«Не хвалюсь своим терпением, но о милости Божией похвалюсь»

Женский портрет XVIII века. Монахиня в облачении схимницы. Высокие брови, нежный и грустный взгляд напоминают о том, кем была она до своего ухода в монастырь. Наталия Борисовна Долгорукая, урожденная Шереметева, – дочь влиятельного вельможи и жена опального светского щеголя. Воспитанная в неге и роскоши и прожившая жизнь, полную тяжких страданий. Возможно, ее история навсегда осталась бы под покровом тайны, если бы не записки, повествующие об ее духовном восхождении.

«…для утешения печальных»

Схимонахиня Нектария (Наталия Борисовна Долгорукая)

Терпение Иова стало ее главным приобретением, и для этого ей пришлось совершить тот же путь – от достатка и знатности до полного уничижения. Она не возроптала, не посетовала на слишком тяжелый удел и в несчастьях благодарила Бога за помощь в скорби и за свое слишком короткое земное счастье.

Невеста и жених

Портрет Натальи Долгоруковой. Сер. XVIII века. ГТГ, Москва

Родилась она в 1714 году в знатном и достаточном семействе графа Бориса Петровича Шереметева, пользовавшегося благорасположением государя Петра Алексеевича и бывшего одним из самых верных сподвижников царя-реформатора. Шереметев принадлежал к старинному роду и по женской линии состоял в родстве с царской семьей[2].

Графа Бориса Шереметева многие уважали за то, что его попечение о России не ограничивалось только обязанностями службы. Он и в повседневной жизни был человеком нового времени – деятельным, щедрым и открытым. Так, обыкновением у него был стол для желающих на 50 человек в день. Он не отказывал в милости и многим помогал, а в своем имении Борисовке под Полтавой по обету, принесенному перед Полтавской битвой, основал Тихвинский женский монастырь. Это о нем как о «благородном», то есть достойном по своим нравственным качествам, «птенце гнезда Петрова» упоминает А.С. Пушкин в поэме «Полтава».

Наталию растили в любви, более служа личным примером, нежели назидая со строгостью. В 14-летнем возрасте ее ожидало первое в жизни большое несчастье: скончалась ее мать Анна Петровна, и юная Наталия почти два года провела в уединении в доме своего брата Петра Борисовича Шереметева. Приятная внешность, благонравие и безукоризненное воспитание девушки в сочетании со знатностью ее рода расположили к ней сердце одного из прославленных столичных повес – князя Ивана Долгорукого.

Иван Алексеевич же характером и привычками был полной ее противоположностью. При своей молодости он был горделив, жизнь вел самую роскошную и, пользуясь покровительством государя Петра II, как свидетельствует о том князь М.М. Щербатов, предавался «всем страстям, каковым подвержены молодые люди, не имеющие причины их обуздывать».

«Подвиги» молодого князя Долгорукого вызвали сожаление о нем у известного сподвижника Петра I Феофана Прокоповича: «Иван сей пагубу, паче помощь роду своему приносил… и еще к тому толиким счастием надменный (то есть положением фаворита. – М.Д.)… не только весьма всех презирал, но и многим зело страх задавал, одних возвышая, а других низлагая по единой прихоти своей»[3].

Впрочем, эта оценка несколько уравновешивается отзывом испанского посла герцога де Лира, отмечавшего, что Иван Долгорукий все-таки «отличался добрым сердцем», однако и испанец не мог не заметить того, что мало в нем было «твердости духа и никакого расположения к трудолюбию… Он хотел управлять государством, но не знал, с чего начать… не имел воспитания и образования, словом, был очень прост»[4].

В главном характеристики современников совпадали: Иван Алексеевич, увы, не относился к тому высокому типу государственного деятеля, к которому принадлежали В.Н. Татищев и отец Наталии Борисовны граф Б.П. Шереметев с их стремлением служить государю и государству верой и правдой. Но наша героиня была слишком юна и чиста, чтобы различать худое, и, полюбив его, как она сама пишет, «за истинную и чистосердечную любовь», с девической доверчивостью видела одну только щедрость и доброту.

Когда же князь объявил о своем выборе, Долгорукие засыпали невесту подарками, очевидно надеясь, что под ее присмотром 22-летний Иван наконец остепенится.

Обручение проходило в Москве в канун Рождества 1729 года и в пышности соперничало с недавним обручением сестры Ивана Долгорукого с Петром II. Драгоценные меха, лучшие ювелирные украшения и редкие ткани падали к ногам Наталии Борисовны и совсем вскружили ей голову: «Все кричали: “Ах, как она счастлива!” Моим ушам не противно было это слышать; а не знала, что это счастье мною поиграет: показало мне только, чтоб я узнала, как люди живут в счастии, которых Бог благословит. Однако я тогда ничего не разумела… а радовалась тем, видя себя в полном благополучии цветущею. Казалось, ни в чем нет недостатку… от всех людей почтение; всякой ищет милости… подумайте, будучи девке в 15 лет так обрадованной! Я не иное что воображала, как вся сфера небесная для меня переменилась»[5]. Печально заканчивает она воспоминания о коротком и ярком, как фейерверк, успехе: «Мне казалось, по малодушию моему, что все прочно и на век мой станет, а того не знала, что в здешнем свете нет ничего прочного: за 26 дней 40 лет стражду»[6].

