«Мы прекрасно понимали, что такое Октябрьская революция, но всегда любили свою Родину»

Отправляя студентов нашей Сретенской духовной семинарии на летние каникулы, мы дали им поручение: встретиться с христианами, которые на два или на три поколения старше современной молодежи, расспросить у них о том главном, что происходило в жизни этих людей в государстве, восставшем против Бога, а потом уставшем от этого восстания и осознавшем всю его тщетность и бессмысленность. О том, как эти люди обрели и сохранили свою веру, о главном, к чему пришли люди старшего поколения, приближаясь к зениту или к закату земного пути.

Надо сказать, что все студенты с немалой пользой для себя, да и для нас, их наставников и воспитателей, исполнили это послушание. Все без исключения их наблюдения и записки необычайно интересны. С некоторыми из этих работ мы готовы познакомить наших читателей.

Епископ Тихон,
главный редактор портала Православие.ру.

***

С Владимиром Владимировичем Алилуенко мы долго не могли встретиться лично из-за сложной ситуации на Донбассе, которая беспощадно добавляет ему дополнительных забот и проблем. Одна из таких тяжелых ситуаций перевела наше интервью в формат телефонного разговора. Из-за сильных артобстрелов его теща, женщина весьма пожилого возраста, стала выбегать из дома и прятаться в поле. И в этот раз, когда начался очередной обстрел, дома никого не было. Женщина выбежала на улицу в мороз в одном халате. Владимиру Владимировичу пришлось срочно ехать домой, искать свою тещу и возвращать ее обратно домой.

Донецк. 1962

– Расскажите, пожалуйста, о своей семье.

– Я родился и рос здесь, на Донбассе, в Харцызске, а отец мой, 1934-го года рождения, родился на Западной Украине в селе Шепетовка, Хмельницкая область. Звали его Владимиром Акимовичем Алилуенко. В семье у них было пять детей. Их мать, то есть моя бабушка, была глубоко верующая женщина. Его отец был советским диссидентом, был отправлен в лагерь на север, точно не скажу куда именно. Отец был вторым по старшинству среди детей, но самым старшим из мальчиков, то есть на нем все держалось как на мужчине. Позже, после армии, он переехал сюда, в город Харцызск, Донецкая область.

– Скрывали ли вы от окружающих свою веру?

– Отец никогда не скрывал свою веру, но при этом не хвалился ею перед всеми. Когда же дело доходило до разговора, он смело говорил с любым на эту тему. Например, когда он работал на заводе, заводчане собирались и устраивали пьянки, коллеги же, зная его отрицательное отношение к таким мероприятиям, постоянно приглашали его, как бы подтрунивали. Отец так говорил: «Ребята, сколько вы собираете? Вот, возьмите мою долю, но только я не пойду». За его бесконфликтность и мудрость многие его уважали, но были такие, кто ненавидел его еще больше.

– Какие церкви были в то время открыты?

– Церквей было очень мало, и все они были небольшие. На весь Донецк было два храма, один в Горловке, в Шахтерске был крошечный домовой, в Харцызске вообще не было, был еще в Зугрэс на отшибе. Мы на службу ездили в Макеевку. Вставать приходилось в пять часов, а иногда и в четыре часа утра. Службы были регулярно, служили долго, не как сейчас – по два-три часа. Бывало, служили и по четыре, и по пять часов. Почти ничего не сокращали, служба была полная, по уставу.

Отец знал почти всех батюшек, которые сейчас служат у нас в городе и в округе. Он их часто консультировал, когда они стояли перед выбором священства, давал им почитать литературу. Отец Владимир Олейник, настоятель нашего храма, будучи еще молодым парнем, только-только пришедшим к вере, также был наставляем отцом. Собственно, отец также активно участвовал в строительстве храма Петра и Павла, настоятелем которого и является сейчас отец Владимир. Он был старостой тогда. За строгость и за самоотдачу над ним постоянно подтрунивал один дьяк, но отец не обижался на него и говорил, что он слишком молод, исправится. Сейчас он тоже настоятель храма. Отец очень много сделал для того, чтобы многие стали священниками или приняли монашество.   

Харцызск. Храм святых апостолов Петра и Павла.

– Какие интересные и важные для вас истории вы можете вспомнить?

