Стихийной духовная жизнь быть не должна

Священник Димитрий Фетисов

Пожалуй, «расплывшись» в тексте, я действительно недостаточно четко разграничил три темы, на которые и указывает мой уважаемый тёзка и собрат во Христе: 1) об «окамененном нечувствии», 2) об истинных и благих переживаниях и чувствованиях и 3) об экзальтации. Должен сразу сказать, что в публицистических текстах я и не стараюсь ставить себе такие глобальные задачи, как рассказать понемногу о многом, раскрыть первое, второе, третье, четвертое… И так до тех пор, пока даже самый терпеливый читатель не щелкнет «закрыть вкладку» по причине нестерпимой рези в глазах и зуда в черепной коробке. Задача колонки в интернет-формате, на мой взгляд, скромнее: привлечь внимание читателя к какой-либо теме, не претендуя на ее выработку «до дна», или, наоборот, разобрать тему подробно, но тогда сама тема не должна быть слишком объемной.

Речь шла о попытках христиан – чаще всего новоначальных – слишком слепо отдаваться любому своему чувству, своему хотению-нехотению в вопросах духовной жизни

Несомненным недостатком моей статьи является то, что я, видимо, недостаточно четко указал: я не планирую презентовать собственный «учебник аскетического делания», а лишь желаю сделать пару замечаний о попытках христиан – чаще всего новоначальных – слишком слепо отдаваться любому своему чувству, своему хотению-нехотению в вопросах духовной жизни. Я хотел рассмотреть не духовную жизнь вообще – «вообще» ее можно только проживать, – а в формате интернет-колонки можно лишь обратить внимание на отдельные аспекты духовной жизни. В данном случае я стремился говорить о крайностях, впадая в которые, христианин рискует подменить духовную жизнь душевным, эмоциональным суррогатом и выпасть из-под благодатного покрова Церковных Таинств по причине чрезмерного доверия любому чувственному наитию типа: «Ах, мне сегодня что-то расхотелось причащаться!» Повторюсь, речь я вел именно о крайностях. Конечно, если рассматривать предложенные мною меры по борьбе с этим явлением как рецепт духовной жизни вообще – «рецепт» будет, безусловно «кривоватеньким» и вызывающим ответную критику. Жаль, что я, видимо, нечетко выразил свою мысль, чем и ввел в заблуждение отца Димитрия. Если уж опытный и образованный батюшка, прочитав мой опус, заподозрил во мне симпатии к католической аскетике (по сути, утопающей в чувственности), то чего же ждать от обычных воцерковляющихся и воцерковлённых прихожан, в великом множестве посещающих сайт Pravoslavie.Ru…

К тому же, конечно, я не привёл живых положительных примеров, чтобы проиллюстрировать, каким мне представляется идеал христианина, нашедшего золотую середину между крайностями, между «окамененным нечувствием» и экзальтацией, и с помощью Божией восстановившего свою способность к познанию сути вещей (а равно и цельности чувств в их органичном соединении с другими составами человеческого естества), утраченной нашими прародителями в грехопадении.

Подводя итоги, скажу, что абсолютно согласен с тем, что текст мой критиковать стоило, дабы этим я мог возрастать во внимании к произносимому слову. Но есть и другой аспект: в замечаниях отца Димитрия мне встретились и такие моменты, которые принять на свой счет я не могу даже ради эффектного, но, увы, показного в данном случае, смирения. С чем я не согласен?

Я категорически не согласен с изначальным утверждением отца Димитрия, будто бы из моей статьи следует, что «“нечувствие” является нормой» в жизни православного христианина. Полностью согласен с моим оппонентом, говорящим о том, что это весьма «тревожный сигнал, являющийся поводом для самоукорения и сокрушения сердечного». Хочу подчеркнуть, что из моей статьи вовсе не следует, будто бы такое состояние является нормальным и с ним не следует бороться. Тем паче я согласен с отцом Димитрием в том, что «нельзя говорить, что человек может жить духовной жизнью вне осознания этой жизни, вне духовных переживаний. И говорить о том, что чувства благоговения, покаяния и сокрушения являются необязательными в духовной жизни – это замечание неосторожное и притом опасное». Однако подобного – действительно вопиющего – замечания я в собственном тексте найти и не смог… А текст был точно мой, и вроде бы – тот самый…

Иногда следует понуждать себя на молитву и даже на участие в Таинствах, а не ждать, когда нахлынут возвышенные чувства. В данном случае очень самонадеянно и даже прелестно ждать «наития»

По данному поводу я лишь писал, что иногда следует понуждать себя на молитву и даже на участие в Таинствах, а не ждать, когда нахлынут возвышенные чувства, чтобы лишь тогда – если нахлынут – причащаться. Так ведь и не дождаться можно. Да, молитву и, например, исповедь нельзя сравнить с привычкой чистить зубы (к которой тебя сначала настоятельно приучают, а потом ты этот полезный навык и не замечаешь вовсе), а поход в храм – это всё-таки не поход в спортзал… Но и стихийной духовная жизнь быть не должна. В данном случае очень самонадеянно и даже прелестно ждать «наития». И «спотыкается» здесь, как правило, даже не «неофит», а тот, кто только-только начинает интересоваться духовной жизнью.

