Литература о духовных семинариях, их учащихся и учащих до сих пор остается мало известной даже в православной читающей аудитории. Между тем художественные произведения, мемуарные записки и публицистически очерки, которые, являясь весьма специфическим историческим свидетельством, посвящены внутреннему и внешнему описанию духовных школ, позволяют узнать много интересного об учебном процессе, досуге, быте, фольклоре семинаристов.
Живые, искренние повествования, авторами которых обычно выступают люди, уже умудренные богатым жизненным опытом – прежде всего религиозным (архиереи, священники, преподаватели, выпускники семинарий и др.) дают уникальную возможность исподволь проследить этапы духовного роста, глубже понять причины, побуждающие к беззаветному, жертвенному служению Христу.
Именно поэтому вниманию читателей нашего сайта впервые предлагается «Антология семинарской жизни», в которой будет представлена – в намерено мозаичном порядке – широкая панорама семинаристского житья-бытья XVIII – начала XXI вв.
 |
| Святитель Феофан Затворник |
Способный, хорошо подготовленный мальчик в 1823 году был помещен в Ливенское духовное училище, курс которого он прошел очень легко, живя среди самых благоприятных нравственных условий, в семье одного из наставников заведения. В 1829 г. Говоров, в числе лучших учеников, перешел в Орловскую семинарию. Теперь мальчик стал юношей, и тут началась первая работа его сознательной мысли. Тогда же впервые сказались и ясно обнаружились некоторые основные нравственные склонности его души, которым он остался верен до конца жизни. Старая духовная школа несомненно имела много недостатков. Но ей нельзя было отказать в одном важном преимуществе: в единстве и цельности направления, в серьезном закале мысли и характера, которые давались лучшим ее питомцам. Учебное дело в духовных училищах того времени было поставлено на твердых началах классического образования и значительного развития дела письменных упражнений. Так называемым сочинениям придавалось важное, развивающее значение; успехи в них особенно поощрялись и считались мерилом умственной зрелости. В воспитательном отношении школа носила строго церковный характер. В частности, одним из самых дорогих педагогических качеств являлось отсутствие в ее программе многопредметности, столь вредной в современной школьной жизни. В каждом классе внимание учащихся было сосредоточено на одном главном предмете, а другие считались второстепенными, причем главными признавались науки, важнейшие для умственного развития юноши — в низшем классе — словесность (риторика), в среднем — философия и в высшем — богословие. Не обширен был круг знаний старого семинариста, но, как добытый самостоятельным усидчивым трудом, — он носил характер серьезности и прочности. Non muito, sed multum — вот основное начало и вместе плод учебного строя старой школы. Сосредоточиваясь на изучении немногих предметов, лучшие воспитанники достигали замечательных успехов…
И на юношу Говорова школа оказала самое доброе влияние, как по своему направлению, так и со стороны деятелей ее. Во главе Орловской семинарии стоял тогда архимандрит Исидор, впоследствии известный, замечательный иерарх — митрополит Петроградский; словесность преподавал иеромонах Платон, будущий Киевский митрополит. Но красу заведения составлял учитель философии Остромысленский, увлекавший юных семинаристов своими замечательными лекциями и имевший большое развивающее влияние на них. С первых же дней вступления в семинарию Говоров показал отличные успехи и примерное поведение. Он был очень любознателен, учился с большою охотою и интересом. Преимущественною любовью его пользовались философские науки и между ними особенно важная наука о человеческом духе — психология. Ярким доказательством этого интереса служит то обстоятельство, что будучи всегда в числе самых лучших учеников, юноша по собственному желанию оставался на повторительный курс в философском классе, дабы лишнее время заняться любимым предметом и из-за него намеренно увеличил на целых два года и без того некраткий курс духовной школы, проведя в семинарии вместо шести восемь лет…
Читая сочинения преосвященного Феофана, мы удивляемся глубине психологического анализа духовных явлений и с несомненностью можем сказать, что основы тому были положены еще на семинарской скамье. Не менее замечательны в творениях святителя обширные знания в области Священного Писания, и в этом отношении семинарское образование послужило фундаментом. В старшем, так называемом богословском классе, познания Говорова в Слове Божием были настолько значительны и основательны, что на экзамене обратили внимание тогдашнего Орловского преосвященного Никодима, замечательного знатока библейского текста. Последнее, по-видимому, чисто случайное обстоятельство, однако, имело очень важное, даже решающее значение в судьбе молодого семинариста. Очень скромный юноша, уже занятый при окончании курса (1837 г.) мыслью о подыскании подходящего сельского прихода, и хотя в глубине сердца мечтавший о высшей школе, но не надеявшийся на подобное счастье, неожиданно, по личному распоряжению епархиального архиерея, получает назначение в Киевскую академию, хотя тогдашний ректор семинарии, архимандрит Софония, ценивший в своих учениках больше всего твердое заучивание учебника, чем не отличался Говоров, не имел его в виду и даже был против.