Он нам говорил, что коммунисты – это ангелы Божии по сравнению с националистами

– Есть такой случай, особенно актуальный в наше военное время. Отец мой, когда жил на Западной Украине, рассказывал, что среди молодежи в то время было модно ходить в буденовках, со значками и с армейскими звездочками. Ребята любили так гулять, ходили в лес, разбивали лагерь. Отец с ними дружил, но всячески избегал таких походов. После войны люди узнали, кто такие националисты, и он всячески уговаривал их не ходить в лес в таком виде. И в один день, когда эти юноши пошли в очередной поход, они не вернулись. Ребят больше никто не видел. Все понимали, что с ними произошло, но все молчали. Этот случай настолько запомнился отцу, что он нам говорил, что коммунисты – это ангелы Божии по сравнению с националистами. Также предупреждал, что это будет бич в будущем, будут потрясения на Украине, где эти националисты проявят себя. Перед смертью, за полгода до событий на Майдане, он всем нам, родным, раздал редкую абхазскую молитву от обстрелов. Я недоумевал, спрашивал его: «Зачем? Какие обстрелы? Кто нас бомбит?» – а он ничего не объяснял, просто говорил, чтобы далеко не прятал, пригодится!

Была еще одна интересная история. В то время боролись не только с Православием, но и со всеми конфессиями, особенно сектантского толка. Если ты член Церкви, то тебя не могли за это посадить, а вот если ты состоишь в подобных организациях, то с тобой могли вообще не церемониться. Секты были запрещены законом. У нас в Харцызске довольно часто собирались баптисты, они приезжали сюда со всей Украины, их становилось так много, что на фоне небольшого города это было очень заметно. И тем более не стоит забывать, кто такие баптисты: это те, которые не служили в армии, не подчинялись советской власти, можно даже сказать, что в какой-то мере вели антисоветскую деятельность. Бесспорно, их было больше, чем православных. Отца моего хорошо знали в милиции и потому решили подключить к этому делу. Непонятно, почему сами они не решились всех там наказать, может быть, по гуманности, или боялись шума вокруг этого дела. Решили сначала послать отца, чтобы он поговорил с ними. Отец пришел к ним с правоохранителями, но без угроз, кротко попросил их разъехаться по своим городам. Милиционеры ничего не предпринимали, говорил только он, они были только для устрашения, чтобы все понимали, что дело серьезное. Он говорил, что если они не послушаются, то придут после него те, кто с ними разговаривать не будет, а просто посадят всех тюрьму. Они его послушали и больше не решались устраивать свои слеты в городе. После этого баптисты стали уважать его, видя, что он относится к ним по-человечески и заступается за них перед властями.

Это не знамена победы коммунизма, а кровь мучеников и исповедников, пострадавших в те времена

– Как у вас в семье отмечали праздники, православные и светские?

– В дни великих праздников было трудно попасть в храм, особенно для молодежи, мало того, что в эти дни всячески пытались отвлечь людей телевидением, но активно дежурили возле храма специальные патрули милиции и комсомольцев. Мы старались попасть в храм, но на Пасху практически невозможно было даже подойти к воротам ограждения. Но мы все равно тихонько подкрадывались и перебирались через забор.

Отец был против празднования таких праздников, как 1 мая и 7 ноября, особенно он был против всяких общественных мероприятий, митингов и т.п. Он так говорил: «Если ты идешь на какое-то шествие, то представляй, что красные знамена, которые ты несешь, – это не знамена победы коммунизма, а кровь мучеников и исповедников, пострадавших в те времена». Исключение было 9 мая – для нас этот день был великой радостью.

Новый год не праздновали, как это было принято в советское время и как принято сейчас. Отец говорил, что ночью не водку пить надо, а в храме стоять на Всенощном бдении. Тем более мы всегда постились в это время. Я был маленький, и меня, конечно, это очень расстраивало, но потом, повзрослев, я полностью принял его точку зрения.

Посты мы соблюдали строго, мне даже казалось, что отец постился сверх установленных Церковью постов, даже в воскресные дни. К себе он относился очень строго, к нам помягче.

– Где доставали духовную литературу, Евангелие, молитвословы, акафисты и прочее?