Так, буквально на днях, находясь в сельской местности, я познакомился с одним фермером, который, распознав во мне священника, очень долго убеждал меня, что Бог и загробная жизнь действительно существуют. Когда я с радостью согласился с этим утверждением, он мне значительно пояснил, что в связи с этим ему раз в году, в Великий Четверг, необходимо посещать храм и даже причащаться. На мой вопрос, почему же он, будучи верующим человеком, столь редко посещает храм и причащается (проживая, кстати, совсем недалеко от церкви), мой собеседник важно ответил, что, дескать, хоть он это делает и редко, но зато не как все остальные, а с истинным духовным жаром и сокрушением сердечным.

Говоря в статье о «недоверии своим, даже возвышенным, чувствам» я подразумеваю вовсе не полное и безапелляционное исключение чувственной сферы бытия человека из Богообщения и не вступаю этим, как это следует из замечаний отца Димитрия, в конфонтацию со святителем Григорием Паламой, но имею в виду то же, что и автор критики – трезвение.

Подозревать в любом посетившем тебя чувстве «объективность» – это опасная крайность

На моё утверждение о том, что все мы (за исключением людей, достигших определённого опыта Богопознания) находимся в той или иной степени в прелести, автор возражает, что это не совсем так и «это вовсе не означает, что мы не способны объективно оценить явления духовного мира и своё состояние». Данное утверждение, на мой взгляд, нивелирует саму проблему грехопадения, исказившего нашу «объективность» до неузнаваемости. Да, вместе с Богопознанием, вместе с работой по очищению сердца от страстей человеку возвращается и дар истинного познания себя и мира. Но подозревать в любом посетившем тебя наитии, в любом чувстве «объективность» – это опасная крайность.

Я всё же настаиваю на том, что послушание, хотя бы в форме совещания со священником, «советования», позволяет нам в значительной мере избежать состояния прелести и, смирившись, в какой-то мере узреть своё падение и несовершенство (но далеко не полностью – иначе бы мы умерли от ужаса и отчаяния) и начать духовное возрастание. Собственно, и отец Димитрий говорит о послушании, как советовании с рассуждением. Но в данном случае не совсем понятно, почему он начинает критиковать понятие «безусловного послушания» (этим термином я не оперировал вовсе, имея в виду духовника или приходского пастыря как доброго советника в вопросах молитвы и участия в Таинствах, но не старца) словами святителя Игнатия Брянчанинова, которые относятся, в общем-то, к проблеме младостарчества.

Мне не раз доводилось видеть, как, вырывая мысли святителя Игнатия о невозможности абсолютного послушания из контекста, многие начинали отрицать послушание вообще

Кстати, мне не раз доводилось видеть, как, вырывая эти мысли святителя Игнатия о невозможности абсолютного послушания «ввиду отсутствия ныне духовно зрелых руководителей» из контекста, многие начинали отрицать послушание вообще. Таковые совершенно самочинно назначали себе молитвенное правило и пост (впадая здесь в крайности) или совершенно не слушались своего мужа, игумена или архиерея, самонадеянно говоря при этом что «он (муж, игумен, архиерей) – духовно неопытный человек, а святитель Игнатий таковых слушаться не советовал».

Священника-духовника я вижу вовсе не как старца, но как терапевта, который давно знает своего пациента и может быстрее определить причину заболевания

Я считаю, что помимо мистики послушания (кто не отмечал, что взятое даже у незнакомого священника благословение, например, «на дорогу», действительно, по милости Божией, хранит нас), христианину необходим просто объективный, оценивающий взгляд «со стороны». Здесь священника-духовника я вижу вовсе не как старца, эффектно повелевающего высаживать вверх корешками рассаду, но как терапевта, который давно знает своего пациента и может его, в случае необходимости, предостеречь от опасности, может быстрее определить причину того или иного заболевания, исходя из истории болезни, а не только краткого наблюдения за симптомами, заметными постороннему наблюдателю лишь здесь и сейчас.

И речь, конечно же, не идёт о том, что решение всех вопросов и запросов духовной жизни нужно «повесить» на батюшку, а самим не «алкать» и не «жаждать» Богообщения…

А в целом, дорогой батюшка, я могу лишь поблагодарить вас за возможность еще раз вернуться к затронутой мной теме и «поработать над ошибками»!