В поведении Говорова резкою, характерною чертою уже тогда сказалась любовь к уединению, это истинное семя будущей жизни отшельника. Так уже на первом году семинарского обучения он отмечен в ведомости о поведении, как «отличающийся склонностью к уединению и трудолюбию», как «назидательный в обращении с товарищами и подающий собою пример трудолюбия и благонравия». В следующем году имеет аттестацию: «склонен к уединению, кроток и молчалив». И это стремление к внутреннему сосредоточению замечалось в юноше не только в стенах школы, но и на полной свободе, во время каникулярного отдыха в доме родителя, причем с самых ранних лет носило религиозный характер. Он бегал от общества людей, чтобы беспрепятственно предаваться молитвенной беседе с Богом. Отличаясь от природы большою общительностью и веселым нравом, юный семинарист, по отзыву родственников, во время каникул нередко «любил уединяться, видели его погруженным в какие-то думы, видели его в полночь усердно молящимся и долго простаивающим на молитве». В семинарии же у Говорова впервые обнаружилась необыкновенная любовь и благоговение к памяти святого Тихона Задонского, неизменно сохранившиеся до конца жизни…
В академии завершилось умственное образование и ясно определилось общее направление нравственной жизни Говорова. Высшая школа оказала еще большее влияние, чем средняя. Во время студенчества Говорова Киевская академия переживала самую блестящую эпоху своей истории, так называемый иннокентьевский период, когда во главе ее стоял знаменитый Иннокентий, впоследствии архиепископ Херсонский. Это было поистине цветущее время как по доброму нравственному направлению школьной жизни, так и по обилию талантов в профессорской корпорации. Кроме ректора в академии в то время состояли на службе: инспектор и преподаватель богословия архимандрит Дмитрий (Муретов), впоследствии известный святитель Херсонский, профессор гомилетики — Амфитеатров, философии — Скворцов и др. Это были замечательные деятели и каждый из них оставил глубокий след в области своей науки. Сам ректор обладал необычайной способностью неотразимо влиять и воздействовать на всех окружающих его и высоко поднимал дух своих воспитанников. Как образцовый профессор и церковный вития, своими вдохновенными импровизациями он увлекал и восторгал слушателей. Каждая его лекция, каждая проповедь в студенческой семье были целым событием, вызывавшим немало толков и наводившим на многие думы. От природы живой и энергичный, он внимательно следил за занятиями студентов и постоянно возбуждал их. Заботясь прежде всего о возможно более основательном, философско-богословском образовании студентов, ректор затем обращал особенное внимание на развитие среди них любви к проповедничеству и искусству в нем, сам перечитывал студенческие проповеди, призывал к себе авторов лучших из них и по целым часам беседовал о том, как нужно писать и произносить поучения, и этой наглядной, живой гомилетикой достигал прекрасных результатов. Замечательна для того времени та особенность в воззрениях Иннокентия на образование, что он, сам человек всесторонне образованный, желал, чтобы и студенты духовной академии не замыкались в узкий круг своего специального знания, неизбежно отчуждающий от живой действительности. Он настойчиво советовал им, не ограничиваясь курсом наук, преподаваемых в академии, расширять свое образование чрез знакомство с лучшими сочинениями по другим отраслям человеческого знания, например, астрономии, естественной истории и др... Трудолюбие своих питомцев ректор больше всего возбуждал примером собственной чрезвычайной деятельности. «Я удивляюсь, — сказал он однажды студентам при обычном посещении их комнат, — как вы не дорожите временем и мало делаете! В прошедшую сырную и первую недели Великого поста я написал около 80 листов». Пример ректора, особенно в соединении со всею его обаятельною личностью, неотразимо глубоко влиял на юношей. Студенты работали без устали и ропота, хорошо зная, что сам требовательный начальник трудится гораздо больше