Господи, спаси нас ради Твоей святыни!

Отправляя студентов нашей Сретенской духовной семинарии на летние каникулы, мы дали им поручение: встретиться с христианами, которые на два или на три поколения старше современной молодежи, расспросить у них о том главном, что происходило в жизни этих людей в государстве, восставшем против Бога, а потом уставшем от этого восстания и осознавшем всю его тщетность и бессмысленность. О том, как эти люди обрели и сохранили свою веру, о главном, к чему пришли люди старшего поколения, приближаясь к зениту или к закату земного пути.

Надо сказать, что все студенты с немалой пользой для себя, да и для нас, их наставников и воспитателей, исполнили это послушание. Все без исключения их наблюдения и записки необычайно интересны. С некоторыми из этих работ мы готовы познакомить наших читателей.

Епископ Тихон,

главный редактор портала Православие.ру.

* * *

Василиса Шатохина

Василиса Шатохина, чтец Свято-Покровского собора г. Севастополя, родилась в Молдавии в 1940 году. Вместе с мужем-подводником она объездила всю Россию. О том, как люди хранили веру в Молдавии и в России, как Господь приводил к Православию, она рассказала в интервью порталу «Православие.ру».

– Расскажите, пожалуйста, о детстве и юности.

– Родилась я в Молдавии в 1940 году. Родители были у меня христиане, семья была сугубо христианской. Я в ней родилась 10-м ребенком.

Постились мы всегда очень строго, хотя я с детства сильно болела и была хилой. У нас даже в первые два дня Великого поста не разрешалось ничего вкушать, даже самым маленьким. Помню, нас мама уговаривала с братом хоть чайку вечером попить, но мы сами себе не разрешали. Да и не хотелось. Видимо, Господь помогал. На службу каждые субботу и воскресенье ходили в монастырь. В детстве я и на клиросе пела.

У нас в Молдавии атеизм до 40-го года никто не принимал ни в семье, ни в народе. Советская власть потом вроде и была, но вера так и осталась, хотя вскоре начались гонения. Долгое время даже в советские праздники никто не выходил на демонстрации. Гнали, конечно, за это, но все равно мало кто на них ходил. У нас в городе был очень большой храм в самом центре города, и его только в хрущевские времена закрыли, а разрушили уже в 80-х годах. Интересно, что на его месте построили клуб, и, представляете, два раза он полностью разрушался от землетрясения. До прихода советской власти наша семья была довольно зажиточной: были и коровы, и лошади, овцы и свои поля, но перед войной все это забрали, и стали мы жить очень бедно. Оставшееся пограбили немцы в 41 году.

– Как складывалась ваша жизнь в послевоенное время?

– Если кратко говорить, то жизнь у меня была очень сложная: я дитя войны, прошла голод. Детство было очень тяжелое, даже без слез не могу говорить. Если и нужно говорить, то о своей жизни могу рассказывать месяцами.

Отец воевал, не вернулся, пропал без вести. Так и не нашли мы могилу его. Росла я наполовину сиротой. В 1946 г. начался голод, от которого умерли двое детей в семье (10 братьев и сестер умерли еще до войны). От безвыходной жизни мама вышла замуж за кого попало. Отчим никогда меня не любил и даже бил, издевался, запрещал ходить в школу и читать книги… Не могу, плакать хочется… С 14 лет я круглый год работала в колхозе на полевых работах, а с 16 лет дояркой. Каждый день в 3 часа ночи уже шли на работу, босиком в гору 3-4 километра. После голода ели в основном только кукурузные лепешки. Сил от них появлялось мало, а работа-то тяжелая, иногда была и не под силу.

