не советую, а даже запрещаю. Мы называемся фондом “За выживание человечества”. Как мы можем наших русских мальчиков и девочек отдавать за границу? Это невозможно».

Вы сами знаете, как печально заканчивались усыновления наших детей, и сколько международных скандалов с этим связано. Владыка же, предвидя это, не дал поставить дело на поток.

Как благодаря владыке дети родителей просвещали

Владыки собирал детские Библии. Их у него была целая коллекция. И вот что он придумал. Как-то он попросил: «Найдите 10 человек, у которых есть маленькие дети». Нашли, и тогда Владыка предложил: «Давайте найдём девочку, которая будет посылать этим детям письма каждую неделю, а родителей заставим купить самый красивый и дорогой переплёт, чтобы их дети делали книгу». Так и поступили. И вот каждому из этих детей еженедельно приходило письмо. Скажем, на букву «А»: «Кто такой ангел?» Потом на букву «Б»: «Кто такой Бог?» И все это с картинками и написанное понятно, по-детски. И дети составляли из этих писем книгу. Я сейчас бываю в этих семьях, и вот эта книга, собранная руками ребёнка — самая ценная реликвия в доме.

***

Михаил Васильевич Кулаков,
профессор экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Католики ему аплодировали

Я уже был достаточно взрослым, сформировавшимся человеком — занимал пост проректора Московского университета — когда познакомился с Владыкой. Благодаря ему возникла идея провести международную конференцию в Милане «Пять экономик — пять религий». Это была середина 90-х годов, когда у нас в стране творилось непонятно что. Конечно, со стороны Запада интерес был огромный, но все разговоры сводились к тому, что в России сейчас дикий капитализм и происходит что-то страшное. А Владыка своими выступлениями задал совсем другой тон: да, экономические отношения — есть экономические отношения. Но они обязательно должны содержать в себе элемент моральной чистоты. И это повлияло на всех участников конференции. Времени свободного у него практически не было: все хотели встретиться с ним, заявки поступали одна за одной. Интересной была встреча в «Ротари-клубе». Вы не представляете, как его принимали там! Сидят итальянские миллионеры и миллиардеры. Католики. Но после каждого выступления Владыки, практически после каждой фразы, ему аплодировали, старались подойти к нему, что-то спросить или сказать.

Михаил Васильевич Кулаков. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Я считаю, что общественная деятельность Владыки за рубежом сыграла в тот момент огромную роль в изменении отношения представителей европейского крупного бизнеса к нашей стране.

Как мы бились за Татьянинский храм

У нас шла борьба не на жизнь, а на смерть за возвращение Университету церкви святой мученицы Татианы. Так получилось, что в ректорате мне было поручено этим заниматься. Казалось бы, все понятно: там, на Моховой, в старом здании Университета, располагался до революции домовой университетский храм. Надо его вернуть Церкви. Но не так все просто было! Там к этому времени расположился студенческий театр. И тут такие силы восстали — деятели искусства особенно — что, вот, мы чуть ли не разрушаем русскую культуру! Уничтожаем ее. Но театр — это еще не самое страшное оказалось. Когда уже они стали там заниматься бизнесом, да еще организовали выставку собак… Мне пришлось по этому поводу выступать несколько раз по телевидению и радио, жестко дискутировать с противниками восстановления храма. Было тяжело. И, встретившись с владыкой, я ему пожаловался: «Владыка, такие силы набросились, что никаких сил человеческих не хватает!» А он спокойно ответил: «Богоугодное дело делаете — надо выдержать». И мы выдержали! И открыли нашу церковь, и теперь у нас каждый Татьянин день — праздник.

***

Николай Афанасьевич Резников,
председатель попечительского совета Фонда «Наследие митрополита Питирима»

Николай Афанасьевич Резников. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Когда мы с Владыкой были в Италии, поехали на экскурсию в Помпеи. Оглядывая раскопки, Владыка сказал, что все, чем был славен Рим, все эти величайшие достижения: и современная система подачи воды, и канализация, и красивая мозаика во дворах домов, все это из-за отсутствия веры и греховности жизни превратилось в развалины. И добавил, что так бывает всегда.

