«В страданиях рождается монах»

Сегодня в Сретенском монастыре прощаются с монахом Мелхиседеком (Гридчиным; до пострига Виктором). Около 15 лет он трудился в обители, и именно благодаря ему каждое слово каждого богослужения на этом многолюдном приходе можно было расслышать. И не только в храме, где идет богослужение, но и в любом монастырском помещении. Он же отвечал за телефонную связь. Пел в народном хоре обители. В начале 2018 года вступил в число братии, в 2021-м принял монашеский постриг. О последних днях его жизни рассказывает послушник Марк Сикоев.

Монах Мелхиседек (Гридчин)

DJ в подряснике

– Виктора я помню еще по просветительским курсам для мирян, как он там постоянно налаживал аппаратуру за пультом, стремительно, тихим шагом перемещался по актовому залу Сретенской семинарии с микрофоном, быстро взлетал по ступенькам, четко, без каких-либо лишних движений, налаживал всё на сцене – и также моментально исчезал.

Потом, когда я уже поступил в семинарию, мы его все, семинаристы, по-родственному называли «дядя Витя» или иногда еще DJ. Как-то, помню, иду по двору и вижу знакомую походку. Вроде даже кто-то и знакомый? Но что-то как будто непривычное… Подрясник!

Мы его все, семинаристы, по-родственному называли «дядя Витя» или иногда еще DJ

– Дядь Вить, как? – вырвалось у меня, когда мы поравнялись.

– Ну, вот, перешел в монастырь, – улыбается.

Хотя он уже давно был в монастыре «своим», но это все равно был переход в иное, как я для себя отметил, качество бытия. Я потом и сам решился на этот шаг. Он вообще многих по жизни к чему-то сподвигал, и я тогда еще даже не предполагал, чему мне свидетелем быть доведется...

У Бога всё вовремя

Постриг в монахи

Одно время мы вместе были послушниками, а это такой статус, что вольно-невольно все в чаянии – когда же кого-то постригут?

Вот в Патриархию отправляют документы на постриг Виктора, а оттуда вдруг приходит рекомендация – повременить…

Сначала его постригли в иноки с тем же, что и было ему дано при Крещении, именем Виктор. Но вдруг – внезапное известие: рак.

Мы тогда с отцом Иовом (Гумеровым) находились в больнице. Все-таки мы все не в той мере, в какой пребывал, допустим, старец Паисий Святогорец. Он, узнав о подобном диагнозе, поинтересовался, нет ли у кого из присутствующих платочка, – вовсе не для того, чтобы утереть слезы, а собирался пуститься в пляс (в Греции в народном танце держатся за разные концы платка, то есть он предлагал и кому-то еще разделить его радость – Ред.). Нас, скорее, охватила тревога за собрата.

Запечатлеть свое принятие креста болезни окончательным отречением от мира

Врачи тогда еще не говорили ничего определенного: вроде как лечение еще и возможно, хотя ситуация и признается ими уже критической. Вся братия особо стала молиться за инока Виктора. А тут как раз и подписанные документы на постриг в монашество подоспели, так что это оказалось очень вовремя пришедшее утешение.

Для него это, конечно, была огромная поддержка – запечатлеть свое принятие креста болезни окончательным отречением от мира.

«Христос пришел»

Когда он приехал на первое вливание химиотерапии, анализы показали очень низкий уровень гемоглобина, – при таком ни о какой химиотерапии речи быть не может: она в таком случае убьет сразу же его самого. Отец наместник, иеромонах Иоанн (Лудищев), и врач обители Наталья Юрьевна Тарасова отправили его на восстановительную терапию в 23-ю больницу. Но тут же стало известно, что у него отказали ноги…

Благословение владыки Тихона Владыка Тихон, некогда наместник Сретенского монастыря, а ныне митрополит Псковский и Порховский, часто говорит о Голгофе в конце жизни как привилегии христианина, а тем более монаха.

Отец наместник благословил послушников, чтобы кто-то из нас постоянно находился рядом с отцом Мелхиседеком. У меня была первая половина дня, потом меня сменяли другие послушники. Только уже в последнее время перед отшествием его в вечность я оставался при нем практически неотлучно. Наши отцы все время его болезни каждый день приезжали с Причастием.

При том, что часть тела у отца Мелхиседека уже была парализована, при взгляде на него мне часто вспоминалось место из Евангелия, когда друзья разобрали кровлю, чтобы опустить расслабленного перед Христом. Но тут было нечто большее – каждый раз, когда распахивалась дверь палаты, и кто-то из нашей братии представал с дароносицей, я думал: «Вот, Христос пришел».

