Разомкнуть круг!

Говорят, история развивается по спирали. Надо полагать, тут речь идет о прогрессе и восхождении, когда, преодолевая ошибки и заблуждения прошлого, человек или общество на новом витке истории чуть-чуть приподнимается над собой и, разрывая круг, устремляется серпантином вверх, восходя «от силы в силу». Понятный и поучительный образ.

Освящение храма Воскресения Христова (Спас-на-крови). Крестный ход с южной стороны здания. 1907 год

Читаешь – и действительно жуть берет от осознания того, насколько то время похоже на наше… не по историческим и политическим реалиям даже, а по всеобщей какой-то одержимости, увлеченности очередной мечтой о безбожном рае.

Такое ощущение, что мы стоим на рубеже, и если не соберемся, если не обратимся, то замкнувшийся вековой круг заставит снова повторить непонятый урок: без Бога добрая жизнь невозможна. И доброй она становится не от веры только, но и от исполнения Божиего закона – закона доброй жизни, заменить который не способны никакие человеческие фантазии и прожекты. И именно понимаешь, что кровавое месиво революций, голода, гражданской междоусобицы, сталинских лагерей, великой страшной войны – все это во многом было последствием выбора, сделанного народом в своем обольщении призрачной и ложной мечтой.

Но я вернусь к подписке «Церковных ведомостей» за 1905 год. Жизнь Церкви, как и жизнь человека, сложна и многообразна, но в периоды крайних потрясений, опасности становится особенно ясно, что в жизни второстепенно, а что по-настоящему важно.

Весь 1905 год на страницах церковной периодики живо обсуждалось реальное положение дел в обществе и в Церкви и необходимость преобразований. И вот – в обстоятельствах крайней тревоги, смуты – главным вопросом, требующим немедленного разрешения, Церковь признала вопрос оживления приходской жизни. В специальном определении Святейшего Синода говорится: «В тяжелые времена великой скорби, постигшей державу Российскую, когда колеблются отеческие предания и дерзновенно попираются закон и правда, является настоятельнейшая и неотложная нужда в теснейшем единении пастыря с паствой и в постоянном взаимообщении пастырей». И далее: «Святейший Синод обращает особенное внимание епархиальных преосвященных на необходимость приложения всяческих стараний к оживлению приходской жизни».

Главной же причиной, препятствующей духовному возрождению, была названа следующая: «С глубокой скорбью следует признать, что в мирянах нашей Русской Церкви омертвела церковность вследствие давнего отстранения их от дел церковных; да и в самом клире оскудела она – вследствие того же разделения».

Разве не о нашем времени это сказано? Разве не очевидно, что этот больной, важнейший вопрос православной жизни снова стоит перед нами, и нужно – обязательно нужно – его разрешить, чтобы разомкнуть заколдованный круг.

«Оживление церковно-приходской жизни» – вот в чем Церковь усмотрела главную надежду на грядущее возрождение России. Церковь заглянула в себя, в свое сердце и призвала чад своих сплотиться вокруг Христа, начать с утверждения «малого стада», прежде чем «спасать» остальной мир.

Именно постепенное и неотступное оскудение христианской, приходской жизни привело Россию к катастрофе 100 лет назад, и то же равнодушие, пренебрежение «малой Церковью» – под которой можно разуметь как семью, так и приход – снова уверенно подталкивает нас туда же сейчас.

Сменились лишь внешние обстоятельства. Раньше было время гонений, когда сатана старался погубить Церковь физически. Не получилось. Больше того – Церковь засияла ярче, прославился сонм новомучеников и исповедников. Но сатана не отступил, он лишь поменял тактику, и время страшных, бесчеловечных гонений сменилось временем чудовищного обольщения и соблазна… временем не менее страшным по своим последствиям, чем явное гонение. Страшное время! Время отчаянной и напряженной борьбы духов тьмы с Церковью. Имена этих духов известны: нажива, жадность, похоть, эгоизм, самолюбие, гордость… Повсюду, со всех сторон: с экранов телевизоров, с билбордов, со страниц газет и журналов, в разговорах – в полный голос, открыто, в крик зазывают бесы человека в бездну. И что же мы – ополчились? Ничуть. Напротив, стремление к достатку, роскоши, греховным наслаждениям… стремление, вопреки всем духовным и нравственным нормам, достичь преуспеяния… стремление к тому, что называется в Церкви маммоной, стало определяющим стилем жизни современного человека. И поклонение этому духу, поклонение всеобъемлющее, страстное, всепоглощающее все очевиднее принимает масштаб национальной духовной болезни, страсти. Страсть же всегда, рано или поздно, приводит к страданиям, и страдания эти обещают быть тем более масштабными, чем большее наш народ проявил упрямство, не желая замечать горьких уроков недавней истории. Всякое слово правды, звучащее как набат, высмеивается, подвергается остракизму. Общество наше похоже на человека, идущего с завязанными глазами к обрыву и не желающего слушать тех, кто об этом обрыве знает. Больше того, этих – предупреждающих – не любят, их ругают, злобно насмехаются над ними, как будто не понимая, что эти предупреждения исполнены не ненависти, а заботы и сострадания.