Когда мне исполнилось 18 лет, умерла и мама. После этого я осталась, буквально сказать, на улице, принимали меня люди ночевать, но вскоре от истощения я попала в больницу. А потом мне дали адрес и сказали, что у меня есть дедушка, бабушкин брат, который воевал в Севастополе и после войны остался здесь, женившись на русской женщине. Ни я его не знала, ни он меня не знал. Но я приехала к нему, и он меня принял. Жили мы втроем в «девятилитровке» на чердаке, а меня его жена устроила на работу в ДРУ рабочей. Там я копала дырки на дорогах и таскала котельцы по 40 кг, отчего снова начала сильно болеть. Потом умерли он и жена его, а меня милостью Божией принял к себе инженер нашего управления Голубенко Алексей Петрович. Видя меня на работе, он сжалился и долго выпытывал, откуда я, как попала в этот город. Я очень доверчивая и рассказала все о себе. Он же возвратился домой и поведал жене, что на работе есть девочка-сирота, очень красивая и похожая на нее (жена его была гречанкой). Они меня в октябре 62 года и взяли к себе, даже хотели удочерить, но не успели, умерли. Алексей Петрович и его жена воевали за Севастополь и были все израненные. Но перед этим они устроили меня в военную часть учиться на радиста. Во веки до слез благодарна им. Именно в этой части я познакомилась с будущим мужем, с которым живем рука об руку вот уже 51-й год. Мне Бог послал выйти замуж за военного, служившего на атомных подводных лодках. Вот так и прошла, проехала всю России от Прибалтики до Камчатки, от самого юга до полярного севера.

Вся моя нация была очень строго воспитана в христианской вере

– Какими были люди того времени? Их нравы и быт?

– Вся моя нация была очень строго воспитана в христианской вере. Сейчас молодежь совсем другая. Тогда была скромная. Мы даже не имели права за калитку выйти, если село солнце. Вот в такой строгости мы воспитывались. Воспитывала я точно так же и своих дочек. Мой дедушка с папиной стороны даже больше жил в Иерусалиме, чем в Молдавии. Он ходил пешком в Иерусалим: три месяца – туда, три месяца – обратно. Священник у нас был один, старенький, приезжал на субботу-воскресенье из Кишинева, но, когда служил требы, он всегда провожал далеко гроб, в гору до самой могилы, хотя город был большой, а он один. Служил очень благоговейно и долго.

– Жили ли вы церковной жизнью в советские времена?

– Когда я вышла замуж, конечно, потеряла веру, потому что нигде не было церкви в России, где служил муж. Но меня всегда тянуло в Церковь. И сразу, как муж ушел в отставку в 1982 году, я на второй же день побежала в храм и заказала благодарственный молебен. Там меня заметил священник, который во время исповеди услышал мой голос и сказал: «Деточка, у тебя церковный голос, и ты нужна мне на исповеди». Там ведь пели одни бабушки. Мне так было удивительно, что меня заметили, но сразу я не решилась. Только с третьей просьбы наконец согласилась. Меня буквально толкнули на клирос. Я там и осталась, где и по сей день служу вот уже 32-й год. Сначала я только пела в хоре, потом отец Евгений благословил руководить хором. Я монахов учила петь и псаломщиков заменяла – все в одном лице. Много лет отпевала с отцами и все требы, молебны, панихиды. Очень много учеников прошло через меня, всех их учила уставу, чтению: читать четко, понятно, чтобы люди все понимали. Сам устав мне Господь дал выучить на клиросе, хотя некоторый опыт был еще с юности, когда в Молдавии я пела в хоре. Мне, правда, пришлось учить церковно-славянский и сам устав, но в этом мне очень помогла матушка Люба – супруга батюшки Евгения, нынешнего настоятеля Покровского собора Севастополя. Поэтому я знаю устав очень хорошо, могу пропеть любую службу любого гласа по любому уставу.

Я видела много людей, которые служили в храме и на клиросе. И многих Господь убрал из храма, которые старались быстро-быстро послужить и уйти. А так, батюшки у нас очень правильно служат, устав не сокращается. Ко мне даже люди подходят и спрашивают: «У вас что-то меняется?» А я им отвечаю: «Если что-то будет меняться, заметите сразу через меня. Я сразу уйду с клироса». У нас ничего не меняется, ничего не укорачивается, идет так же, как и всегда служили и как сейчас служат у меня на Родине. Представьте, я была года два назад в Молдавии, там построили большой храм. И я удивилась: там простой храм, не монастырь, а читают каноны на 14, очень строго все служится. Мы тоже служим добросовестно, ничего не укорачивая. Стараемся никакого святого не обижать, читать не меньше, чем 8 тропарей.

Если я привозила святую воду и просфору, то многие люди шли ко мне и просили дать хоть кусочек

– Когда вы путешествовали по России в советское время, вы встречали верующих людей?

