О жертве, жертвенности и ее пределах

В одной подмосковной обители прихожане, как-то утром придя на службу, увидели внутри монастырских стен резво скачущего барашка. Руководство обители обратило на него внимание не сразу, а потом долго думало, что же с ним теперь делать. Откуда же взялся барашек? Выяснилось, что какой-то уроженец Кавказа в связи с исполнением молитвенных просьб и следуя традиции своего народа решил пожертвовать барашка монастырю, для чего и выпустил его прямо внутри обители. Это была его благодарственная жертва! Но как, оказывается, по-разному мы все понимаем жертву и жертвенность!

Христос у Марфы и Марии. (Семирадский Г.И., 1886г., масло)

Зная текст Евангелия, можно предложить провокационный вопрос: а Сам-то Христос кого из двух сестер ставил на первое место? Конечно, никто из нас не способен измерить Божию любовь. Но непосредственные слова Господа словно бы свидетельствуют, что Он выделяет Марию, которая, как сказано в Евангелии, благую часть избрала (см.: Лк. 10: 42). Однако если мы всмотримся внимательнее в строки Священного текста, то увидим следующее: «Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря» (Ин. 11: 5), – первой упоминается именно Марфа!

Дело в том, что служение Марфы – это бескорыстное, жертвенное служение ближним по образу Самого Христа, Который «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф. 20: 28).

Лишь та любовь есть любовь настоящая, которая выражается делом. А находясь в стороне от страдающих, не оказывая реальной помощи бедствующим – в общем, не вступив на стезю Марфы, – вряд ли можно говорить о любви и о своем внутреннем стремлении к Богу.

Но тут-то и возникают вопросы: а что есть подлинная жертвенность? как понимать жертвенную любовь? да и что такое жертва вообще?

Оказывается, мы далеко не всегда вкладываем в понятие жертвы одинаковый смысл. Например, одна женщина как-то сказала: «Я свою свекровь не люблю, я не могу с ней долго рядом находиться, но я привожу ей продукты, терпеливо жертвую своим временем». То есть любви в данном случае нет, зато человек что-то от себя отнимает, вынуждает себя отдать это другому и называет подобное отношение жертвой.

А и правда, если сказать, что жертва – это только когда отнимаешь у себя и добровольно отдаешь другому что-то для себя очень значимое, то, в таком случае, жертва может оказаться вообще без любви. Более того, получается, что в сознании многих людей подобная жертвенность как бы компенсирует необходимость любви. Ты как бы откупаешься от любви своей хладнокровной жертвой. Относительно такой жизненной позиции в Священном Писании есть бескомпромиссные слова: «Если я раздам все имение мое… а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13: 3). Значит, жертвенность без любви не настолько угодна Богу и не приносит должной пользы нашей душе? Действительно, в Евангелии Христос говорил все-таки о любви как главном сокровище сердца, с которым должна быть неразрывна и жертвенность: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13: 34–35). «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 12–13). То есть, с позиции Христовых заповедей, любовь – естественный источник жертвенности, когда не жалко отдать любимому что-то свое. «Любовь… милосердствует» (1 Кор. 13: 4), и иначе просто не может быть, когда есть любовь.

Конечно, к любви невозможно принудить, и хорошо уже то, что упомянутая выше женщина ездит к свекрови, помогает ей в чем-то. Святые отцы говорят, что даже понуждение себя к исполнению заповедей без сочувствия сердца все равно полезно для нас. Потому что душа обретает навык делать добро, а со временем может откликнуться и сердце. Но в упомянутом случае скорее видится выполнение долга, обусловленного семейными узами, обманчивая в связи с тем успокоенность: «хоть и не люблю, но жертвую, значит, исполняю положенный долг».

Жертва прав. Авеля и Каина. Афон (Дионисиат). 1547 г.

И дело вовсе не в качестве принесенного, как думают многие, ибо Бог принял две жалкие лепты вдовы, отвергая богатые приношения фарисеев, а все дело в сердце и чувствах души, в отношении нашего духа к Богу и ближним. Не имея к Нему любви, благоговения и желания близости с Ним, человек напрасно несет свои жертвы – зачем они Богу, когда Ему нужны не бездушные приношения, а живые сердца людей?