их. Инспектор архимандрит Димитрий также принадлежал к выдающимся деятелям. Его лекции по догматическому богословию, глубоко содержательные и проникнутые христианской любовью, производили сильное впечатление на слушателей. Последние были самого высокого мнения о своем профессоре. На этой почве сложилась известная, продолжительное время существовавшая в академической среде, легенда о том, что догматическое богословие митрополита Макария представляет собою не что иное, как воспроизведение лекций его учителя Димитрия. Архимандрит Димитрий был замечателен и как человек. К нему особенно располагала и невольно влекла юношей голубиная чистота и безконечная доброта его сердца, полная и совершенная христианская нестяжательность. Это был поистине человек не от мира сего…
Кроме академического начальства и тогдашние профессора оказывали большое влияние на студентов. Некоторые из них стояли в самых близких отношениях и принимали живое участие в жизни юношей, руководя и развивая их не только в аудитории, но и путем частных бесед. На Говорова имел особенно сильное воздействие профессор церковного красноречия Я. К. Амфитеатров, автор первой знаменитой православной русской гомилетики. Последний был земляком Говорова, нередко приглашал его к себе в дом и подолгу гулял с ним. Ученик дорожил близостью любимого наставника и широко пользовался ею для своего умственного и нравственного обогащения, не пропуская случая черпать из богатой духовной сокровищницы. Очень характерно для тогдашней академической среды, что внимание светского профессора и студента было занято религиозными вопросами даже в минуты отдыха, во время прогулок. Вот как впоследствии преосвященный Феофан вспоминал об этих прогулках. «Случилось мне ходить с ним (Амфитеатровым) по роще. Я будто мимоходом спросил: зачем это есть такие неровности между предметами природы и воздушными явлениями и неровности неприятные. Вот приятный цвет, а сбоку крапива или дурман... и на небе то светло, то пасмурно? — Экой ты чудак! — отвечал он. — Эти неровности — великое дело в экономии промышления Божия о нашем спасении. Милосердый Бог говорит тебе Сам: следовало бы, чтобы пот никогда не стирался с лица твоего, изможденного и утомленного, но Я даю тебе иногда вкусить радость жизни, позволяю просветиться очам твоим, открыту быть челу твоему и являться улыбке на устах твоих, чтоб не потерял ты надежды и не пал в отчаяние; следовало бы, чтобы земля только терния и волчцы произращала тебе, но вот, Я повелеваю иногда земле давать тебе все обильно в наслаждение, чтобы ты не потерял уверенности, что есть еще возможность возвратить потерянное блаженство». Амфитеатров отличался необыкновенной добротой и всегда сочувственно относился к нуждам учащейся молодежи, иногда простирая свои заботы в этом отношении до полного устройства судьбы нуждающихся. В воспоминаниях преосвященного Феофана сохранился следующий факт. Однажды, гуляя по городским улицам, профессор встретил группу слепых нищих. Среди последней ему бросился в глаза своею бойкостью и умною физиономией мальчик-поводырь. Из расспросов выяснилось, что последний — сын бедного дьячка Черниговской губернии. Амфитеатров взял его к себе в дом и поместил для обучения в духовное училище. Мальчик оказался очень способным, с успехом прошел низшую и среднюю школу, закончив образование в академии, где и принял монашество. Это был впоследствии Ставропольский святитель — преосвященный Евгений.
Под влиянием столь замечательных наставников умственные способности молодого Говорова сильно развились, у него образовался значительный интерес к богословским наукам и особенно любовь к писательству. В последнем отношении он достиг блестящих результатов. Об этом ясно свидетельствуют его магистерское сочинение и студенческие проповеди, особенно проповедь на Вознесение Господне. «Никто лучше его не писал, — говорил впоследствии о преосвященном Феофане его товарищ по академии Макарий, митрополит Московский, — только по скромности своей он не мог читать громко своего сочинения».