Для меня владыка был образцом

Его службы в храме в Брюсовом переулке были торжественны и величественны. Владыка служил так, что даже не понимая церковнославянского языка, ты погружался в эту молитвенную атмосферу, отрешался от всего. Для меня он был образцом и в служении Богу, и в общении с людьми разного уровня и ранга.

Онкология — особый путь к Богу

Когда обнаружилась болезнь и он прожил с ней какое-то время, он сказал, что онкология — это особый путь к Богу. «Это дорога избранных», — так он сказал.

Я с ним виделся уже после прихода к нему Патриарха Алексия II. Они поговорили, а на следующий день мы были у него. И он сказал: «Николай Афанасьевич, больше не приходи». Сказал, что не хочет, чтобы его запомнили таким, каким он будет через несколько дней. «Запомни меня таким, какой я есть». Сейчас произношу это, и мурашки по телу.

***

Валентин Арсеньевич Никитин,
сотрудник Издательского отдела Московской Патриархии в 1977–1992 годах

Валентин Арсеньевич Никитин. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Я имел счастье 17 лет работать под руководством владыки Питирима как один из редакторов Издательского отдела.

Владыка Питирим для меня — это человек исключительных дарований, харизматик, патриот. Особенно дороги мне воспоминания о том, как Владыка совершал Литургию. На Страстной седмице, я помню, он читал Евангелие со слезами на глазах. Так изумительно он служил. Никто сейчас, наверное, с ним не сравнится.

Он был редактор милостию Божией. Я вспоминаю о нем с чувством преклонения и глубочайшей благодарности.

Владыка всегда принимал удар на себя. Вспоминая сейчас о годах, когда была жесткая цензура, я понимаю, что мы как за каменной стеной жили, он нас ограждал, берег. Знаете, есть такой сонет у Валерия Брюсова, он называется «Сонет к форме»:

Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка
Так бриллиант не видим нам, пока
Он гранями не заблестит в алмазе.

Сейчас каждый из нас сказал что-то, что позволило увидеть новую грань. Владыка был, конечно, бриллиантом, удивительным человеком, он достоин того, чтобы говорить о нем с благодарностью, восхищением и со слезами на глазах.

***

Ирина Дмитриевна Ульянова,
сотрудник Издательского отдела Московской патриархии в 1966–1994 годах

Ирина Дмитриевна Ульянова. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Я пришла в издательский отдел в 1966 году. За плечами у меня был филологический факультет МГУ и короткий период работы в военном издательстве Министерства обороны.

Когда я еще училась, у нас на филфаке втихую распространяли «Журнал Московской Патриархии». Я его читала с 3-его курса и поняла, что работать буду только в этом журнале. И в 1966 году я узнала, что Издательский отдел располагается в Новодевичьем монастыре, в Успенском соборе, и пришла туда на свой страх и риск. Владыки в этот день не было, и попала я к ответственному секретарю Евгению Алексеевичу Карманову. В конце разговора он спросил меня: «А вы не боитесь?» Я удивилась. Он уточнил: «Ну, мы же мракобесы…» И тогда я сказала, что и я готова стать мракобесом.

Редакция тогда из себя представляла жалкое зрелище. Успенский собор большой, просторный, но для редакции отделили на 2 этаже небольшое помещение, перегородили его, и получились клетушки из каких-то деревяшек и стеклышек. Когда я пришла, там уже работали Вячеслав Петрович Овсянников и будущий отец Иннокентий (Просвирнин). Только тогда это был Анатолий Иванович, который ходил в пиджаке и сапожищах — недавно из Сибири приехал.

Работало в редакции всего 24 человека — машинистки, редакторы, корректоры, экспедиция… Условия были ужасные, хотя отопление было. Ведь в Новодевичьем были коммуналки, и только после войны оттуда стали отселять людей. Мы тогда смеялись, называя себя «детьми подземелья», потому что часть редакции вообще сидела в подвале. Посадили и меня сначала в подвальное помещение, в экспедицию, потом я выросла до корректора, потом до редактора. А когда я уходила из отдела, уже на Погодинской, нас, вместе с внештатными сотрудниками, было около полутора тысяч.

Первая встреча с Владыкой

Через несколько дней, когда я немного освоилась, мне сказали, что нужно идти, представиться Владыке. Кабинет у него был побольше, чем остальные клетушки. Меня проконсультировали, что нужно взять благословение, и что Владыку надо называть «Ваше Преосвященство». Я вся дрожала — я же его не видела никогда.

