К 10-летию Сретенской духовной школы.
«Знание вероучительных истин должно быть не только прочным, но и активным»

В 1999 году в московском Сретенском монастыре была открыта духовная школа – Сретенское высшее православное училище, преобразованное затем в духовную семинарию. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

Протоиерей Николай Скурат

– Никаких исканий вне Православия у меня не было. Наверное, потому, что я видел: люди, которые меня окружали, были людьми хорошими. И в то же время я видел ложь общества, которое исповедовало другую систему убеждений и ценностей. Нам, верующим мирянам, приходилось свои убеждения являть делами и поступками, но не афишировать, тем более что публичные выступления допускались только с церковного амвона (и то не всегда и не везде, часто угрозами закрытия храма или лишения священника регистрации власти пытались запретить и церковную проповедь). Но, с другой стороны, дела и поступки человека о его вере часто свидетельствуют гораздо убедительнее самых красноречивых слов, и я благодарю Господа за дарование мне в окружавших людях многих примеров христианской жизни.

– Батюшка, расскажите, пожалуйста, о ваших детских годах. Всем известно, что ваш отец Константин Ефимович Скурат – известный церковный ученый, заслуженный профессор Московской духовной академии.

– Знаете, в годы моего детства во внутрицерковной среде, которая тогда была относительно небольшой, почти все друг друга знали, тем более что папа был преподавателем Московских духовных академии и семинарии и многолетним иподиаконом у Святейшего Патриарха Алексия I, а его студенты, часто те, с кем он вместе на службах пел, читал, иподиаконствовал, пополняли столичный клир. В окружающем же мире Церковь представлялась светским людям чем-то неизвестным, редко кто из них правильно мог назвать даже имя предстоятеля нашей Церкви. А при культивируемом в советском обществе враждебном или пренебрежительном отношении к Церкви и вере мало кто из обычных верующих (не диссидентского направления) желал известности.

Папа всегда очень много работал. И несмотря на то, что жилой площади нам никогда не хватало по существовавшим нормам, папе неизменно выделялась небольшая комната или ее часть, где он трудился с утра до вечера, когда был дома. В моем раннем детстве мы некоторое время снимали комнаты в Москве и в Подмосковье, так как прописаны были в густонаселенной коммуналке на Большой Спасской и отдельную комнату (тоже в коммуналке) получили не сразу. Папа любил книги, собрал свою хорошую библиотеку, благодаря которой и мы спаслись от «улицы», проводя свободное от учебы время в чтении порознь и всей семьей, – читали вслух христианскую по содержанию классику. Это был дополнительный метод воспитания и образования; исподволь нам привили навыки грамотной речи. Любовь к книгам унаследовали и мы.

Из написанного им, что можно было, папа публиковал. Но многое, по понятным причинам, в советское время не увидело свет – стояло на полках в машинописном или даже в рукописном виде. Сейчас эти труды публикуются. В настоящее время папа – достаточно пожилой человек, но не оставляет своей педагогической работы: преподает уже 54 года, работает с полной отдачей, пишет и публикует новые книги и статьи. Для меня это пример отношения к жизни, к работе. Данное качество у отца семейное. Все родственники по папиной линии (родом он из Белоруссии) – трудолюбивые верующие люди.

Мама моя тоже много трудилась. Она была художником-графиком светского издательства, выполняла свою работу на дому. Одновременно она следила за всеми нами: мною, братом и сестрой – и ни в какие детские советские учреждения нас не отдавала, сама воспитывала по-христиански. Работая в государственном учреждении, мама была и официальным представителем нашей семьи во всех светских инстанциях: папа, как церковный работник, не вызывал симпатии у советских чиновников: они, как люди «передовые», борющиеся с религией как «пережитком прошлого», да и своего партийного начальства боящиеся, «попам» старались «дать отпор». Так что примеров «социалистической законности» и «прав человека» я с детства имел предостаточно.