В немилости

Иван Алексеевич Долгоруков. Гравюра Л.А. Серякова с портрета К. Бреже. 1881

Авантюрный план Ивана возвести на престол свою сестру Екатерину – обрученную, но не обвенчанную Петру II, – не состоялся. Тем не менее, слухи о предпринятых действиях с неимоверной быстротой достигли новой государыни – курляндской герцогини Анны Иоанновны, и та решительно и твердо наложила на Долгоруких опалу.

А что же невеста князя Наталия Борисовна?

Сразу после кончины императора тревожные новости о переменах и о попытках Ивана Алексеевича изменить судьбу заставили Шереметевых встрепенуться. Наталии советовали, пока не поздно, разорвать помолвку, но ответ ее поразил родных мужеством и прямодушием, свойственными, скорее, ее отцу, нежели ожидаемыми от молодой девицы: «Честна ли совесть: когда он был велик, так с удовольствием шла за него, а когда стал несчастлив, отказать ему?»[7]

Венчание проходило скромно, в сельской церкви в подмосковном имении Долгоруких, и контрастировало с пышной обстановкой их обручения, а на следующий день молодая чета получила высочайший указ, каковым было предписано ехать вместе с другими родственниками в глухую сибирскую ссылку. Так бывшие некогда виновниками несчастья А.Д. Меншикова Долгорукие оказались в том же Березове. По прибытии на место Наталия Борисовна попала в условия, прежде немыслимые: жилищем их стала изба с утоптанной землей вместо пола, где ей пришлось прожить без малого 11 лет. Из острога семейство Долгоруких выпускали только в церковь.

И вот в условиях ссылки, в окружении недружной семьи мужа, где часто вспыхивали ссоры, Наталия Борисовна проявила терпение, на которое мог быть способен только очень любящий человек: «Мне как ни было тяжело, однако принуждена дух свой стеснять… для мужа милого; ему и так тяжко, что сам страждет, при том же и меня видит, что его ради погибаю. Я в радости их не участницей была, а в горестях им товарищ, да еще всем меньшая, надобно всякому угодить. Я надеялась на свой нрав, что я всякому услужу»[8].

В Сибири у Ивана и Наталии Долгоруких родились дети, однако к скорбям Наталии Борисовны прибавилось то, что Иван Алексеевич, заведя знакомства, как-то по неосторожности помянул недобрым словом в разговоре с ненадежными людьми императрицу Анну Иоанновну. Последовал донос, после жестоких и продолжительных пыток в Тобольске Иван был доставлен в Шлиссельбург, где продолжилось следствие, определившее судьбу других членов семейства, а затем был жестоко казнен в Нижнем Новгороде. По преданию, бывший щеголь и мот, Иван Алексеевич в смерти явил необыкновенную силу характера. В муках он славил и призывал Бога, как разбойник на кресте, уповая на Его милосердие. А его вдова, которой предстояло в одиночестве нести тяготы ссылки, ни единым словом не упрекнула его, а наоборот, подчеркивала: «Во всех злополучиях я была своему мужу верна и теперь скажу сущую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего за него пошла»[9].

Ей даже не сообщили о казни супруга. Ивана Алексеевича уже не было в живых, а она еще долго ожидала ответа на свое прошение – дозволить ей быть рядом с ним, какова бы ни была его участь.

Лишь в 1741 году, при вступлении на престол Елизаветы Петровны, Наталии Борисовне Долгорукой было разрешено вернуться из ссылки. Ей вернули свободу, прежнее ее звание и милость, но императрица напрасно надеялась видеть ее среди придворных дам. Наталия Долгорукая жила почти затворницей, выезжая лишь из вежливости по приглашениям и весьма неохотно.

Несчастья ее не закончились. Один из ее сыновей, слабый здоровьем, умер в юности, а когда другой вырос, она без колебаний оставила свет и удалилась в Киевский Флоровский монастырь, где, будучи 45 лет от роду, приняла постриг с именем Нектария, а спустя 14 лет – и великую схиму.

Свято-Вознесенский Флоровский монастырь в Киеве

Ее не оставляли без внимания. Необычайная судьба ее привлекала к ней сочувствием множество людей, а ее внук Иван Михайлович Долгорукий на всю жизнь сохранил воспоминания о глубоком мире, который всегда царил вокруг нее.

Одна из самых ярких женских судеб, один из самых запоминающихся русских образов, соединивший черты старого и нового: романтичной красавицы и преданной жены опального боярина. Удивительная история христианского возрастания.