Помню свои ощущения — он встал, когда я вошла, высоченный, ему тогда было 39 лет, необыкновенной красоты, хотя и показался мне старичком: усы, борода… Я оторопела, подошла на полусогнутых и честно сказала, что никогда не брала благословения. Он ответил: «Вот на мне и потренируешься».

У Владыки было интересное свойство — он, когда добрый был, разговаривал на «ты», а когда сердился — на «Вы» и по имени-отчеству. Легко понять было, какое у него настроение.

Владыка и «катакомбники»

С Владыкой мы подружились. И постепенно он открывал мне потаенный мир Церкви.

Ведь это был 1966 год — только схлынула волна хрущевских гонений, отношение к Церкви было ужасным. Всех нас уведомили, что пенсия нам не положена, хотя тогда, конечно, нам было все равно. Потом, когда переехали на Погодинскую, Владыка выбил нам профсоюз. И какой! Профсоюз коммунального хозяйства! Но, благодаря Владыке, пенсию себе все-таки заработали.

Хотелось сказать еще о людях, к которым у Владыки было особое отношение. Это миряне, но в 1920-30х годах они были «катакомбниками». После войны, при Патриархе Алексии I, ситуация изменилась, но у Владыки к ним было очень теплое отношение.

К нам приходила тайная монахиня — профессор Института туберкулеза. Она была ведущий сотрудник, но верующей была всю жизнь, духовное чадо одного из святых, старца Зосимовой Пустыни. Когда она приходила, Владыка никого в кабинет не пускал. Вот бы сейчас послушать, о чем они говорили…

Или Ксения Алексеевна Розова, главный редактор медицинской газеты в сталинские времена. Владыка знал, что она — духовное чадо Вассиана Пятницкого и тоже ее привечал, за закрытыми дверями они беседовали. Эти люди приносили ему свои воспоминания, свои работы, то, что они писали «в стол» и отдавали на хранение Владыке.

Анатолий Иннокентьевич Шатов и Ирина Дмитриевна Ульянова. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Как я занялась кино

Это началось в 1969 году. В Троице-Сергиевой Лавре проходила 1-ая миротворческая конференция «Религии за мир». Гостей из-за рубежа пригласили, был жив еще патриарх Алексий I. Вся редакция выехала туда на работу, мы учились работать на подобных мероприятиях, Владыка нас натаскивал на общение с миром.

Один раз, когда мы, страшно уставшие, ночевали там же, в семинарии, глубокой ночью — а я не спала — зашел Владыка, и каждой под подушку сунул по шоколадке, большой, хорошей! Так это было трогательно!

Конференцию снимала киностудия «Отечество», я тогда не знала, что она уже сделала несколько фильмов о Русской Православной Церкви. Среди них есть раритет — Поместный Собор Русской Православной Церкви 1971 года — там снимали клятвы на старые обряды. Оказывается, несколько фильмов уже существовали, в том числе фильм замечательного режиссера Бориса Леонидовича Карпова, снятый в 1968 году, назывался он «Русская Православная Церковь сегодня». Там много документальной съемки в Печорах, есть момент, как архимандрит Алипий (Воронов) совершает монашеский постриг.

Владыка очень интересовался кино, и меня постепенно к этому подводил. Потом он сказал: «Учись», но я же не могла, будучи «мракобесом», поступить во ВГИК, но были хорошие курсы при Госкино СССР, называлось это, правда, почему-то, Университет марксизма — ленинизма. Учились там два года, работали первоклассные специалисты. Народу было немного, но занимались тщательно. Когда я получила я диплом с отличием и принесла его Владыке, он благословил меня, и сказал, что Церкви нужен человек в документальном кино. Так я стала писать сценарии документальных фильмов.

В 1981 году мы повезли наш первый фильм — о Пюхтицком монастыре — на фестиваль в Стокгольме, и показали его вне конкурса. Он понравился. С этого все начиналось.

Те, первые фильмы, мне бесконечно дороги, потому что это — история Русской Православной Церкви периода гонений. В перестройку, когда изменилось отношение к Церкви, мы снимали фильм «Под благодатным Покровом», к 1000-летию крещения Руси. Там эпизод есть с Владыкой. В это время он уже начинал хлопотать о передаче Иосифо-Волоцкого монастыря Церкви. Он привез семинаристов из Лавры, и отслужил панихиду над мощами Иосифа Волоцкого, рака его под спудом была. А мы это все снимали. Сейчас часто думаю: «Какое счастье, что мы это все запечатлели, и это осталось для истории».