Уважительное отношение к труду в значительной степени воспитано примером родителей, бабушек, дедушек. Моя бабушка по материнской линии, Елена Владимировна Апушкина, была хорошим, добрым человеком, ее все любили, она прожила почти весь трагический и величественный подвигами людей ХХ век: родилась в 1901 году, а скончалась в 1999-м. Она была духовной дочерью святого праведного Алексия Мечёва, потом – священномученика Сергия Мечёва, была репрессирована как активный член общины, а потом «со статьей» могла работать лишь вне штата. В церковном самиздате ходило несколько составленных и написанных ею книг – многие сейчас опубликованы. Она составила в советское время и сама распространяла, перепечатывая на машинке, объемную книгу «Пастырь добрый» – об отце Алексии Мечёве, выдержавшую в последнее десятилетие несколько изданий. Впервые издана она была, когда бабушка была уже совсем слепая, но благодаря замечательной памяти она помогла комментировать издание. Она прекрасно знала церковный устав, общалась со священноисповедником Афанасием (Сахаровым), епископом Ковровским, научила множество людей православному богослужению и хорошему чтению на церковнославянском языке – ее уроки я использую на занятиях со взрослыми в нашей воскресной церковноприходской школе для взрослых.

Папа в период своего иподиаконства – до кончины Святейшего Патриарха Алексия I – часто брал меня с собой на службу в Богоявленский Елоховский собор, где совершались молитвенные и торжественные богослужения, воспоминания о которых у меня живы и по прошествии многих десятилетий. Там же была совершена моя диаконская и священническая хиротония.

Но чаще всего мы ходили в храм пророка Божия Илии, что в Обыденском переулке. Сюда ходили моя прабабушка, бабушка, мама. Сюда с детства ходили и мы. Здесь на протяжении всего периода гонений всегда были опытнейшие пастыри-духовники: протоиерей Виталий Лукашевич, протоиерей Александр Толгский, протоиерей Николай Тихомиров, протоиерей Владимир Смирнов, протоиерей Александр Егоров и другие.

Когда мама была еще юной девушкой, моя бабушка привела ее к тогда начавшему служить у нас в храме отцу Александру Егорову, еще очень молодому, но уже много пережившему и происходившему из семьи, пострадавшей в годы репрессий за свою преданность вере и Церкви. А когда в 1966 году мне исполнилось 7 лет и мне надо было уже исповедоваться, родители подвели меня к отцу Александру Егорову, тогда уже опытному священнику, прослужившему в нашем храме полтора десятка очень нелегких лет. Так я и остался у отца Александра до его кончины (5 марта 2000 года), а сейчас поминаю его в нашем Обыденском храме, где он меня крестил, окормлял, венчал, рекомендовал к посвящению в священный сан и где несколько последних лет его жизни я имел возможность служить и трудиться вместе с ним на Ниве Христовой. Также отец Александр Егоров благословлял меня учиться в светском вузе и духовных школах. Он же поддерживал меня в избегании комсомола.

– А как сложился ваш жизненный путь? Что было, когда вы окончили среднюю школу?

– В то время, когда я учился в школе, а это были 1960–1970-е годы, верующему человеку, не комсомольцу, сыну работника церковных структур, поступить в высшую школу на гуманитарную специальность реально было невозможно. Эти области были исключительно политизированы. Из вузовского образования я мог надеяться на получение только естественно-научного или технического. Поэтому в школе я хорошо учился по физико-математическим предметам, занимался на разных курсах, успешно участвовал в олимпиадах разного уровня. Но на физфак МГУ меня не приняли: у работников приемной комиссии менялось выражение лица, когда они знакомились с моими анкетными данными. Дополнительные трудности неожиданно появились перед самыми экзаменами: перед письменным экзаменом меня с утра до вечера заставили ждать у кабинета секретаря приемной комиссии, сказав, что экзаменационный лист я получу лишь после этого. Сподобившись наконец вечерней беседы с плечистыми парнями в серых пиджаках, я еще раз узнал о «великом значении» комсомола в изучении всех наук, но долгожданный пропуск на экзамен получил. Письменный экзамен я успешно преодолел, но на устном меня отсеяли. К этому времени закончился прием документов и в МИФИ, куда я ходил на подготовительные курсы, и мне осталась последняя возможность поступать в другие вузы в августе. Так получилось, что пока я решал, куда пытаться поступать, июль уже подошел к концу, и я подал заявление в Московский институт электронного машиностроения (ныне – электроники и математики), на факультет прикладной математики. Это был предпоследний день приема документов, и приемной комиссии некогда было заниматься исследованием моих документов, которые я, наученный горьким опытом, написал более лаконично и с использованием церковных аббревиатур, которые тогда мало кто знал. Вузы тогда боролись за повышение конкурса и не спешили делать доэкзаменационный отсев. Вместе с документами сдал я и свою медицинскую справку из районной поликлиники, где особо не разбирались, просто везде писали: «Здоров». А на глазах у меня были очки. И врач, который сидел в комиссии, говорит: «Как же так, у тебя же очки, хотя написано, что стопроцентное зрение». И меня отправили в поликлинику переоформлять справку. Я успел все оформить только в самый последний день, и наконец у меня приняли все документы. И в итоге я вовремя получил экзаменационный лист, успешно сдал экзамены, поступил и стал учиться. Но, конечно, мной постоянно интересовались соответствующие инстанции. На протяжении всего обучения меня пытались принять в комсомол, но, по милости Божией, я этого избежал.