Параллельно с умственным шло и нравственное преуспеяние студента. В особенности нашла себе благоприятную почву и развилась в академии его природная склонность к уединению. Тогдашняя академическая жизнь, при строго церковном направлении, отличалась какою-то особенною любовью, можно сказать, увлечением иночеством, как идеальным общественным служением. Ученое монашество поистине процветало. Его носили лучшие профессора и начальники — как Иннокентий и Димитрий. Его охотно принимали первые, даровитейшие студенты. К тому же располагали самые святыни Киева с таинственным мраком их пещер, этих безмолвных, но красноречивых свидетелей великих подвигов православного иночества. Несомненно, что юный студент нередко посещал Киевскую Лавру, в глубине пещер которой и переживал возвышенные религиозные настроения. Впечатления от подобных посещений были настолько глубоки и сильны, что святитель до конца своей жизни с восторгом вспоминал о них. «Киевская Лавра — неземная обитель. Как пройдешь брешь, бывало, так и чуешь, что зашел в другой мир. А там-то внутри — чего, чего нет, Господь мой, батюшка! Я почасту переношусь (писано в 1890 г.) туда мыслью... так и полетел бы телом». Все это вместе взятое незаметно и постепенно подогревало природную склонность, неотразимо влекло и, наконец, привело впечатлительного юношу к принятию монашества. Впрочем, столь серьезный шаг к жизни сделать было нелегко. Молодой студент смотрел на иночество, как на трудный подвиг служения Церкви и окончательно решился на него только после долговременного глубокого размышления, пережив тяжелую душевную борьбу. По свидетельству родственников Говоров, во время каникул, по переходе на старший курс, казался замкнутым, сосредоточенным, по-видимому решающимся на какой-то важный шаг в жизни, хотя никому этого и не высказывал. Прежде очень общительный, веселый, он теперь удалялся в поле, гулял в уединении и казался серьезным и мрачным. Наконец, эта душевная борьба закончилась победой идеальных стремлений.
По возвращении с каникул в академию, Говоров подал прошение о разрешении ему принять монашество, в котором, между прочим, писал: «Имея постоянное усердие к занятию богословскими предметами и к уединенной жизни, я, чтобы соединить и то и другое на предлежащем мне служении Церкви, положил обет посвятить жизнь свою монашескому званию». 15 февраля 1841 г. студент был пострижен в монашество с именем Феофана. Обряд совершил тогдашний ректор академии — архимандрит Иеремия, сам истинный аскет и подвижник, любивший юношу и оказавший сильное влияние на него в последнее время академической жизни. Около того же времени приняли монашество три товарища Говорова и между ними впоследствии знаменитый Макарий Московский. Юные иноки отправились в Лавру к славившемуся своими подвигами иеросхимонаху Парфению, чтобы испросить благословения и совета на новую жизнь. «Вот вы ученые монахи, — сказал им старец, — набравши себе правил, помните, что одно нужнее всего — молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу — вот чего добивайтесь». Глубоко запали в душу Феофана слова подвижника. Они явились для него истинным завещанием, которое он так дивно исполнил в своей жизни. По окончании академического курса одним из первых магистров иеромонах Феофан в августе того же года (1841 г.) был назначен на должность смотрителя Киево-Софийского духовного училища.