Удивительно, что сам отец Мелхиседек, уже будучи лишен физических сил и прикован к одру болезни, на котором провел большую часть своего монашества, тем не менее обращал кого-то к Богу. Сказано Господом: «сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12, 9).

Правда всегда одна

Новокрещенный Эдуард Константинович и послушник Марк Сикоев

Помню, с отцом Мелхиседеком в палате лежали трое. Первый – иудей Рувим, он был очень заботлив, открыт к общению, мы часто все говорили о Священном Писании. Второй – Владимир, мужчина лет 60-ти. Называл себя православным, хотя в храм не ходил. А третьим был Эдуард Константинович, дедушка лет под 90. Он и вовсе был не крещен. Всю жизнь проработал в газете «Правда», спецкором, – а это центральный печатный орган компартии. Каких там только пасквилей о Церкви ни печатали. У него даже жена была «очень верующая», а он всё своей «правде» верил, пока присутствие с ним в одной комнате Святых Таин да монаха, для которого в Причастии вся жизнь, не подействовали…

Так что, когда на Рождество наш наместник отец Иоанн приехал причащать отца Мелхиседека, сопровождавшему его послушнику Иоанну (Шевчуку) пришлось мчаться обратно в обитель. Вернулся он с крестильным набором для Эдуарда Константиновича и крестильным же чемоданчиком для отца Иоанна.

Новобращенному подарили Владимирскую икону Божией Матери – копию образа с иконостаса справа от царских врат Владимирского собора Сретенского монастыря. Так что она в палате напоминала отцу Мелхиседеку о родной обители.

Дари!

А однажды выхожу в коридор, а там Владимир:

Владимир читает «Несвятых святых» – Слушай, Марк! – так задумчиво стоит и как будто сам с собою размышляет: – А может быть, я неслучайно тут на Рождество вместе с вами со всеми оказался?! Я вот наблюдаю, как священник каждый день приходит... А вдруг это и мне уже сигнал? А?

Я тогда ничего ему не ответил. Просто вид у него был такой, как будто он и сам своим мыслям удивлялся. Возвращаюсь в палату, смотрю: отец Мелхиседек на меня тоже как-то так вопросительно глазеет.

Я до этого перебирал его вещи, и мне книга «Несвятые святые» попалась. Я еще подумал: мало ли, может, это какой-то его первый подписанный ему экземпляр… А тут про Владимира рассказываю. А ему тоже так весело стало: давай-давай, мол, дари! Он, видимо, и сам молился об этом человеке, думал, как ему помочь.

Владимир потом, кстати, эту книгу так и не выпускал из рук, сколько мы его еще видели.

Единственное, о чем будем в вечности жалеть

Иеромонах Роман (Матюшин) и игумен Киприан (Партс) пришли проведать отца Мелхиседека. Отвечают на вопросы бабушки Хотя у нас там у самих герои «Несвятых святых» по больнице ходили. Как-то раз отец Киприан (Партс), духовник нашей обители, приехал к нам вместе с иеромонахом Романом (Матюшиным). Тот, оказывается, узнал, что у брата Сретенской обители диагностировали рак, и сам лично захотел сказать ему слова поддержки.

Он же и сам болен, вспоминал, как однажды над ним даже врач заплакала. А сам он об этом кресте подумал: «Раз уж тебя на него подвесили, ты же больше всего в вечности жалеть будешь о том, что ты здесь, на земле, мало пострадал».

У него есть знакомая, Оленька, – вот уже 15 лет как парализованная (один только пальчик работает).

– Успею ли покаяться? – ее вот такие вопросы волнуют.

– Не своими страданиями спасаемся, а только милостью Божией, – ответил тот, кого и самого уже «подвесили».

Про себя она рассказывала, что смысл жизни ей уже только на одре болезни открылся.

«Только не надо мне вот этого вашего мирского!»

У нас как-то возникли в той же 23-й больнице сложности, и одна из нянечек тут же нас уверенно успокоила:

– Ребята, я вам помогу, не переживайте!

И действительно, пошла и все сама разрешила. Я, было, стал расспрашивать ее о графике работы (чтобы, когда выйдет в следующую смену, отблагодарить), а она поняла, к чему это я выясняю…

– Слушай, только не надо мне вот этого вашего мирского!

Я был в подряснике – и чуть не сел там же. А она через паузу тихо добавила:

– Лучше помолитесь за моих детей, – и назвала имена: – Владимира, Виктора, Софию.

Один из сыновей у нее уже 17 лет как парализован...

Мы тогда смолкли. Этой простой женщине в одной из множества городских больниц тоже был известен смысл жизни.