– В то время вы не хотели поступить в семинарию?

– Я знал тогда, что это дело сложное и ответственное. Видел, какому давлению подвергаются священнослужители, поскольку я вырос в церковной среде. Я понимал, насколько нужно быть мудрым и в то же время сильным. Жизненного опыта у меня тогда было мало. Между тем я осознавал: служителям Церкви просто необходимо светское образование, так как они вынуждались своими прихожанами к оценке каких-то злободневных событий, хотя бы в приватных беседах. В пользу получения светского образования говорили советы и примеры конкретных знакомых мне деятельных священников, а также каноны Церкви, которые, допуская исключительные случаи, настаивают на посвящении в сан диакона не ранее 25 лет, а во иерея – не ранее 30 лет, а до этого времени человек должен приобретать жизненный опыт и утверждаться в избранном пути. Кроме того, социальная ситуация тогда была принципиально иной: это сейчас человек, окончивший семинарию, академию, может учиться в светских вузах. Раньше это было невозможно, и если ты еще не женат и не готов потому к посвящению, то на светскую работу не возьмут, как религиозного пропагандиста, а свободных «штатных» мест для трудов в Церкви было мало. А не работать тоже было нельзя: действовал закон о тунеядстве, грозивший высылкой.

– А что вы делали после окончания вуза?

– После окончания института меня по распределению направили на работу в Институт точной механики и вычислительной техники им. С.А. Лебедева Академии наук СССР. Здесь я должен был по закону отработать в обязательном порядке три года – как компенсация «народному государству» за бесплатное образование. Институт занимался разработкой вычислительной техники для научно-исследовательских, промышленных и оборонных целей. Институт был старый, известный, тогда это было головное учреждение в отрасли. Там было много активно работающих, грамотных людей – в этом отношении мне повезло. Начальник моей лаборатории (впоследствии – отделения) А.А. Соколов был беспартийным, несмотря на то, что был начальником самостоятельного подразделения мощного института, главным конструктором многих выдающихся разработок, дважды лауреатом Государственной премии СССР. Беспартийными были и многие ведущие разработчики, но мало кто из них были людьми религиозными. В коллективе работали несколько верующих людей, но это выяснилось лишь впоследствии. Многие из моих сотрудников со временем стали лучше к Церкви относиться. Еще раз повторю: там много работали, разрабатывали и воплощали в жизнь передовую отечественную вычислительную технику. Например, нами была сделана самая мощная из реально действовавших супер-ЭВМ отечественной (полностью!) разработки и производства – вычислительная система «Эльбрус 3-1» на базе модульных конвейерных процессоров (МКП). К сожалению, в перестройку она была сделана небольшой серией из пяти экземпляров. Мы долго берегли последний, пятый экземпляр, понимая его уникальность, и передали его в Политехнический музей, где он сейчас и находится, оставаясь (увы для России, лишившейся своего былого научно-технического потенциала!) по-прежнему последней действующей супер-ЭВМ отечественной разработки и производства.

В ИТМиВТ я проработал более двадцати лет, начав еще лаборантом в студенческие годы и пройдя всю должностную лестницу до начальника отдела программирования систем параллельной обработки.

– Получается, ваше активное церковное служение началось с момента крушения советской власти?

