Новая книга издательства Сретенского монастыря "Схиигумения Мария", написанная митрополитом Гавриилом (Диневым), содержит жизнеописание подвижницы и письма к Левкийскому епископу Парфению. Ниже приводится вступление и отрывок из книги:
ВСТУПЛЕНИЕ
Схиигумения Мария. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2006. – 160 с., переплет - мягкий
В работе над этой книгой я обращался к бесценному опыту общения с матушкой, накопленному в течение шести лет, проведенных под ее духовным руководством. С тех пор и по сей день я непрерывно ощущаю и осознаю ее наставничество. Эти уроки жизни привели меня в Московскую духовную академию. Здесь, когда я находился под научным руководством митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева), они сподвигли меня расширить и углубить ознакомление с опытом русского подвижничества (по рукописным и печатным источникам жизнеописаний подвижников благочестия в России).
***
Но писать о святых не безумие ли? Ибо помыслы наши не помыслы их. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли. Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, и в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим… это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца… Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной (Откр. 14, 3—5; 7, 14—16).
Так сказано в Апокалипсисе о святых Божиих угодниках, и я лишь свидетельствую, что эти слова Ангела в полной мере относятся и к матушке схиигумении Марии.
В этой душеполезной книге я постарался передать благочестивому читателю все, что у меня осталось от рукописи подвижницы (многое было утеряно еще при ее жизни), и лишь только малое и самое необходимое дополнил от себя, дабы своими слабыми словами не умалить величие ее подвига и сияние ее чистейшей души. Очень теперь сожалею, что во время моего послушания у матушки Марии я не вел дневник с записями ее душеспасительных и богомудрых наставлений и поучений.
Выражаю глубокую благодарность издателю, уповая на то, что, выпустив в свет эту книгу, он снискал на всю жизнь горячую молитвенницу пред Престолом Божиим.
И, наконец, скажу: очень многое можно было бы еще написать про подвиги, чистоту души, богодухновенность суждений, жертвеность горячей любви к Богу и людям. Многое можно было бы написать еще о приснопамятной подвижнице благочестия, но… некому. Уже ушли из этого мира те, которые жили под ее духовным руководством, остался я один и, что было по силам моим, написал.
Макариополский епископ Гавриил
2000 г.
CХИИГУМЕНИЯ МАРИЯ
(ДОХТОРОВА)
(1896—1978)
Память 8 мая
Сведения о жизни и подвигах схиигумении Марии почерпнуты, во-первых, из ее рассказов мне для моей духовной пользы, во-вторых, из ее письменных воспоминаний «Годы странничества», в-третьих, из личных наблюдений в течение шести лет жизни под ее старческим руководством (из них пять лет я жил у нее в скиту преподобной Параскевы в Болгарии), в-четвертых, из рассказов монахинь и знавших ее духовных лиц и благочестивых мирян.
Схиигумения Мария (имя в честь святой равноапостольной Марии Магдалины), в миру Лидия Николаевна Дохторова, родилась в 1896 году в Киеве, происходила из интеллигентной семьи среднего достатка. Ее родители воспитывали детей строго, приучая их к послушанию, скромности и трудолюбию. Так, она вспоминала, как однажды ей не позволили два часа слезать с детского стула, пока она не съест яйцо всмятку, которое ей не хотелось есть. Сладкого детям не давали до 4-х часов дня, хотя в доме было изобилие всяких лакомств. Для ее воспитания приглашались и гувернантки. Денег родители в руки не давали, а сами покупали, что нужно, с той целью, чтобы дети не привыкали к деньгам.
Она была очень живая девочка. Все ее любили. С детства начало проявляться ее ревностное отношение к Церкви и вере в Бога. Был такой случай: она уже лежала в кровати, а в соседней комнате родители беседовали с гостями, и кто-то из гостей сказал: «А может быть, Ангелов нет»; другой ответил: «Может быть, и нет». Девочка вышла в ночной сорочке, стала на пороге гостиной и сказала с горячей ревностью: «Я знаю, что есть Ангелы!».