Как мы попали на фильм ужасов

В 1983 году мы поехали в Нидерланды на теленеделю. Мы смотрели фильмы с утра до вечера, ведь ничего подобного в Советском Союзе быть не могло, а ночью еще ходили в кинотеатр напротив смотреть зарубежное кино. Владыка с нами не ходил — у него еще встречи разные были.

И вот, однажды, мы пошли в кинотеатр, по картинкам себе выбрали комедию какую-то веселую, но перепутали кинозал. Уселись на первом ряду, начало было веселенькое, но после 3 минут поняли, что это фильм ужасов, совершенно чудовищный, назывался он: «Пятница, 13-е».

Меня, в прямом смысле, парализовало, отнялась левая рука и левая нога. Такого страху натерпелись! Вернувшись в Москву, я у киношников узнала, что это был экспериментальный фильм, с 25-м кадром, который и создавал такое состояние оцепенения.

…Идем обратно, дрожим, видим — едет трамвай, а в трамвае — Владыка (полтретьего ночи!). На бегу остановили трамвай, влетели в него, к Владыке, но ничего не рассказали ему. Потом только покаялись.

Редакторские будни

Когда случилась катастрофа в 1994 году, я просто кипела негодованием, и тут же, по горячим следам, написала большую статью. Дерзкую, вызывающую, о том, что произошло и как — со всеми подробностями. Владыка был в это время в храме в Брюсовом. Я к нему пришла. Про себя я уже решила, к кому пойду и кто это сможет опубликовать. Отдала ему статью. Он её взял, и сказал через неделю зайти. Я пришла. Он похвалил работу, но не благословил даже показывать кому-нибудь.

Раритет

Был случай, с одной стороны смешной и нелепый, с другой — думаю, промыслительный. Я звонила, жаловалась, что не могу найти сценарий «Калины красной», не мне нужно было, а моему младшему сыну. Он родился, кстати, по благословению Владыки, 42 года мне было, боялась, но Владыка сказал: «А меня мама в 44 родила». И все было хорошо.

А это — он уже учился, заканчивал школу, и понадобилась книга, а я знала, что у Владыки одноклассница — заведующая библиотекой. Владыка был очень внимателен к людям и даже о таких пустяках заботился! Он позвонил подруге, перезвонил мне, книга была готова. Потом я пришла на Смоленскую отдать ее, положила сумку у входа, зашла, говорили долго, о чем — не помню.

А дальше случилось следующее — воры прошлись по этому дому, обчистили все, что можно было, ну и сумку мою прихватили. Там и не было ничего, только книга эта. Я так расстроилась! Рассказала Владыке, а он спросил, сколько денег там было. Деньги — 50 долларов. А про книгу, мол, договоримся.

Пошел куда-то за занавеску, достал сумку — я ей не пользуюсь, это раритет, дар Владыки — и сто долларов дает.

Но сказал, чтоб шла в милицию, писала заявление. Паспорта у меня там не было, но было пенсионное удостоверение. Вот это была последняя встреча с ним.

2002 год — умирает мой старший сын, и из жизни я выпала на целый год. То, что Владыка болен — я знала, но общаться не могла, ни для чего не годилась. Встретилась мы лишь на первой панихиде.

«Владыка — это моя солнечная пора»

У каждого человека бывает солнечная пора, Владыка — это моя солнечная пора. У нас в утреннем правиле есть молитва о начальниках, наставниках, учителях и благодетелях — для меня это все о Владыке.

Десять лет, как нет Владыки, но, я за него молюсь каждый день, и поэтому встречаемся мы с ним постоянно. Для этого и нужна молитва об упокоении, чтобы встречаться со всеми, кого мы любим.

***

Анатолий Иннокентьевич Шатов,
председатель общества древнерусской музыкальной культуры

Анатолий Иннокентьевич Шатов. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Мне вспоминается одна из служб в домовом храме Издательского отдела. Литургия закончилась, но никто не расходится. Владыка на какое-то время удалился в свой кабинет, и вдруг выходит оттуда… в облачении и русской митре!