– Действительно активным церковное служение может быть тогда, когда вся жизнь человека подчинена участию в церковном делании, и фактически это деятельность церковных работников. Ей предшествует деятельность на благо прихода, несение послушаний при храме, которые могут перерасти в активную деятельность. По благословению отца Александра Егорова и настоятеля вместе с группой приходской молодежи летом 1980 года я принимал участие в ремонте нашего храма на общественных началах. Впоследствии у меня, как у сотрудника НИИ, был свободный график, и я мог принимать участие в различных делах прихода и выполнять послушания отца Александра. Это были не только собственно приходские дела. В 1983 году Михаил Иванович Макаров, тогда последний звонарь Данилова монастыря, через наших семейных знакомых пригласил меня туда с друзьями. Там мы трудились по выходным дням, освобождая и вычищая территорию этой древней обители, ставшей колонией для малолетних преступников – помню их бритоголовые отряды, марширующие по монастырю. Трудно поверить, что в Троицком соборе в алтаре были туалеты, а в центральной части – спортзал, что храм был поделен на этажи. В относительно хорошем состоянии была церковь Семи Вселенских Соборов, там трудились реставраторы. Были и другие послушания. И вот наступил 1989 год, когда состоялся Архиерейский Собор, где были приняты определения об интенсификации приходской жизни в связи с изменившимися историческими условиями. В частности, было решено возрождать воскресные школы и библиотеки, и мы на нашем приходе создали такую библиотеку. Нам выделили маленькое помещение, метра три квадратных, – кладовочку. Так началась библиотека, которая сейчас насчитывает около двадцати тысяч единиц хранения, собранных нами за эти годы. Библиотека всегда работала на общественных началах: трудившиеся в ней не получали от храма за свой труд вознаграждения, это был наш вклад и трудом, и собственными книгами в общее дело духовного просвещения, а затем и образования. Библиотека стала своеобразным духовно-просветительным и молодежным центром. Эту нашу комнатку посещал даже Святейший Патриарх Алексий II. В 1994 году библиотеке выделили новое помещение в подвале храма. До лета 2008 года библиотека неопустительно еженедельно обслуживала читателей (которых записалось 1400), а затем, прервав свою деятельность по причине ремонта на два месяца, так и не смогла по сию пору (уже год) возобновить ее по независящим от библиотекарей обстоятельствам. К сожалению, сейчас библиотека складирована в сыром неотапливаемом помещении, не приспособленном для круглогодичного хранения книг, пережив перепады температуры и влажности осени и весны. Боюсь, что собранное нашим трудом и средствами огромное духовное богатство погибнет.

Собственно с библиотеки и началось мое активное церковное служение. Я очень много свободного времени (практически все) посвящал ей, так и не закончив свою диссертацию по разработанным мной подсистемам программного обеспечения МКП.

В 1992 году я женился, и отец Александр стал настойчиво призывать меня к служению в Церкви, привлек меня в храм еще в качестве чтеца. С 1991 года я уже получал духовное образование. Постепенно я завершал свои научные и практические работы в институте, стараясь не брать новых, чтобы никого не подводить, да и времени чтобы на учебу и служение в храме оставалось больше. Так мое церковное служение перешло в активную фазу, которая, надеюсь на милость Божию, еще будет продолжаться.

– Вы с детства являетесь прихожанином храма Илии Обыденного. Там вы сейчас совершаете свое пастырское служение.

– По милости Божией, я был крещен именно в этом храме. О церковноприходской библиотеке я уже говорил. После библиотеки у нас образовалась воскресная школа – одна из первых в Москве. И я начал там преподавать. Сначала учил детей. Затем меня рукоположили во диакона, через два года – во священника. И сейчас уже тринадцать лет я преподаю для взрослых. Занимаюсь социальной деятельностью, стараюсь привлекать к Церкви детей из соседних школ. Свою научную работу я также посвятил истории храма, роюсь в архиве, публикую результаты.

– У вас очень большая семья. Расскажите о ней, пожалуйста.

– Моей женой стала прихожанка нашего храма Ольга Николаевна. Она биолог, была духовной дочерью и моего духовника – отца Александра. Мы жили на одной ветке метро, как-то, возвращаясь домой, разговорились. Потом мы вместе участвовали в организации уже упомянутой воскресной школы, в иных послушаниях. Узнали, что у нас много общих знакомых, поскольку ее тетушка знала многих людей из церковного круга. То, что Господь даровал нам семерых детей, большое счастье. По современным меркам мы действительно многодетные, но в Традиционной гимназии, где учатся наши старшие дети, есть семьи, в которых воспитывается по одиннадцать-двенадцать ребятишек. Многочадие, конечно, радует, особенно когда дети хорошо себя ведут, делают успехи – в меру талантов, которые Господь им даровал. Есть, конечно, и проблемы. Самая главная – жилищная. Перспектив на увеличение площади у нас нет. Еще: основная статья наших семейных расходов сейчас – это учеба детей. Но с голоду, конечно, не умираем – слава Богу! Дети у нас, конечно, ходят регулярно в храм, по праздничным, воскресным дням. И старшие, и младшие. Старшему сыну исполнилось 15 лет – сложный возраст. Но от Церкви он не отходит – слава Богу. Вот это настоящая радость в наше время!