Главная опасная черта нашего времени – это духовная разобщенность. Нет духа, скрепляющего людей в народ. Точнее, дух этот есть, но им пренебрегают, выбирая другой дух – дух алчности, наживы и обособленности. Дух расслабляющий, разлагающий человека и общество, лишающий подлинной, созидающей силы.

Мир заблудился, а мы из кожи вон лезем, чтобы оказаться на «высоте» этого всебезумия. Не видим сокровища, данного нам, – сокровища чистой веры; не ценим его, не хотим принять и умножить! Лукавые рабы, закапывающие талант в землю и забывающие, что рано или поздно придет Господин, Которому придется дать ответ за погубленный дар.

Горько именно то, что опять назревает какая-то катастрофа, встряска, необходимая для того, чтобы народ наш опомнился, увидел ясно: что на самом деле важно, что нужно хранить и чтить, что нужно лелеять как зеницу ока. Но ведь не хочется этих встрясок! И плачет, и молит, и просит Церковь: люди, ну опомнитесь, пожалуйста! ну не надо опять загонять себя в тупик! ну почему нужно обязательно через муку невыносимую и боль и ужас приходить к осознанию истины?! Неужели нельзя иначе – с благоговением, постепенно, разумно и ответственно возрастать в добре, восходить к духовным высотам, утверждаться в «благоденственном и мирном житии»?! Неужели нас нужно лупить как скотов несмысленных? Нет? Так докажем себе и миру, что мы не скоты, а люди.

Скажут: это эмоции, обобщения… Ну так и что же, разве обобщения не могут быть верны? Разве они не способны выражать, пусть даже с крайней прямотой, больную и накипевшую правду?

Кто еще не утратил остатки духовного чутья, кто еще способен прислушаться к голосу совести, сознайтесь себе: без Православия нам страну не поднять и народом не остаться. Мы пренебрегаем основанием, на котором веками строилась русская жизнь. И если мы этот «отвергнутый камень» не поставим во главу угла, то все наше очередное строительство будет обречено на провал. Так и будем вымирать: спиваясь, скалываясь, губя миллионами во чреве детей в угоду своему самолюбию, погибая душой в упрямой самонадеянности, а на наше место будут приходить другие – более хищные, жадные и агрессивные, исполненные иной, дикой, необузданной силы… силы саранчи… или пожара… или потопа. И тут никакими «химикатами» и «брандспойтами» не поможешь. Потому что наша сила в единстве с Богом, и возрождение духовной, нравственной, а в конечном итоге и физической жизни народа без этой – духовной – силы невозможно.

Пугает именно то, как похоже все происходило тогда – на заре минувшего века: как постепенно стало казаться обществу, что Церковью можно пренебречь, что есть еще другие какие-то пути и формы устройства жизни, на каких-то иных, не христианских началах, что вера – это что-то необязательное и туманное…

И как в советское время, прежде чем с легкостью губить миллионы, нужно было убедить палачей, что человек – это всего лишь кусок говорящего мяса, так и теперь хотящие погибели Церкви пытаются убедить всех, что это просто «коммерческая организация», «отсталая и теневая» и мешающая мировому прогрессу.

