На Русском Cевере есть более 600 уникальных деревянных храмов, памятников народного зодчества. Большая их часть находится в плачевном состоянии. Проект «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера» посвящен восстановлению этих построек. «Лента.ру» попросила руководителя инициативы, священника Алексея Яковлева и его помощницу Лидию Курицину рассказать о своей работе.
«Лента.ру»: Вы недавно вернулись из очередной экспедиции. Чем занимались на этот раз?
Яковлев: Задача нашего проекта заключается в сохранении брошенных деревянных храмов и часовен Русского Севера — их порядка 600. Каким-то мы только начинаем помогать, а какими-то занимаемся не первый год. Сейчас мы отвозили царские врата и престол для одного из храмов в деревне Ворзогоры Онежского района Архангельской области, где уже поставлены новые купола, проведены противоаварийные работы и делается иконостас. Также я участвовал в исследовательской экспедиции в Кострому.
Курицина: У нас два вида экспедиций. Первый — это исследовательские, когда мы едем на новое место, делаем замеры, осуществляем фото- и видеофиксацию, знакомимся с местностью. Второй — трудовые, планируемые на основе результатов исследовательских. Экспедиция в Костромскую область — одна из первых. Мы работали в Андреевском храме, что в Сусанинском районе. Он был разрушен практически полностью. Но удивительным образом сохранился алтарь и даже росписи. Мы постараемся сберечь их, и, конечно, сохранить храм.
Почему вы решили заняться поиском и восстановлением заброшенных храмов? Что вас к этому побудило?
Яковлев: В одной из поморских деревень нашелся неравнодушный человек, который взялся своими силами на свои с супругой средства перекрывать крышу брошенной колокольни. Сначала мы помогли ему деньгами на стройматериалы, а потом начали привлекать к работе наших знакомых и близких.
Русское деревянное зодчество — уникальное для всей мировой культуры явление. Очень жалко будет, если оно не дойдет до наших детей. Дерево более хрупкое, чем камень, легче разрушается. С другой стороны, на противоаварийные работы тут нужно не так много средств, как для каменных построек. Положительный опыт из деревни Ворзогоры мы перенесли на другие деревянные храмы и часовни. К настоящему времени в 127 таких строениях выполнены те или иные противоаварийные работы, еще около 300 обследованы, и в них такие работы запланированы.
В чем главная особенность деревянных храмов?
Если каменные храмы строились по определенным образцам, то деревянные — так, как пела душа народа, так, как подсказывало плотникам их чувство меры и понимание прекрасного. Ничего подобного во всем мире нет — такого масштаба и красоты. В этих храмах вся русская душа.
Насколько населены те регионы, в которых стоят эти храмы?
Слабо населены, люди покидают свои деревни и переезжают в города. Но бывает, люди, после того как в их селе начинают восстанавливать храм, решают остаться, хотя уже собрали средства на переезд. И тратят эти деньги на храм, на свою деревню.
Местные жители считают вашу работу важной?
Очень важной, это совершенно точно. Когда к ним приезжают люди издалека, начинают восстанавливать их храмы и часовни, люди осознают, какой святыней обладают, и всячески стараются принять в этом участие. Порой местные полностью берут процесс в свои руки и только консультируются с нами, все делая самостоятельно. Работы объединяют десятки и сотни людей, когда-то живших в этой деревне, но разъехавшихся по другим городам. Это помогает им сохранять свою малую родину, самое дорогое и самое древнее, что у них есть — храмы.
Это сверхзадача нашего проекта — вернуть родину нашим русским людям через актуализацию их малой родины, через сохранение древних святынь, оставленных их предками в разных уголках нашей страны — а ведь большая часть населения дореволюционной России было сельской.
Читал, что один из храмов полностью восстановил один человек. Что это за храм и кто его восстанавливал?
Таких историй несколько. Есть храм святителя Николая на реке Онега. Мы приехали туда, разобрали завалы, оставили человеку деньги на то, чтобы он сделал леса, — буквально 15 тысяч рублей. Потом, к концу лета, оказалось, что он не только сделал леса, но еще и крышу всю перекрыл металлом и восстановил сгнивший алтарь.