– Какие бы советы вы дали молодым людям, стремящимся создать семью?

– Не надо торопиться: когда очень торопятся, то бывают и проблемы. Должен пройти минимум год. Молодому человеку нужно серьезно ко всему относиться, и если он ухаживает за какой-то девушкой, то только за ней единственной, «запасных вариантов» не должно быть, надо, чтобы все было искренне и честно. Для знакомства нужно личное общение, но в людных местах: паломничества, музеи, приличные театры. В походы в этом случае надо ходить компанией, чтобы не было искушений и кривотолков. Потом происходит представление родителям. И каждая семья при благоприятных обстоятельствах начинает привыкать к своему потенциальному новому члену. Смотрят на все: и на внутреннее, и на внешнее. И это хорошо, так как юноша и девушка влюблены и не допускают критических замечаний. А родственники все оценивают трезво. Еще: жених и невеста должны по-настоящему, без притворства постараться понравиться членам новой семьи, с которой они хотят породниться. Если это происходит, то и родственники становятся своеобразным объединяющим началом, ускорителем брачного процесса и дополнительной скрепой будущего союза. Тогда самое время и жениться. Если все эти этапы успешно пройдены, то в будущей семье не будет серьезных конфликтов, поскольку все друг друга любят и понимают. Все, а не только муж с женой, но и их родственники.

– Какой должна быть жена священника?

– Главное, чтобы семья была крепкой, христианской. Все остальное вторично, потому что способности матушки, ее таланты, образование могут быть и не востребованы в той форме, как ей и ее жениху думалось до свадьбы. И эта способность пожертвовать собой и своей несостоявшейся «самореализацией» в каких-либо эффектных внешних делах для вспомогательного соучастия в деле своего мужа и является верным признаком настоящей матушки, как, впрочем, и любой женщины-христианки, желающей создать семью. Ведь способность к жертве – верный признак любящего и доброго сердца.

– Батюшка, расскажите теперь о своем духовном образовании.

– Работая в библиотеке при храме, я читал много душеполезной литературы, да и дома у нас был собран солидный книжный фонд. Но все это было бессистемно. И я ощутил, что мне нужна система. Мой папа рекомендовал мне поступать в семинарию, а тут как раз открылись богословские курсы, из которых потом вырос Свято-Тихоновский институт. Поскольку шансы поступить в начале 1991 года (это еще был «идеологически полноценный» СССР) сотруднику АН СССР в духовную школу были не очень велики (ситуация во власти была еще неясной), я поступил в оба учебных заведения. ПСТБИ я окончил раньше, а семинарию, экстерном, несколько позже. Потом поступил в МДА. Взял тему, связанную с нашим приходом, и до сих пор продолжаю над ней работать. Но, к сожалению, за недостатком свободного времени мое исследование продвигается не слишком быстро. Хотя ряд статей по истории нашего храма я опубликовал, работал для этого в разных архивах.

– Отец Николай, когда состоялись ваши хиротонии?

– Диаконская хиротония состоялась 10 марта 1996 года. Меня, по благословению Святейшего Патриарха Алексия II, рукоположил высокопреосвященнейший Иов, ныне митрополит Челябинский и Златоустовский. А во священника меня хиротонисал Святейший Патриарх Алексий II, Царствие ему Небесное, 8 марта 1998 года, в неделю Торжества Православия.

– А как вы стали преподавать в Сретенской духовной семинарии?

– По милости Божией. Администрация Сретенского высшего православного училища, как тогда именовалась Сретенская семинария, обратилась к моему отцу с просьбой преподавать катехизис. Он переадресовал их ко мне (я тогда уже окончил ПСТБИ, МДС, учился в МДА). И я, несколько робея, хотя у меня был опыт преподавания и по моей светской специальности, и в воскресной школе, приступил к занятиям. Надеюсь, студенты-сретенцы выходят в жизнь с некоторыми знаниями катехизиса, социального учения нашей Церкви, с навыками научной работы и корректного написания сочинений.