– В Ленинграде был всегда более-менее верующий народ. В Прибалтике я как-то веру особую не заметила. На Камчатке мы жили на острове Рыбачий, там был народ со всего мира. Церкви там не было, но я все время молила Бога о ней. Хотя сами люди тянулись к вере. К примеру, если я привозила святую воду и просфору, то многие люди шли ко мне и просили дать хоть кусочек. У меня муж атомщик-подводник, потомственный военный, очень сдержанный, спокойный и интеллигентный, но из атеистической семьи. Знаете, как мне страшно было, когда он уходил в поход, а сам без креста, без ничего. Я ему и пришивала под погоны кресты, чтобы всегда были с ним, а он сам и не знал об этом. Однажды ко мне пришла женщина, у нее муж тоже плавал, и попросила у меня кусочек просфоры и святой воды. И вот, когда он пришел с похода, то рассказал удивительную историю: «Вы знаете, вот идет лодка на дно, приборы отказали, а мы ничего не можем сделать. Лодка просто тонет. Я как взмолился, стал плакать и кричать: “Господи, спаси нас ради той святыни, которую дала Василиса!” И, не поверите, сразу в миг все заработало, и лодка пошла вверх». Вот так чудес я видела много, целыми днями могу рассказывать.

– Ощутили ли вы на себе гонения за веру?

– Когда в 80-е начала ходить в храм и петь в нем, за мной стали очень строго следить, наблюдать. Были и искушения в семье. Муж сначала был против того, что я служу в храме, поставил меня перед выбором: или семья, или вера. Но я была упертая и твердо сказала: сначала Бог, а потом семья и дети. В церковь я ходила и буду ходить! Слава Богу, как-то Господь все вскоре и разрешил.

А некоторых людей действительно власти гнали. Одну женщину из нашего клироса забрали в дурдом, полгода держали ее там, откуда она вышла очень больная.

А нас с мужем Господь даже сподобил повенчаться. У меня есть крестник в Молдавии, и когда он собрался жениться, то позвал нас с мужем быть свидетелями на его свадьбе. Мы согласились и приехали с Камчатки. Нас повезли в болгарское село, где есть храм. Но когда местный священник узнал, что свидетелями будут невенчанные, то напрочь отказался венчать и молодых. После службы он вышел к нам с мужем и говорит: «Так, сейчас будем венчать вас». А я молчу, потому что мы столько лет прожили с мужем, и я неустанно просила венчаться, но всегда он решительно говорил: «Я коммунист, венчаться не буду, не верю». Ну, я проплачу, Богу помолюсь, и все. И тогда стою, молчу и только молюсь: «Господи! Вразуми его!» Стою, и слезы на глазах, дрожу. И тут муж поворачивается ко мне и спрашивает: «А ты-то чего молчишь?» Я даже опешила немного, но тут же сказала: «Я согласна!» «И я согласен», – сразу сказал и он. Только целовать руку попу не буду и крест не буду целовать. Все венчание стояла со слезами, переживала, как же муж не поцелует крест, но муж поцеловал и крест, и даже руку батюшки. И настолько священник понравился мужу, что на следующий день он привез еще одну семью из другого села венчаться. Вот какие чудеса бывают у Бога!

– Поделитесь, пожалуйста, своим опытом воспитания детей и преодоления скорбей.

– Детей я старалась воспитать в вере. В наше время очень тяжело воспитывать у детей веру. Очень много зависит от родителей и особенно от мужей. Сколько в храме я видела детей, и многие сейчас пока и не заходят в храм. Конечно, и время забирает свое, компьютеры. Время очень изменилось. Мы все-таки росли в правильное время, хоть и советское, но в нас был заложен страх с детства. Помню, еще маленькой девочкой ночью проснусь и не сплю. Думаю о том, что мама рассказывала: о рае и аде, как люди мучаются в аду и радуются в раю. Книг у нас почти не было, и если они появлялись, то мы их сами переписывали. И дочек заставляла переписывать художественные и церковные книги, чтобы у них что-то осталось внутри. Но я поняла, что самое главное – заложить семя, а вера прорастет. Насчет скорбей могу сказать, что самое главное – не роптать и благодарить Бога за все. Я очень много пережила, но всегда за все благодарю Бога, говорю: «Слава Богу за все!»

Тяжелой и сложной была моя жизнь, но я никогда не жалуюсь и только Бога благодарю. А иначе как бы Ему меня спасти?