Поэтому, когда мы говорим: «жертвенная любовь», то подразумеваем: «жертва по глубокой любви». Не томная самоотдача и жертвование чем-то своим: деньгами, силой, временем, – вызывающее в душе лишь скорбь, досаду и борьбу со своей раздражительностью, а то совершенно очевидное, исключающее всякое сомнение пожертвование собой, которое естественно является при горячей, бескомпромиссной любви к другому.

Увы, человек, посещающий ближнего в больнице только чтобы исполнить заповедь, – формалист, который выполняет букву закона, но совершаемое им не находит отклика в его душе. Богу нужна живая душа и живое отношение к ближнему, а не холодно-мертвое соблюдение приличий и правил. Стало быть, жертвенность, милосердие, бескорыстная помощь должны исходить из сострадания. А сострадание – это не обязательно даже слова и дела, но это, прежде всего, наше внутреннее отношение к другим людям.

Однажды четырехлетний малыш, чей старенький сосед недавно потерял жену, увидел, что тот сидит и плачет. Ребенок зашел в его двор, залез к нему на колени и так с ним долго сидел. Когда его мама спросила, что же такое он говорил соседу, мальчик ответил: «Ничего. Я просто помог ему плакать». Мы часто страдаем от того, что не видим никакого сострадания, сочувствия у наших ближних. Хотя бы и малое сопереживание способно вершить чудеса.

В «Луге духовном» рассказывается, как в монастыре святого Феодосия жили два брата, давшие друг другу клятвенное обещание не разлучаться ни в жизни, ни в смерти. В обители они для всех были примером благочестия. Но вот один из них подвергся плотской брани и, будучи не в силах превозмочь ее, сказал другому: «Я решился уйти в мир». Не желая отпустить его одного, брат пошел вместе с ним в город. Подвергшийся плотской брани зашел в дом блудницы, а другой брат стоял вне, молясь и сильно страдая душою. Впавший в блуд, выйдя из дома, сказал: «Я уже не могу возвращаться в пустыню. Ты иди туда, а я останусь в миру». И брат его решил остаться с согрешившим в миру, так что оба они начали трудиться для своего пропитания. Они нанялись работать на строительстве монастыря, который возводил авва Авраамий. Впавший в блуд получал плату за двоих и каждый день отправлялся в город, где тратил деньги на распутство. Между тем другой постился все эти дни, молча делал свое дело и не говорил ни с кем. Мастера, видя ежедневно, что он не ест и не пьет и сосредоточен в себе, доложили обо всем святому Авраамию. Авва Авраамий позвал труженика к себе в келью и обратился к нему с вопросом: «Откуда ты, брат, и каково у тебя занятие?» Тот открылся ему во всем, заключив: «Ради брата я терплю все это, да видит Бог скорбь мою и да спасет его». «И Господь даровал тебе душу брата твоего!» – выслушав все, произнес Авраамий. Лишь только авва отпустил работника и тот вышел из кельи, как перед ним оказался его брат. «Возьми меня в пустыню, – воскликнул он, – да спасется душа моя!» И немедленно они удалились в пещеру близ святого Иордана и затворились там. Так собственным состраданием и самопожертвованием брат приобрел для жизни вечной душу брата. Прошло немного времени, и согрешивший брат, усовершенствовавшись в духе перед Богом, скончался. А другой остался в той же пещере, согласно клятве, чтобы и самому скончаться там же.

Жертвенная любовь – это не просто милостыня, которую богатый щедро уделяет от обилия даров своих, а сердечное проникновение в положение другого человека, когда ты не можешь не помочь ближнему и потому не думаешь в этот момент о себе.

Это такое сопереживание ближнему, когда его проблема становится твоей, и потому ты принимаешь на себя его скорбь для ее уврачевания. Такую любовь явил людям Христос, восприняв страдания за наши грехи на Себя, щедро даруя нам вечные блага.

Почему же мы редко встречаем жертвенность, взаимопонимание и отзывчивость?