Но обычно, конечно, в одиночку такое осуществить нереально. Просто появляется энтузиаст, заинтересовывающий других, и дело идет.
Например, есть часовня великомученика целителя Пантелеймона. Ее восстанавливал Леонид Гаркотин из деревни Скомовская Вологодской области. Он собрал выехавших из деревни людей (да и сам он там уже не живет), они по проекту архитектора раскатали храм, заменили сгнившие части и заново его собрали, фактически проведя реставрацию. Это строение не считалось памятником архитектуры.
Интересна история этого человека. Та часовня стояла на участке земли, выделенном колхозом его родителям. В 1946 году его отцу, вернувшемуся с фронта, нечем было отапливать дом, поскольку в этом районе запрещалось рубить лес на дрова. Председатель сказал ему: «Я все понимаю, но помочь тебе не могу».
Предстояла страшная зима. И председателя осенило: «На вашей же территории часовня стоит, давайте вы ее на дрова и разберете». Отец Леонида пошел туда, взял с собой топор, пилу… Вернулся бледный и говорит: «Я часовню разрушать не буду». Через некоторое время он рассказал жене, что, когда пришел туда, увидел Христа в белом хитоне, который смотрел на него. Они благополучно пережили зиму, в этой семье родилось несколько детей, в том числе и Леонид — сейчас ему лет 65. Он и организовал своих односельчан на реставрацию.
В одном из интервью вы говорили, что многим из этих храмов осталось стоять два года. Почему? Все они построены в разное время и простояли не один век.
Да, это так, но множество храмов не достояли до наших дней. Если у строения ветхая кровля, вода попадает на несущие балки крыши. Они прогнивают не все целиком, а в каком-то конкретном месте. Кровля обрушивается, и потом храм гибнет очень быстро. Поэтому два-три года имеют большое значение.
Бывает, мы приезжаем к храмам, в которых кто-то когда-то (скажем, лет десять назад) сделал консервационное перекрытие крыши, настелил новую поверх старой. Такие постройки целы и выглядят замечательно. А другие храмы, хотя десять лет назад у них крыша была лучше, разрушаются. Поэтому очень важно даже не отреставрировать строение, а хотя бы законсервировать его. Эти данные объективные — через два-четыре года после обрушения крыши начинаются необратимые процессы.
Кто вас финансирует?
Деньги дают участники экспедиций, местные жители. Люди, чьи предки когда-то строили эти храмы и часовни, сейчас собирают средства на то, чтобы их сохранить.
Кто работает в вашем проекте и почему?
Курицина: Сложно говорить об общих мотивах, у каждого они свои. Например, я в определенный момент почувствовала желание сделать что-то для кого-то, а что и для кого — не могла решить. Получилось так, что я наткнулась в интернете на этот проект и решила: раз он мне первый попался, значит, в него и вольюсь. Отправила заявку, поехала в экспедицию. Она была сложной — тогда я в первый раз в жизни перекрывала крышу, да и вообще впервые побывала на Севере, узнала, что в Архангельской области белые ночи. Непонятно было, почему не темнеет и мы работаем до утра. Общий труд, общая молитва — это тоже было для меня в новинку.
Процесс настолько сплачивает, что потом без проекта жить не можешь. Первая, вторая, третья экспедиция, и вот так уже почти три года. У моей знакомой сложилась похожая ситуация — ей хотелось чего-то для души. Никита Сенькин, координатор нашего проекта, поехал на Север впервые, увидев объявление.
Предположим, вы восстановили все деревянные храмы — что дальше?
Яковлев: Если говорить о деревянных храмах, то мы в первую очередь их даже не восстанавливаем, а консервируем. Мы выводим их из состояния запустения, когда они загажены, в том числе и человеческими экскрементами, изрисованы похабными надписями, в состояние пусть и разрушенного, но законсервированного строения. Однако если деревянных храмов — 600-700, то каменных — десятки тысяч. Займемся и ими.
Люди, участвующие в этих экспедициях, меняются в лучшую сторону. Они начинают совершенно по-другому относиться к своей культуре, истории, земле, стране, к своему народу, соприкасаясь с тем, что строили их предки несколько сотен лет назад. Если проект продолжит успешно развиваться, то это скажется и на обществе в целом.