«Только не надо мне вот этого вашего мирского!» – как часто мы потом с отцом Мелхиседеком одергивали друг друга. И сколько раз я еще благодаря этим словам Татьяны, так звали эту нянечку, видел улыбку дорогого собрата и даже слышал еще его веселый смех.

Она сама, о том и не думая, сумела скрасить еще столько минут его уже совсем скоротечной жизни...

Жизнь продолжается

Отца Мелхиседека перевозят в 62-ю больницу, рядом послушники Марк и Андрей

Потом отца Мелхиседека перевели в 62-ю онкологическую больницу. Мы ехали туда с надеждой, что там нам помогут. Когда врачи провели все необходимые исследования, стало понятно, что болезнь развивается молниеносно, метастазы расползаются... Уже был поврежден позвоночник. Консилиум решил, что ни лучевая терапия, ни хирургическое вмешательство уже не помогут…

Сообщали ему об этом при мне.

Я даже посмотреть на него боялся. Мы чуть ли не только что с ним смеялись. Но он воспринял всё спокойно. Я даже потом еще некоторое время ждал: иногда буря настигает не сразу. Готовил себя к тому, чтобы выслушать его. Понимал, что никаких слов у меня нету… Но они и не понадобились.

Он всё воспринимал, как есть, и был благодарен за то, что врачи и братия делают всё, что только от нас зависело.

Наша дорогая врач обители Наталья Юрьевна, заходя к нему в палату, всегда говорила вместо имени: «да мой хороший» или «да мой дорогой», – у нее удивительный дар поддержки словом. Отец Мелхиседек прямо на глазах всегда после ее посещения оживал.

А она, поговорив с ним, писала мне эсемески: «Сходи на кухню и попроси приготовить ему рыбные котлеты».

Еще можно и посмеяться

В этой больнице с ним, кстати, в палате лежал Валерий, он был некогда шеф-поваром в гостинице «Метрополь», и так как большую часть рабочего времени он шуровал на кухне, где что-то то и дело шкворчит, кипит, подгорает, – он привык очень громко реагировать. Иногда эта его несколько колоритная манера изъясняться смахивала на ворчание готовой выпустить пар скороварки. Но от него, на удивление, не исходило вообще никакого негатива! Он был нарочито взрывчат при внутреннем незлобии.

Так что мы с отцом Мелхиседеком еще и благодаря этому продолжали время от времени взрываться от хохота. Когда он по телефону начинал общаться с родными, нас просто смех разбирал. Нам казалось, что там, у трубки. должны все вздрагивать, причем одновременно и ритмично. Что-то в этих раскатистых полюбовных перебранках было бодрящее. Как утренняя зарядка перед началом многотрудного дня, когда надо, чтобы ничего не подгорело.

Хотя у самого отца Мелхиседека голос уже садился, он становился всё тише, тише…

Всё хорошо

Когда мы еще только оформляли документы на перевод в больницу Святителя Алексия, близилось уже Крещение Господне. Я сказал о грядущем празднике Валерию, пояснив, что завтра придет священник. Хотя я мог бы этого и не говорить, потому что священник приходил каждый день… Я сказал и осекся. А он так и стоял посреди палаты… Мы какое-то время смотрели на него в ожидании этого голосового фейерверка, но было тихо. И ничего на этот раз в нем уже не кипело.

Тогда своим уже совсем тихим голосом так, что Валерию пришлось невольно подойти и прислушаться, вмешался отец Мелхиседек:

– Валерий, дорогой… Ты давай сейчас не торопись… А когда придет священник, ты, если захочешь, поговоришь с ним.

И снова было непривычное молчание. Что-то стало происходить.

На следующий день, когда с Дарами пришел батюшка, Валерия как раз увозили на обследование, он только повернулся. Всё то утро он молчал.

Потом уже я случайно узнал от священника из больничного храма, что у них все-таки встреча с Валерием состоялась. Тогда, при нашей выписке, батюшка куда-то бежал – может, причащать такого же больного, который, возможно, был уже при смерти, – но кивнул он на мой вопрос так: всё хорошо.

Ни одного слова ропота

Отец Мелхиседек (Гридчин) в больнице Святителя Алексия Сами мы с отцом Мелхиседеком переехали в больницу Святителя Алексия, – здесь уже всюду были иконы, кого-то мы встречали из знакомых, – это всё особенно утешало.

Лечение проводилось симптоматическое – купировали боли. Без обезболивающих отец Мелхиседек уже не мог. Ни одного слова ропота за всё время болезни я от него так и не услышал. Никаких стенаний о несостоявшихся планах, никакой ни на кого обиды или даже взгляда сожалеющего, немого упрека.