– Вы преподавали в семинарии, когда ее проректором был отец Амвросий – ныне епископ Гатчинский, ректор Санкт-Петербургских духовных школ. Что вы можете рассказать о нем?

– Он был достаточно строгий проректор, но заботящийся об учебном процессе, о дисциплине и быте студентов. И он всегда в конфликтной ситуации выслушивал разные стороны и старался их понять.

– Есть ли у вас, как у преподавателя катехизиса, собственные оригинальные наработки?

– Мои наработки, может, и не очень нравятся студентам, но я стараюсь часто устраивать небольшие десятиминутные письменные опросы, которые не позволяют семинаристам расслаб­ляться и способствуют лучшему усвоению материала, особенно первой части катехизиса, посвященной христианской вере.

– Катехизис – предмет, довольно сложный для усвоения. Как еще вы побуждаете студентов к учебной активности?

Отец Николай на лекции

– Отец Николай, каково, по-вашему, место катехизиса в системе предметов, преподаваемых в семинарии?

– Катехизис играет очень большую роль, роль не столько научную, сколько образовательную. Данная дисциплина позволяет закрепить в сознании студентов, пришедших в семинарию из мира, возможно из абсолютно светских семей, основные богословские понятия. Катехизис – очень важный пропедевтический предмет. Почему? Потому что все темы, которые я рассматриваю в своем курсе, раскрываются с большей полнотой в рамках других предметов: в пастырском, догматическом, нравственном, сравнительном богословии. Но катехизис – начальный курс, базовый, он необходим для каждого студента, поскольку является, выражаясь языком математики, приведением семинаристов к общему знаменателю. Успешно освоив преподаваемую мною дисциплину, учащиеся будут лучше ориентироваться в других предметах, будут лучше их запоминать. Катехизические основы позволяют человеку расширять свои знания постепенно и являются тем незаметным фундаментом и несущими конструкциями, вокруг которых возникают прекрасные чертоги православного богословия.

– Отец Николай, каковы особенности проведения экзамена по катехизису?

– Есть круг основных понятий и положений, определений, некий необходимый минимум – без этого просто нельзя. Повторю еще раз: главное для меня: знание катехизиса должно быть не только прочным, но и активным и не ограничиваться вопросами и ответами, предложенными в книгах. Я считаю, что есть, условно говоря, две системы контроля за знаниями. В первом случае студент учится в течение семестра, а потом зачеты, экзамены идут шквалом, во втором – имеет возможность как следует повторить весь курс по каждому предмету, если между экзаменами несколько дней. Оба варианта имеют свои плюсы и минусы. Думаю, их надо синтезировать. То есть можно устроить шквальную систему зачетов (чтобы студенты лучше работали в течение года), но на экзамены отводить больше времени. Потом дать еще студентам время на подготовку. Что касается шпаргалок, то, когда студент их пишет, это, в общем, неплохо: идет проработка материала, работают другие разделы мозга. Плохо, когда шпаргалками пользуются. Подчеркну еще раз: я стараюсь, чтобы в памяти студентов оставались прочные знания. Я присутствовал на экзаменах у старших курсов: те, кто у меня хорошо учился по катехизису, постоянно его вспоминают, этот базис им зачастую помогает.

– А что вы можете сказать о системе богословских дисциплин в целом? Возможно, она нуждается в какой-то корректировке?

– Знаете, я не сторонник необдуманных нововведений, тем более без длительных всесторонних обсуждений всеми заинтересованными сторонами. Хотя у меня есть небольшой дополнительный курс: «Практические вопросы научно-исследовательской деятельности». В его рамках студенты учатся писать научные работы, оформлять их, готовить к публикации. Думаю, эту дисциплину можно было бы расширить. Наверное, неплохо было бы ввести такую практику: при поступлении семинарист получает сборник всех программ – от первого до пятого курса. Это сразу даст ему необходимые ориентиры. К каждой программе должен прикладываться список рекомендуемой литературы. И воспитанник семинарии может собирать свою собственную библиотеку, которая будет полезна ему в дальнейшем.

– Можете ли вы сравнить воспитанников Сретенской семинарии со студентами других духовных учебных заведений?