Посмотрите на карту: тонким ломтиком обозначена там Япония и огромным караваем – Россия. И вот – в Японии живет 127 миллионов человек, а в России – 142. Несоизмеримо! Возьмите карту, не поленитесь, посмотрите, сравните, вдумайтесь – это впечатляет… Соседний Китай в два раза меньше по территории, чем Россия, а живет там 1,3 миллиарда человек… Мы вымираем, мы становимся вялым, никчемным… не народом даже, а людским поголовьем, как это ни страшно звучит. Мы утратили отвагу и дерзновение, решимость и бодрость – эти незаменимые и необходимые качества русского духа. Эта отвага, а не преференции и субсидии, побуждала рожать в семье по десять детей; эта отвага, а не надбавки к жалованию, помогала осваивать новые земли, эта отвага, а не обещание льгот, помогала побеждать нам в страшных войнах. И единственный источник этой отваги – православная вера. Говорите что хотите, выстраивайте какие угодно теории, но и в XX веке действовала в народе та же самая, не иная, святая отвага… отголосок многовековой духовной жизни Руси… только эту отвагу использовали подло, по-хамски для достижения своих – политических, идеологических, экономических – целей… Пытались использовать святой огонь для построения очередной вавилонской башни. В результате и башня рухнула, и огонь иссяк. Иссякла в народе отвага – вот о чем трубить надо. И ничем ее не восстановишь теперь, кроме веры.

Но веру невозможно насадить «широким фронтом». Нужно и хорошо проводить «образцово-показательные» социальные, благотворительные программы, заниматься миссионерством, возвышать свой голос, отвечая на «вызовы времени», но нельзя притом забывать о малом. Именно о малом-то и нельзя забывать, потому что «верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк. 16: 10).

У нас и в церковной, и в гражданской жизни принято много правильных и мудрых документов. Но реальная жизнь совершенно этим правилам и документам не соответствует. Все идет по инерции, и эта инерция далека не то чтобы от образца, а вообще от норм, от начатков христианской жизни. И если говорить о насущной необходимости реформ в Церкви, то эта необходимость состоит в устроении приходской жизни на началах подлинно христианской любви. И из этого внутреннего опыта, реального, действительно семейного, из опыта «малой» любви и может вырасти истинная проповедь, проповедь, которая может быть услышана и принята миром.

Русская Церковь ставит перед собой глобальные задачи, строит масштабные проекты и планы, и это, наверное, правильно и хорошо, но если эти масштабные проекты будут реализовываться так же «успешно», как «малый» проект организации приходской жизни, то лучше бы об этих проектах и не заводить речь, чтобы не вышло по известной евангельской притче о человеке, который собрался строить башню, но не рассчитал свои силы и сделался для всех посмешищем (см.: Лк. 14: 28–29).

Об этом больно и горько говорить, но для «стороннего наблюдателя» наша Церковь превращается в какую-то феодальную систему, оторванную от реальной жизни и пугающую многих своей мрачной, монументальной властностью. Здесь именно не идет речь о догматических и канонических основах, но о самом подходе, об отношении к людям, лишенным большей частью подлинной любви, внимания, участия и милосердия. Это грустно, но наша Церковь скупа – именно скупа – в отношении людей. Значительные усилия и средства идут на что угодно, только не на помощь прихожанам, многие из которых пребывают в крайней нужде, не на лечение больных, не на заботу о людях преклонного возраста, не на поддержание малоимущих семейств и сирот, не на воспитание подрастающего поколения, не на поддержку одиноких, уставших от бед людей… Не на достойную оплату труда всех тех «малых», кто беззаветно служит Церкви и обеспечивает ее благосостояние: певчих, уборщиц, регистраторов, свечниц, поварих, учителей воскресных школ, соцработников, молодежных активистов… Все это кажется нам чем-то второстепенным и скучным. Зато мы с чувством чрезвычайной значимости вкладываем деньги в камень, бронзу, дерево, краски и позолоту… (о банковских счетах я боюсь и говорить), словно забывая, что главная ценность Церкви – это люди, именно люди, какими бы они ни казались ничтожными и маловажными… Никто не говорит, что не нужно строить и реставрировать храмы, но люди не меньше храмов нуждаются в любви и заботе и во «вложении средств», как это ни банально звучит.

Основные направления полноценной приходской жизни: богослужение, благотворительность, просвещение, миссионерство, организация религиозно-нравственных бесед – все это не может и не должно держаться на «голом» энтузиазме. Все это требует разумного и планомерного распределения средств. Вот почему в программе приходского возрождения, выработанной церковной печатью в 1905 году, одним из важнейших условий возрождения приходской жизни был признан «доступ прихожан к участию не только в заведовании, но и в распоряжении имуществами и капиталами приходского храма».