Это простая шапочка из парчи, сверху плоская, слегка коническая, опушенная каким-то дорогим мехом. Я никогда не забуду этот образ настоящего русского архиерея, потому что «грецкие» митры, которые сейчас повсеместно употребляются, плохо подходят к русскому лицу. А это был образ, пришедший из глубины веков.

Удивительное впечатление производил владыка во время служб! Вот начинается Богослужение и все куда-то уходят на второй план. А он доминирует настолько, что просто диву даешься. Чувствуешь, что наступает понятие непреходящего времени, словно вечность сама по себе существует в этом богослужении. Может быть, в нем работала его генетическая память, ведь его священническому роду триста лет!

Я много ездил по стране, был на многих архиерейских службах. Я не могу ни одного архиерея поставить с ним в ряд. Это был человек ушедшей культуры.

***

Евгений Павлович Велихов,
академик, президент Национального исследовательского центра «Курчатовский институт»

Академик Евгений Павлович Велихов. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Я должен сказать, что я вообще-то человек нерелигиозный, неверующий, но в 1980-е годы было ещё довольно активное гонение на веру, и поэтому Церковь воспринималась с долей симпатии и сочувствия. Мои родители были глубоко верующими людьми. Но воспитывался я у бабушки, а она была немецкого происхождения, рациональная, как Гете, этот «великий безбожник».

С митрополитом Питиримом я познакомился на форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества», который проводил Горбачев. Потом уже, когда появился Фонд «За выживание и развитие человечества», владыка вошел в его Совет, и мы стали тесно общаться. В то время главный вопрос был как избежать ядерного конфликта. Рейган заявил, что, вот, сейчас отдам команду — и начнется ядерная война. В свой первый президентский срок он откровенно обсуждал такие вещи, как нейтронная бомба, ограниченная ядерная война и прочее.

В Фонде «За выживание и развитие человечества» сложилась целая группа замечательных священнослужителей разных религий. Помимо митрополита Питирима туда входили мать Тереза, раввин Штейнзальц, который перевел Вавилонский талмуд на иврит, иезуит Хэзбург из Нотр-Дамского университета, Кацуми Шинда из Японии, представители буддизма и многие другие. Мы встречались с Далай-ламой, нашли контакт с папой Римским. Эта группа встречалась и готовила различного рода обращения, документы, встречи с политическими лидерами.

В конце концов, она вложила свой вклад в то, что ядерной катастрофы избежали, хотя и ходили несколько раз по краешку. К голосу этой группы прислушивались: политики есть политики, ученые — их не всегда понимают, что они говорят, а к религиозным лидерам все-таки прислушиваются.

И за это время я очень близко сошелся с митрополитом Питиримом, а наши отношения стали дружескими.

Рабочая встреча Международного фонда «За выживание и развитие человечества». Слева направо: академик Е. П. Велихов, митрополит Питирим, академик Д. С. Лихачев, писатель Ч. Т. Айтматов, секретарь фонда Р. И. Хаиров, академик Т. А. Заславская

«Он с молодежью очень легко общался»

А затем я организовал первый российско-американский летний лагерь для школьников рядом с Переславлем Залесским, в местечке под названием Кухмарь. Из этих мест происходил Дмитрий Донской, туда хаживал пешком Сергий Радонежский. И владыка Питирим туда очень хорошо вписывался.

Открытие этого лагеря запомнилось на всю жизнь. Чтобы вам было понятно, местная дама, которая была секретарем райкома партии по идеологии, сказала: «Этот поп — только через мой труп!» А митрополит взял с собой семинарский хор из Троице-Сергиевой лавры.

И вот все мы — русские и американские школьники и семинаристы — устроили поход по Переславлю на один день. Это сейчас в Переславле кое-что отреставрировали, а тогда там были в основном развалины древних монастырей. И вот в этих старых церквях, монастырях, на развалинах эти ребята и пели. Причем тогда вообще запрещалось организовывать совместные мероприятия школьников и ребят из церковных учреждений. Я думаю, мы первые этот запрет нарушили. Тогда мы прошли по всем храмам, и все храмы зазвучали. Это было нечто абсолютно неподражаемое! И всюду мы устанавливали кресты.