– Безусловный плюс сретенцев – это стационарное обучение и проживание. Семинаристы погружены в монастырскую жизнь со всеми ее хлопотами, проблемами. Очень важно, что они постоянно включены в богослужебную жизнь. Еще: семинария маленькая. И это хорошо. Поскольку каждый студент виден всем, все знают друг друга. И конечно, огромную роль играет широкая забота ректора Сретенской семинарии архимандрита Тихона (Шевкунова) и его помощников. Благодаря его стараниям созданы хорошие условия проживания, отдыха студентов. Администрация духовной школы много сил прикладывает для привлечения к сотрудничеству лучших преподавателей светских и духовных учебных заведений Москвы. Не могу не сказать и следующее: я ведь преподаю на первом курсе. И конечно, к пятому курсу семинаристы становятся совершенно другими – серьезными и грамотными ребятами. И эти позитивные изменения очень радуют.

– Батюшка, вы являетесь секретарем Ученого совета Сретенской духовной семинарии. Каков круг ваших обязанностей?

– Это послушание возложил на меня отец ректор в конце 2004 года. Мне бы очень хотелось, чтобы моя работа как можно более результативно повлияла на научную и учебную деятельность нашей семинарии. Основная наша задача сейчас – повысить уровень письменных работ: семестровых сочинений, курсовых и дипломных. И успехи уже есть. Наши студенты пишут неплохие работы и могут их помещать на Интернет-сайте, в печатных изданиях. Такие примеры очень вдохновляют студентов. Выступаем мы и за совершенствование научного аппарата студенческих исследований, используем новейшие ГОСТы. Это не очень простая задача, так как подразумевает большой объем информации, которая черпается из специфических нормативных документов.

– Батюшка, а какие дипломные, курсовые работы вам запомнились более всего?

– Я, конечно, не все работы могу прочитать – объем их слишком велик. Но некоторые работы я читаю. Мне понравилось дипломное сочинение Алексея Жамкова – лучшее из выпуска 2006/2007 года. Оно основано на архивных источниках. Недаром она потом была опубликована в «Вестнике церковной истории», но, к сожалению, без ссылки на СДС (как это требуется), где она была сделана. Важным фактором качества выпускных работ является, на мой взгляд, то, что им руководят известные ученые, которые сами ведут активную научно-исследовательскую деятельность. Естественно, они пробуждают интерес к ней у своих воспитанников, рассказывают о последних достижениях в научно-богословской и церковно-исторической областях. В то же время у нас есть другой контингент преподавателей. Это опытные священнослужители, пастыри, в которых мы и студенты видим примеры христианского пастырского служения. И это чрезвычайно поучительно.

– Что вы скажете о новом учебном плане, по которому увеличивается число письменных работ для учащихся семинарии?

– Проблема написания сочинений – это общая проблема нашего российского среднего образования. В старой школе, где я учился, нас учили писать сочинения и рефераты. Было непросто, потому что нужно было заниматься самостоятельной исследовательской работой. То есть писать какие-то работы, учиться излагать свои мысли – это неплохо. Еще один момент: хотя мы и говорим сейчас о всеобщей компьютерной грамотности, но это скорее идеал, нежели реальность. Следовательно, работая над сочинениями, учащиеся овладевают компьютерными азами. Но ведь бывает и так: студенты, к несчастью, за неимением времени попросту скачивают фрагменты сочинения из Интернета, что затрудняет преподавателю определение авторства работы. Иными словами, оценить увеличение количества письменных работ однозначно я не могу. Думаю, надо просто постепенно решать возникающие вопросы, и когда уже все меры будут исчерпаны и исследованы – принимать коллегиальные решения.

– Как выпускнику семинарии правильно определить свое место после окончания духовной школы? Может он сам понять, есть ли у него призвание к пастырскому служению?

Отец Николай со студентами

– Может ли человек уклоняться от своего пастырского призвания?

– Помните, ведь многие святители не сразу принимали священство. Они, может быть, его и желали, но понимали ответственность и свое недостоинство. Но ответ заложен в вашем вопросе: как можно уклониться от «своего пастырского призвания»?

– Отец Николай, что вы можете пожелать учащимся Сретенской духовной семинарии в связи с ее приближающимся юбилеем?

– Желаю, чтобы наши учащиеся и выпускники снисходительно относились к ошибкам других людей. Очень хочу, чтобы даже по окончании семинарии они не уставали учиться и продолжали церковное служение – на всех его поприщах. Со своей стороны готов принять экзамен у тех, кто захочет повысить оценку по катехизису, – пусть для студента это будет более хороший диплом, а для преподавателя – большая уверенность в итоговой подготовке его студента.

Беседовал Степан Бажков
студент 4-го курса