Из первых восемнадцати лет общественной службы преосвященного Феофана большая часть была посвящена педагогической деятельности, с некоторым перерывом пребывания в наших заграничных миссиях Палестины и Константинополя. Он служил в нескольких местах и во всех типах духовной школы от низшей до высшей, прошел в них административные должности, начиная с начальника духовного училища до ректора Академии. Из смотрителей Киево-Софийского училища в декабре 1842 г. он был назначен инспектором и преподавателем логики и психологии в Новгородскую семинарию, через два года переведен в С.-Петербургскую Академию на должность бакалавра нравственного богословия. В 1855 г. был назначен ректором Олонецкой семинарии и, наконец, 13 июня 1857 г. занял высший учебный пост — ректора С.-Петербургской Академии. Немного имеется сведений об учебно-воспитательной службе преосвященного Феофана, но, судя по этим сведениям, а главное, по его педагогическим взглядам и сочинениям, ясно видно, насколько она была высока и плодотворна. В своей воспитательной деятельности святитель является истинным христианским педагогом-идеалистом, с самыми возвышенными взглядами на дело, с самыми широкими требованиями к своему долгу. Христианскую любовь он считал основным началом воспитательных мер, а храм Божий и богослужение — лучшею средою и средством доброго воспитания. Инок-педагог не был сторонником формальных, механических мероприятий, верил только в силу любви, придавал значение только нравственным воздействиям воспитателя на питомца…
«Самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть содержимы воспитываемые дети. Сочувствие ко всему священному, сладость пребывания среди его, ради тишины и теплоты не могут лучше напечатлеться в сердце. Церковь, духовное пение, иконы — первые, изящнейшие предметы по содержанию и по силе». Подобными возвышенными взглядами преосвященный Феофан руководился в своей педагогической практике. По воспоминаниям лиц, знавших его инспекторскую службу в Новгородской семинарии, последняя представляется в следующем виде. Молодой инок, убежденный, что православная Церковь со своими возвышенными и умилительными священнодействиями есть лучшая воспитательница, старался держать духовное юношество вблизи Церкви и под ее благодатным влиянием. Он неопустительно присутствовал на домашних молитвах учеников, в праздничные дни совершал богослужение, причем своей горячей молитвой и проповедью слова Божия располагал их к храму и воспитывал любовь к богослужению... Для духовного развития настоятельно рекомендовал чтение нравственно-религиозных книг, особенно слова Божия и творений святых отцов с назидательными жизнеописаниями их. Из светской литературы указывал только на книги с добрым нравственным направлением, не противные христианству. Чтобы разумно наполнить досуг воспитанников и предохранить от праздности, инспектор располагал их к физическим трудам — к столярному и переплетному ремеслу, а также к занятиям живописью. Последнюю он сам особенно любил и был довольно искусным художником…
Как преподаватель нравственного богословия в столичной Академии преосвященный был выдающимся профессором своего времени. Освободив эту науку от старого схоластического метода и дав новое жизненное направление, он тем самым поставил ее из тогдашних второстепенных предметов в кругу богословских знаний на видное, соответствующее ее важному значению место…
Святитель-педагог высоко ставит великое дело христианского воспитания детей и в этом важном предмете первостепенное значение придает выяснению вопроса о задачах и целях его… Наряду с учением о домашнем и семейном воспитании мы находим в сочинениях преосвященного Феофана немало указаний по постановке нашего школьного образования и в этом отношении он является педагогом-новатором, далеко опередившим свое время…
Обильны и неоцененны плоды истинного христианского воспитания. Наблюдения показывают, что какая-то особенная, неземная нравственная чистота и невинность, как бы совсем не ведающая зла, в соединении с крепкою устойчивостью в добродетели характеризуют всю жизнь людей, получивших во дни юности доброе, религиозное воспитание…
«…Нельзя достигнуть совершенства в познаниях, не содержа святого исповедания; нельзя достигнуть совершенства жизни без исполнения заповедей, нельзя уврачевать немощи свои без содействия святых Таинств и подчинения всему чину освятительных молитвований Церкви. — Не то мы хочем сказать, чтобы только это и больше ничего, но то, что оно есть главное, неточное, руководительное, так что коль скоро сего нет, — все прочее ни во что. Трудись в расширении круга познаний; но не иначе, как под руководством исповедания и по его указанию, а не в противность ему; иначе все твое мудрование будет не более, как мечта сновидения. Облагораживай порядок взаимных отношений, но без нарушения евангельских предписаний: иначе вся твоя цивилизованность и гуманность будет не более, как красота гроба повапленного. Улучшай внешние условия быта и благосостояния, но без забвения вечного порядка Божия; иначе весь твой блеск и вся пышность будет не более, как призрак обманчивый».
Материал подготовил Андрей Гринев
студент 2-го курса