Митрополит Питирим и академик Е.П. Велихов. Фото: М. Юрченко / Православие.Ru

И во всем этом присутствовал митрополит Питирим. Помню, когда мы подошли к лагерю, он завязал свою бороду и пошел купаться в Плещеевом озере.

В нем вообще была, с одной стороны, современность — он с молодежью очень легко общался, языками владел, иностранные дела очень хорошо знал. У меня есть фотографии, как он играет с ребятами в летающую тарелку — она тогда только что появилась.

А с другой стороны, конечно, в нем была какая-то святость.

«Человек с той стороны Волги»

Владыка был для меня представителем не просто Православия — к Православию я отношусь по-разному — он был человеком «с той стороны Волги». В нем было что-то святое: в его обращении, в его отношении. И, конечно, в его облике. Казалось, он словно сошел с картины Нестерова. И светился изнутри.

***

Мария Дориа де Джулиани,
писатель, переводчик, руководитель Итало-Российского центра культурного сотрудничества

С митрополитом Питиримом мы познакомились где-то в конце 1980-х годов через общих московских верующих друзей.

В тот период я занималась подготовкой большой выставки из московского Исторического музея в миланском Кастелло Сфорцеско – это была, можно сказать, первая выставка прикладного искусства времен перестройки. Когда владыка Питирим сообщил мне о предстоящей ему поездке в Италию вместе со своим секретарем, выражая при этом желание познакомиться с Венецианским патриархом, мы их пригласили к себе в Вальданьо. Владыка и монсеньор долго беседовали друг с другом, а я переводила и была единственной, кто присутствовал при этом разговоре.

Встреча с молодежью Германии. Ганновер. Октябрь 1983 г.

У меня масса хороших и даже забавных воспоминаний о той неделе, которую владыка провел у нас; например, о том дне, когда мы с ним исходили всю Венецию в поисках мольберта для его племянника, или о другом дне, когда владыка зашел в храм в Вальданьо, и наш местный священник был настолько взволнован этим, что даже с трудом читал Евангелие. Еще помню встречу владыки с епископом Виченцы, когда повар в нашем имении разбил десяток старинных тарелок.

Спустя год я стала президентом оргкомитета Литературной премии Кампьелло, церемония вручения которой проходит во дворе Дворца дожей, и пригласила митрополита Питирима вместе с хором Издательского отдела Московского Патриархата. В интернете даже есть фото, запечатлевшие это замечательное событие.

И в заключение хочу привести одну фразу владыки: «Мы при советской власти были, как шпроты: все в одной битком набитой банке. А когда началась перестройка, кто-то эту банку открыл, и мы тотчас ожили. И снова заняли свое место в мире и в человеческой душе».

***

Рустем Ибрагимович Хаиров,
исполнительный директор Международного фонда «За выживание и развитие человечества»

Рустем Ибрагимович Хаиров. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Фонд «За выживание и развитие человечества», директором которого я являюсь, — это детище владыки Питирима. Помню, как мы сидели в гостинице «Космос» и обсуждали в небольшом кругу цели фонда, его структуру и основные задачи. Самое активное участие принимали тогда Дмитрий Сергеевич Лихачев, академик Велихов и Владыка Питирим. Уже далеко за полночь мы с владыкой из гостиницы «Космос», где это обсуждение проходило, на машине поехали домой.

Вдруг владыка остановился около церкви мученика Трифона — а было уже два часа ночи — и говорит: «Рустам, то, что мы обсуждали — замечательная идея. Давай помолимся, чтобы нам мученик Трифон помог».

В 2 часа ночи мы долго-долго стучали в ворота храма, разбудили сторожа, нам открыли двери, зажгли свечи…

Это невозможно забыть! Более получаса владыка служил, а кроме меня и сторожа — никого не было. Очень трудно передать эмоции и те чувства, которые мы испытывали.

Потом мы поехали по домам, и, прощаясь со мной, владыка сказал: «Теперь я знаю, что всё осуществится, потому что мученик Трифон — покровитель Москвы». И действительно, всё осуществилось! Вот уже 25 лет прошло, и наш фонд — единственный, сохранившийся со времен Советского Союза. Он пережил десятки самых разных социальных и экономических катаклизмов.