– Книги доставались очень тяжело. В храме продавали литературу, но это была не Библия и не творения святых отцов, это были маленькие брошюрки типа «Помощь кающимся» или «Что такое Евхаристия». Мой отец покупал всю литературу у грузинских монахов, которые постоянно куда-то ездили. Куда именно, я до сих пор не знаю, они особо не говорили об этом. Скорее всего это было связано именно с книжной деятельностью. Не могу сказать точно, из какого монастыря они были, но почти уверен, что из Новоафонского, который сейчас в расколе. Возможно, они печатали книги где-то у себя в монастыре и ездили по Союзу, распространяли их. У отца они гостили один день, ночевали, а на следующий день уезжали в неизвестном направлении. Он купил у них Библию: очень красивую, в переплете, кожаную. Она до сих пор сохранилась. Отдал за нее около 1000 рублей, когда в то время зарплата была примерно 150–180 рублей. За Толковую Библию отдал 1500 рублей. Все что он собирал за год, он тратил на православную литературу, и все эти книги у нас сейчас хранятся как семейные святыни. Я ему говорил: «Пап, зачем ты тратишь столько денег на них?» – иногда иронизировал на эту тему, как бы намекал на то, что православные продают православным книги за такие большие деньги, говоря: «Вон у баптистов все бесплатно!» – а отец говорил, что чем больше заплатишь, тем больше будешь ценить эту вещь. Аналогичная ситуация была с иконами, он также отдавал за них последние деньги.

Из-за того, что он так часто и долго стоял у икон, образовалась эта самая вмятина в полу

– Расскажите о подвижниках веры, с которыми пришлось общаться?

– Да, были такие подвижники. Один из них был отец Иоанн. Мой отец дружил с ним. Отец Иоанн был духовником нашей епархии. Дружба у них зародилась еще тогда, когда батюшка был, как у нас говорят, «блатным», занимался «темными делами». Но вскоре из-за тесного общения с моим отцом он пришел к вере и достиг такого духовного уровня, что к нему съезжались за советом и молитвой не только простые люди, но и настоятели храмов, благочинные и даже епископат со всей округи. Жил он в Степановке возле города Снежного, то самое село, которое сейчас практически уничтожено из-за боев на Саур-Могиле. У него также шили подрясники и облачения, само собой, подпольно.

Другой был, отец Димитрий, к нему также приезжало большое количество людей. У нас была одна история с ним. Я долго не мог поступить в мединститут, потому что у меня не было хорошей характеристики. Я, как и отец, в то время работал на трубном заводе, и меня там хорошо знали. Также все хорошо были осведомлены, что мы ходили в храм, и потому начальники сговорились против меня. Отец же мой поехал к отцу Дмитрию, который жил за Донецком (хороший батюшка, мы надеемся, что его, возможно, тоже канонизируют, как Илию Макеевского), он попросил его молитв, и вскоре мой отец познакомился с хорошими людьми в администрации, которые сумели заполучить хорошую характеристику.

Сам отец для меня был подвижником. Если бы вы были у него дома, то вы бы увидели вмятину в полу возле его красного угла. Молился он очень долго. Почти каждый день он вставал в пять утра, чтоб успеть помолится перед работой. Иногда я видел, как он вставал по ночам. И из-за того, что он так часто и долго стоял у икон, образовалась эта самая вмятина в полу.

Харцызск. Храм Иверской иконы Богородицы.

– Испытали ли вы и ваши близкие гонения в связи с вашим исповеданием веры?

– Да, отец рассказывал, что с детства почувствовал на себе, что такое, когда тебя недолюбливали из-за твоей религиозности. Председатель колхоза люто ненавидел отца и его семью. Им жилось худо, жили они бедно, и были моменты, когда в доме абсолютно не было что поесть. Отец даже говорил, что в армии он набрал 16 килограмм. Настолько он голодал по сравнению с тем, как его кормили в армии. Он всегда чувствовал ответственность за близких, и в один день он набрал немного гороха в поле, чтобы угостить братьев и сестер. В это время проезжал тот самый председатель и, увидев, что он несет горох, набросился на него и начал избивать его. Он бил отца так сильно, что избил до полусмерти, и оставил его умирать на дороге. Потом он поехал к нам домой, сказал матери, несмотря на то, что она сильно болела, чтоб она пошла и забрала его. Мать попросила соседей, и его привезли домой. Все думали, что он умрет, но после долгого лечения он выздоровел, и все в семье воспринимали это исцеление как чудо.   

Когда отец переехал сюда, в Харцызск, то быстро нашел для себя много недоброжелателей из-за того, что не скрывал свою веру. Здесь он устроился на трубный завод и за усердие дослужился до мастера. Отец говорил, что за ним следили и был даже приставлен специальный человек. Его постоянно вызывали на беседу с главным начальником города, занимающимся подобными вопросами. Отец постоянно спрашивал: «Зачем вы тратите свое время на меня? Я люблю свою Родину, свой народ, я патриот своей страны и готов сражаться за нее. Зачем вы ищете во мне врага?» За ним постоянно следили, думали, что он занимается антисоветской деятельностью. Его четыре раза снимали с должности старшего мастера и с начальника цеха и снова возвращали обратно. Конституционно вроде бы разрешалась свобода вероисповедания, но на деле люди даже боялись выставлять иконы на видное место в квартире, чтобы только никто не увидел из гостей.