Церковная реформа начала прошлого века предполагала широкое участие прихожан в управлении жизнью прихода. Главный руководящий орган – приходское собрание – предоставлял возможность свободного обсуждения насущных проблем приходской жизни. Приходской совет – высший распорядительный орган – кроме настоятеля, старосты и казначея, включал в себя еще 9 представителей от мирян. Такому составу приходского собрания было удобно организовывать реальную благотворительную, попечительную, просветительскую, миссионерскую работу в пределах своей общины.

Теперь же мы неведомыми путями пришли к жесткой авторитарной системе управления приходом, где вся полнота власти сосредоточена в руках архиерея и двух-трех доверенных лиц, основные усилия которых направлены на «выкачивание» из прихода денег в пользу глобальных и грандиозных проектов, перед «важностью» которых должны померкнуть такие «мелочи», как забота о стариках, больных, убогих, сиротах и малоимущих прихожанах. Больше того – в современной приходской реальности не бывает общих собраний, нет живого и непосредственного обсуждения приходских нужд, так что вместо реализации общинных интересов реализуются лишь субъективные интересы настоятеля (архиерея) и административной элиты.

Нацеленность на «выкачивание» денег из прихожан отрицательно влияет на духовную, богослужебную жизнь прихода, вмешивается в нее. Горько говорить об этом, но в повседневной жизни храма все большее значение приобретает служение не Христу, а маммоне, какими бы «высокими» мотивами это служение ни оправдывалось. Все в храме должно «приносить копейку», а все, что не приносит доход, негласно считается чем-то второстепенным и маловажным.

И вот как-то так сложилось, что священник приобрел в Церкви как бы вспомогательную функцию, был поставлен (именно поставлен, я это подчеркиваю) в положение наемника, прислужника администратора.

И в наше время бурного роста, восстановления «внешней» церковности это положение – увы! – только утверждается и как бы узаконивается.

Вообще вмешательство административной и хозяйствующей власти в богослужебную жизнь – это серьезная и больная проблема, требующая серьезного осмысления.

Жизнь «рядового» священства для наделенного властью администратора зачастую непонятна и в общем чужда. Да он и не слишком старается вникать в подробности этой жизни. «Простой» священник в его глазах предстает чем-то вроде наемника по служебной части, которого можно осадить, одернуть, а при необходимости и сместить или заменить другим, более покладистым и расторопным. Главная задача «рядового» духовенства, по мнению администратора, заключается в своевременном исполнении богослужений и треб, приносящих доход в епархиальную казну. В обстоятельства общинной, духовной жизни прихода администратор не вникает, не считая для себя это возможным и первостепенно важным. Но зато он наделен реальной властью, и потому все, что он считает правильным, нужным и первостепенным, приобретает значение «генеральной линии» со всеми вытекающими последствиями.

70 лет Церковь выживала в условиях жестких гонений, и формы приходской жизни во многом сложились под влиянием разрушительных сил. И вот, когда перед нами встала реальная возможность осуществить действительно важную, «внутреннюю» реформу, осуществить на деле, не на бумаге только, мы снова возвращаемся к образцу конца позапрошлого века, к образцу, от которого так решительно, хоть и запоздало стремилась избавиться Церковь. И вот, говоря о важнейших проблемах Церкви, решая глобальные вопросы, отвечая на «вызовы», выходя в «мир», мы опять «перешагиваем» через проблему прихода как через очередную, но не главную… и снова все остается на уровне создания очередных памятников канцелярской письменности.

Люди ждут от Церкви внимания к своим проблемам, духовного утешения и любви – всего, чего так катастрофически не хватает в нашем безумном мире, а находят зачастую неприкрытую корысть, грубость и отчуждение. И не у всякого достанет веры и сил, чтобы пробиваться через эти «кордоны человеческих страстей» ко Христу. И люди уходят, уходят десятками, если не сотнями, в сутолоку будней. И думается, что не за капитальный ремонт мы ответим в первую очередь перед Господом, а вот за эти самые души!

Деятельная, напряженная забота Церкви о возрождении церковно-приходской жизни в преддверии грозных событий вылилась в постановления Поместного Собора 1917–1918 годов, где, между прочим, говорится: «От забвения истинной церковной жизни, от утраты нами чувства церковности, нас всех объединяющей, и произошло все падение нравов со всеми переживаемыми теперь нами грозными последствиями».

Звучит как предупреждение, набат, как послание к нам, потомкам, с горячей мольбой: не повторяйте наших ошибок… пока еще не поздно… приложите усилия… разомкните круг!