Потому что преобладающее большинство людей стремится в жизни к личному комфорту, старается окопаться и закрепиться на каких-то позициях, наивно думая построить на земле незыблемое личное счастье. Достигая определенных результатов – создавая семью, воспитывая детей, добиваясь успехов на работе, – человек погружается в эйфорию покоя, отгораживаясь от бед окружающих его людей. Для того же, чтобы чувствовать страдающих и скорбящих, нужно отвергать обманчивое самозабвение. Необходимо внутреннее движение, а не застой, активность, а не пассивное пребывание в тихой заводи своего болота. Когда человек, наслаждаясь, загорает под солнышком, ему, естественно, не до замерзающих.

Герой М.Ю. Лермонтова Печорин признавался: «Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил». А не жертвует человек только тогда, когда любит больше себя, чем других; а если он и любит кого, то разве что ради собственного удовольствия, для себя, своего эгоистичного комфорта, любит как некую новую вещь, которая может пригодиться на время, но которой ты сам не обязан ничем.

И все же, указывая на жертвенную любовь, христианство тем самым показывает планку, до которой дотянуться каждому из нас достаточно трудно.

Одна благочестивая девушка росла без мамы, воспитывала ее бабушка. Девушка вышла замуж за студента семинарии, который вскоре стал батюшкой. Зажили счастливо, но однажды бабушка упала, сильно ушиблась, а потом осталась парализованной. В семье рождались один за другим малыши, батюшка часто служил на приходе и практически не имел возможности помогать молодой супруге, а она, бедная, была вынуждена нянчиться не только с вечно кричащей ребятней, но и с прикованным к постели пожилым человеком. Еще на целых два года жизнь молодой матушки стала практически невыносимой: у бабушки оказалось онкологическое заболевание, да такое, что она уже не могла принимать относительно твердую пищу, и приходилось протирать для нее всю еду, а потом кормить страждущую с ложечки, но глотала она с трудом и большую часть положенного ей в рот выплевывала. Каждые два часа, в том числе и в ночное время, бабушку следовало переворачивать с боку на бок во избежание пролежней. Когда бабушка умерла, ухаживавшая за ней матушка вздохнула с облегчением: «Всё, похоронила бабушку».

Да, она вздохнула с облегчением. Но разве кто-то дерзнет сказать, что она не имела любви или будто бы игнорировала родного человека, ставшего инвалидом? Просто иногда нам бывает настолько трудно, невыносимо тяжело, что освобождение от заботы, словно от удушающей ноши, мы воспринимаем как Божию милость, и здесь уже не до философских рассуждений, не до патетики о высоких чувствах любви. Да ведь и Сам Христос в преддверии величайших страданий, принятых именно по жертвенной любви к человечеству, в душевном содрогании молился: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26: 39).

"Моление о чаше" мозаика из собора Св Марка в Венеции XIII в.

Подлинная жертва, таким образом, может включать и подвиг, усилие. Святитель Николай Сербский очень точно сказал: «Любовь – это радость, а цена любви – жертва. Любовь – это жизнь, а цена любви – смерть».

В этой связи зададим и более сложный вопрос: а всегда ли мы способны на жертвенность? И всякая ли жертва посильна для нас?

Увы, во взаимоотношениях современных христиан время от времени можно заметить такую картину. Понимая, что надо жить по евангельским заповедям, христианин соглашается помочь ближнему в определенных проблемах. Пытаясь участвовать в жизни ближнего, он берет на себя нагрузки, связанные с заботой о нем. Чувствуя, что мера этих нагрузок в определенный момент становится для него непосильной, христианин загоняет свое недовольство внутрь себя, думая, что надо терпеть, исполняя заповедь.

Поднатужившись еще немного, он все равно не выдерживает. Наступает момент, когда его недовольство прорывается наружу, причем в достаточно грубой форме: «Ты не благодарен мне», «Я для тебя столько сделал, а ты…» В итоге вместо исполнения заповеди мы видим грех озлобленности, а ранее близкие люди разрывают отношения, наглядно демонстрируя мирской принцип: меньше видимся – больше любим друг друга.