Хотя и врачи, и больничные священники свидетельствовали: есть люди, которые не справляются с болью – и физической, и внутренней, когда рушится жизнь.

Отец Мелхиседек единственно, когда узнал о том, что никакое лечение ему уж не поможет, спохватился: «Как же об этом родственникам сообщить? Они же будут волноваться…» – и отвернулся лицом к стене. Так он вроде им о своем безнадежном положении ничего и не стал передавать. Всю боль понес сам.

«В страданиях рождается монах», – как сказал посетивший его вместе с отцом Романом наш духовник игумен Киприан (Партс).

«Я вас всех очень люблю»

​​

Помню, в больнице Святителя Алексия, уже перед самым праздником Крещения, отцу Мелхиседеку перестелили постель, и белье оказалось просто ослепительно белоснежным, – было ощущение, как будто мы уже в Альпах и всё прошло. Кто-то вот так позаботился создать для больных атмосферу праздника.

Я невольно потянулся к телефону, потому что и отец Мелхиседек как-то проникся этим торжественным обновлением всего вокруг себя. Он даже внешне изменился, весь сиял, а после лицо стало просто очень красивым. Я хотел его сфотографировать, но он – до того всё больше уже хрипящий – вдруг начал вполне отчетливо говорить.

– Секундочку, – я включил видео, и он сказал замечательные слова нашей братии – такое на него нашло вдохновение поздравить всех с грядущим праздником, он поблагодарил всех за молитвы и закончил словами:

– Я вас всех очень люблю.

Это было так трогательно, – я разослал братии, тут же стали приходить сообщения в ответ. Было ощущение соборного богослужения, когда все собираются вместе.

Еще одна из светлых остановок

Башметовцы у отца Мелхиседека

А еще одним из таких поднимающих дух событий было посещение Алексеевской больницы башметовцами (они так сами себя называют – это ребята из основанного по инициативе Юрия Башмета Всероссийского юношеского оркестра). Вот они пришли, такие молодые, красивые, со скрипками – и всё, что так или иначе угнетает каждого там, в больнице: боль, разлука с ближними, со своим делом – вдруг стало отодвигаться на всё более дальний, едва уже различимый план…

И был такой пронзительный момент, когда музыка вдруг освободила от всего тяготящего. Силы обновились, и была надежда на милость Творца, в Чьем мире столько возвышенной гармонии… Хотя мы знаем, что еще более обещано любящим Бога (ср. 1 Кор. 2, 9) за чертой этих крестных мук…

Отец Мелхиседек уже был близок к Переходу. К своей Пасхе.

Это тогда была еще одна из светлых остановок, чтоб с благодарностью запомнить этот мир

А это тогда была еще одна из светлых остановок, чтоб с благодарностью запомнить этот мир. Раньше мне доводилось с волонтерами молодежного клуба Сретенского монастыря ходить в больницы, но, помогая сам, я и представить себе не мог, как много эта помощь значит! Это было такое отдохновение для стольких измученных душ.

И вновь я видел Евангелие, – это же не просто смычки извлекали эти таинственно прекрасные звуки, – исполнялась заповедь Христова: «был болен, и вы посетили Меня» (Мф. 25, 36).

Ощущение Пасхи

Отец Мелхиседек потом весь тот день был особенно тих. Но когда наши будни еще грохотали задушевными раскатами голоса Валеры, у нас как-то зашел разговор о том, кто какие блюда любит.

– Я – макароны! – тут же отозвался шеф-повар «Метрополя». Наверно, они ему напоминали детство. И, еще чуть-чуть подумав, он добавил. – Ну, разве что еще плов.

А отец Мелхиседек ответил, что любит редиску, помидор, огурец, вареное яйцо – всё это нарезать, перемешать и добавить немножко майонеза. Возможно, так он дома разговлялся после Великого поста, и такое кушанье могло ему напомнить, хоть так опосредованно, Пасху.

И вот, помню, он причастился. День был как день, но я ему привез, наконец, этот салат из монастыря, он его немного поел. Говорить он уже не мог, и я читал по его губам непроизносимые вслух слова… Но вдруг уже и губы у него застывали так, что я не мог разобрать говоримого…

– Отец Мелхиседек, напиши.

Он собрался с силами и на телефоне вывел: «Хорошо, чтобы был кто-нибудь из братий сейчас». Я собрался ехать в обитель, но все-таки вернулся к нему…

Он заснул, – и вокруг него стало как-то очень тихо.

Братия уже вся собралась тогда на всенощное бдение в храм Воскресения Христова, когда в монастырь в ту субботу пришло сообщение: отец Мелхиседек преставился ко Господу. Это было соборное богослужение всеобщей молитвы за собрата.