Были знакомые священники, которых посадили в тюрьму. Разное было! За то, что ты священник, не сажали, пытались всячески обвинить в чем-то скандальном, чтобы не только посадить, но и показать обществу безнравственного попа. Подсылали людей к таким священникам, которых через какое-то время обвиняли в антисоветской деятельности, или подсылали сомнительных женщин, которые потом заявляли, что до них домогались.

Бесспорно, отец боялся попасть в тюрьму или быть убитым (всякое могло быть), но он боялся не за себя, а за нас, за детей, за семью.

– Чем православные верующие в советское время отличались от нынешних?

– Нельзя сказать, что люди были раньше другие, но в храмах стояли истинно верующие люди. Это сейчас полные храмы, но, не дай Бог, начнутся гонения, останется в лучшем случае десятая часть, а может быть, еще меньше.

На Западной Украине, когда отец жил в довоенное время и после, в 40-е и 50-е годы, народ был очень религиозный, кругом стояли кресты в огородах и у дорог, у людей всегда в доме были иконы. Греко-католиков запрещали, и все эти люди ходили в Православные храмы, но впоследствии, после послабления, все эти люди начали ходить в униатские храмы.

– Может быть, вы вели дневник, и у вас сохранились записи о жизни в те годы?

– Нет, отец боялся вести какие-либо записи, потому что у нас регулярно были обыски, и если бы нашли подобное, то могли бы использовать против него.

У нас в семье особенно почитались члены царской семьи

– Кто для вас был в жизни положительным примером и, наоборот, примером отрицательным?

– У нас в семье особенно почитались члены царской семьи. Отец в своей библиотеке имел много книжек: про священномучеников и про простых мирян, стойко защищавших свою веру в то время. Мы семьей собирались, и отец нам читал про таких людей. Мне больше всего запомнились те моменты, где описывали, как предавали таких исповедников. Меня поражало, что чаще всего предатели были такие же православные христиане, которые во избежание гонений предавали своих братьев и сестер по вере. Сам отец говорил, что также встречался с такими людьми, которые были предателями.

Мы прекрасно понимали, что такое Октябрьская революция, но всегда любили свою Родину. Отец знал таких людей, которые пострадали от советской власти, но шли сражаться во время Великой Отечественной войны. Мне запомнился один пример. Отец рассказывал про одного, который после войны стал председателем колхоза. Он был ревностным коммунистом и борцом против всякого мракобесия. На самом деле, как выяснилось позже, он во время войны был коллаборационистом. Когда была революция, он расстреливал так называемых «врагов социализма», а на самом деле обычных православных людей, а когда пришли фашисты, расстреливал уже своих товарищей-коммунистов. Все выяснилось, когда он отдыхал на курорте (а он часто ездил отдыхать в самые лучшие места Советского Союза), то его кто-то узнал там. Он приехал домой и покончил с собой.

И потому я всегда считал, что истинно верующий православный русский человек, несмотря на власть, действительно любит свою страну больше, чем самый заядлый коммунист-патриот.

Отец всегда призывал, и меня это удивляло, что не должно быть никакой антисоветчины, свержения власти и т.п. Он говорил, что я должен быть патриотом своей страны, я должен защищать свою Родину. Но просил меня по возможности воздерживаться от ношения всякой советской атрибутики, особенно с изображением Ленина или Сталина, от пения революционных песен и участия во всякого рода мероприятиях.

– С какими словами вы могли бы обратиться к молодым людям, исходя из опыта прошедших лет?

– Главное, что я вынес для себя из прожитых лет, – это то, что в любой сложной ситуации надо стараться быть предельно кротким и смиренным; не кичиться своей принадлежностью к православной Церкви, но смело отстаивать ее идеалы и истину, которую нам вручил Господь; не осуждать никого, особенно в храме, мол, о, пришла в джинсах или без платка; стараться быть предельно вежливым и осторожным в общении с людьми, особенно со старшими; ни в коем случае не выслуживаться, не искать панибратства со священнослужителями. Я знаю, что не смог удовлетворить вас своим ответом, потому что тяжело сходу ответить на такой вопрос. В конце скажу, что я и малой доли не смогу сделать того, что сделал отец, и не смогу стать на йоту таким, каким он был.