Безрассудно принятые на себя непосильные нагрузки способны довести до озверения. Ноша, взятая не по плечу, делает сердце равнодушным, холодным и жестким. Итог – не христианская жертвенность, равнозначная бескорыстной любви, которая не ждет за свое доброе дело даже обыкновенного «спасибо», а злоба, психотравмирующая личность и вносящая дисбаланс в жизнь.

Мы все несем в себе свои немощи. Все мы можем сорваться в каких-то ситуациях, не справившись с собой. Парадокс взаимоотношений заключается в том, что вместо простого решения проблемы участники взаимоотношений подчас идут самым трудным, окольным путем. Не лучше ли попытаться исправить ситуацию в тот самый момент, когда ты почувствовал, что не справляешься? Просто и ясно, без раздражения, со смирением объяснить всё ближнему, не доводя себя до озлобленности и не коря другого своей невозмещенной жертвенностью. Лучше не принимать ношу не по плечу, не думать наивно о себе как о великом подвижнике, способном горы свернуть и изменить жизнь окружающих тебя людей.

Ожидание же от других людей соответствующего восполнения твоей жертвы окончательно опустошает душу. Обида на неблагодарность не знает границ и пределов, и нет уже внутри ничего, кроме шипов и колючек, уязвляющих самого обиженного.

Странно и жалко слышать от христианина: «Я ему столько сделал, а он неблагодарен», как будто его обманули, разрушив расчет на отдачу и прибыль. Евангельские истины бескомпромиссны: всё, что сделано в ожидании благодарности, уже не добро, а корысть. И если Христос говорил: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3), то как мы вообще можем помнить, какое добро кому сделали?

Как важно понять, что, делая добро другим людям, мы не стремимся превратить их в должников, не пытаемся возложить на их шею иго, которое они должны со временем скинуть, делая в ответ добро нам. Милосердие – не депозиты в банке, возвращающиеся нам с процентами; милосердие – добродетель, изнутри преображающая душу.

Подлинная любовь не закабаляет других; она, напротив, способна вдохновить их к свободному проявлению себя в добром, проявлению не ради принятой помощи, а потому, что душа их тоже полюбила добро.

Помню, как мой друг по семинарии, ныне священник, однажды кому-то из просивших на улице сказал: «Спасибо, что вы приняли милостыню». И он на самом деле так считал, вовсе не ожидая от кого-либо благодарности. Жертвуя чем-либо, мы не покупаем других, напротив, мы радуемся, что нам представилась возможность сделать кому-то бескорыстно добро.

Что еще можно сказать о жертвенности, так это, пожалуй, то, что внешне одинаковые поступки могут иметь совершенно разную сущность. Ибо при внешне одинаковых действиях один человек исполнен сострадания и любви, другой же движим расчетливостью или желанием самоутвердиться. Например, не великое ли дело – отдавать свою кровь ради спасения ближних? Но кто-то сдает кровь ради выгоды. А в 1990-е годы в одной воинской части солдаты договорились сдать кровь, чтобы на вырученные деньги купить видеомагнитофон и смотреть пошлые фильмы. Люди жертвуют материальным, чтобы причинить вред своей бессмертной душе: отказывают себе во всем, чтобы лишний раз выпить или принять дозу наркотика. На Западе в одной жившей гражданским браком паре юноша заразился вирусом иммунодефицита. Его подруга решила продолжить свою с ним плотскую связь по любви к нему. Она жертвует собой и своим здоровьем, но ради чего? Ради того, чтобы максимально продлить плотское содружество, понимаемое ими как счастье. Как уместно здесь вспомнить сравнение преподобного Исаака Сирина: «Пес, который лижет пилу, пьет собственную свою кровь и, по причине сладости крови своей, не сознает вреда себе».

Итак, ценность всех наших жертв и самой нашей жертвенности определяется состоянием нашей души, содержанием сердца, его ценностями и святынями: наполнено ли сердце добром и любовью или своекорыстием и формалистикой, не зря в Священном Писании сказано: «Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни» (Притч. 4: 23).