Как владыка спас фонд

Наш фонд — международный, и одним из условий его создания было то, чтобы его директором стал нейтральный человек: не советский и не американский. Так на эту должность и пригласили шведа Рольфа Бьернерстедта. Я был тогда заместителем директора и отвечал за советскую часть.

Рольф по приезде в СССР открыто заявил: «Я убежден, что этот Фонд создавали КГБ-шники. Ладно, Хаиров не очень похож на КГБ-шника, но вот юрист Фонда, а также этот, этот и этот — точно. Я их увольняю». И уволил всех ребят, которые днем и ночью со мной работали, создавали Фонд, писали его Устав, пробивали всё это, — а как же это было непросто! Я пытался что-то Рольфу сказать, он в ответ: «Иди ко мне!», и так рукой по ноге похлопал, как будто я собака, вот клянусь вам. Я сказал: «Я с вами не буду работать, пока не возвратите старый персонал, который делал все это дело».

Рабочая встреча Международного фонда «За выживание и развитие человечества»

И долгое время я там не появлялся, пока однажды ночью опять — словно в сказке — не раздался звонок Владыки. Он говорит:

— Ты что в Фонд не ходишь?

— Константин Владимирович, вы же знаете, пока там эта гадюка, я не буду с ним работать.

— А его уже уволили.

— Как: иностранца?

— А ты позвони Велихову, спроси, когда приходить, начинай работать.

Ну, естественно, я позвонил Велихову, и от него услышал, как это все происходило.

Был совет директоров. Говорили о том, что Фонд начал плохо работать, что нет активных проектов, потому что шведу трудно в Москве ориентироваться, тем более что он во всех видел разведчиков.

Владыка все совещание совета директоров проспал сидя, а под конец проснулся и говорит: «Увольте его, он не умеет работать, надо Хаирова возвращать».

Все проголосовали, и его уволили. Тут владыка мне и позвонил. Это как чудеса какие-то. Я позвонил Евгению Павловичу, он говорит: «Выходи завтра на работу». С тех пор я работаю там, и всех моих сотрудников, естественно, возвратили.

***

Анна Николаевна Кузнецова,
сотрудник Издательского отдела Московской Патриархии

На Рождественской елке в Издательском отделе

О владыке Питириме, о своей работе с ним, я скажу очень коротко: это праздник, который всегда со мной, — как во время земной жизни владыки, так и сейчас, когда настало время благодарных воспоминаний.

Понимаете, я была счастлива каждое мгновение, когда работала с ним. Благодаря владыке я поняла, что есть, Кому служить: не для зарплаты или из тщеславия, не «потому, что так надо», — а по любви. Своим отношением к работе владыка Питирим показал всем нам, «птенцам гнезда питиримовского», сотрудникам Издательского отдела Московского Патриархата, что и трудная, тяжелая, утомительная деятельность может и должна быть служением Христу.

Когда я только начинала работать, то спросила владыку, каков распорядок дня. На что он ответил: «Это дело вашей совести», — тем самым предоставив мне практически полную свободу. Что и закончилось тем, что, приходя на работу в полвосьмого утра, я уходила в девять-десять вечера, а то и позже. Как я могла подвести человека, который отдавал себя работе полностью?

«Что у нас еще случилось?» — таким вопросом встречал меня каждый раз владыка, когда я приходила к нему в кабинет. Надо сказать, что приходила я почти всегда с какими-то проблемами. И не было случая, чтобы хоть одна из трудностей не была им решена.

Владыка Питирим в минуту отдыха

Он был великий духовный просветитель, преподавая нам пример служения нашему общему делу: мы не могли выпустить книгу, зная, что у нее есть какие-то недостатки, ошибки. И самая большая радость для нас была, когда владыка был доволен.

Сейчас, когда владыки нет, я работаю так, чтобы не было стыдно перед ним, когда мы, даст Бог, встретимся снова.

Какова была бы его реакция на тот или иной мой вопрос? Я пытаюсь найти ответ, часто приезжая на его могилу на Даниловском кладбище.

До конца значение личности и деятельности владыки, я думаю, сейчас еще не понято, не раскрыто. Вполне допускаю, что впоследствии, когда будут изучать XX век, будут говорить о нем как о времени владыки Питирима. Ум, доброта, но вместе с тем и простота и величие — эти качества сочетались во владыке совершенно естественно, поражая современников, которым он был и преподавателем, и любящим отцом.