Очень рано она выпросила себе отдельную комнату, перестала пользоваться помощью прислуги при одевании и обслуживала себя сама. Однажды она какой-то песенкой мешала отцу заниматься. Он ее наконец несколько раз шлепнул. Совесть мучила ее, что она рассердила отца и поступила так плохо, и она попросила прощения. Этот случай показывает, что уже в маленькой девочке было самоукорение и начиналась борьба с немощами. Другой раз ее собачка растерзала игрушку — медвежонка, и девочка с досадой бросила собачку на пол. Даже на старости лет она вспоминала этот случай как большой грех.
Очень любила помогать прислуге. Вставала очень рано, когда родители еще спали, и помогала мыть посуду, убирать комнаты и пр. Однажды одна молодая девушка из прислуги упала к барышне на кровать и горько плакала, ища ее утешения. Так относились к юной барышне слуги, чувствуя, что она их любит как родных во Христе, нисколько не гордясь своим положением. Ее любили старые люди, дети и вообще все.
Любила спорт: плавала, каталась верхом на лошади. Много читала, часто до поздней ночи. Училась она дома и в пансионе.
Она была милостива не только к людям, но и к животным, кормила на черном дворе собак, и, когда ходила гулять, ее сопровождало множество собак, своих и чужих. Уже в юности некоторые опытные люди о ней говорили, замечая ее склонность к уединению, что она будет монахиней.
В юношестве она очень серьезно заболела, открылось кровохарканье, и мать повезла ее по совету докторов на курорт в Альпы. Девочка смотрела с балкона на больную старушку в доме напротив и думала: «Неужели и я буду всю жизнь лежать и лечиться?» — и твердо решила: «Сколько проживу, столько и проживу, но плоти служить не буду, а буду служить Богу». Она сочинила песенку:
Сердце мое, сердце мое,
Сердце кровью обливается,
И с жизнью прощается
И над ней насмехается.
Доктора говорили, что ей необходимо постоянно лечиться и жить на курортах, чтобы не вернулась болезнь, но Господь помог, эта болезнь больше не посетила ее.
Когда Лидия училась в пансионе, ее родители заплатили за то, чтобы ей каждый день приносили бутылку сливок, но она всегда отдавала их другим девицам, хотя очень любила сливки. Раз ее встретила директриса пансиона с какой-то важной гостьей и рекомендовала ее как отличницу и очень скромную ученицу. Она чистосердечно поправила: «Простите, у меня есть тройка», хотя она действительно была отличница, а эта тройка была случайностью (исключением). С детства предпочитала правду и прямоту.
Очень любила свой русский народ. Хотя прекрасно говорила по-французски, но возмущалась, что в высшем обществе пренебрегали русским языком, и говорила только по-русски.
Однажды, приехав из пансиона на летние каникулы, она вывихнула ногу и не могла ходить. Знакомые, обычно приглашавшие ее кататься верхом, поплавать или прогуляться, видя ее положение, оставили ее. Около двух месяцев она прожила в уединении. Возвращаясь в пансион, благодарила Бога за болезнь, которая помогла ей углубиться в духовную жизнь.
Она имела большие способности к наукам и искусству, прекрасно играла на рояле. Ей предвещали блестящую будущность. Многим она нравилась. Но она глубоко в себе знала, что никогда не выйдет замуж, а посвятит свою жизнь служению Богу.
Уже в юношестве она начала готовить себя к духовной жизни. Сначала перестала есть мясо, потом сладкое и, наконец, вареную пищу. «Невозможно, — рассказывала она впоследствии, — устоять без благодати Божией, сидеть с родителями за столом с роскошными яствами, а самой есть сырую капусту, морковь и подобное».
Когда пришло время поступать в институт, она поехала в Москву на историко-философский факультет. Здесь она начала вести жизнь вполне подвижническую. Никаких знакомств не заводила. Ела очень мало, и то суровую пищу. Утром шла пять километров в институт пешком. Потом опять пешком шла обедать. Потом пешком в библиотеку и вечером снова пешком домой. Получалось 20 километров в день, с молитвой Иисусовой или размышлением.
«Иногда, — говорила она, — вернусь усталая, сяду заниматься, а предмет серьезный, требует напряжения ума. Хочется спать. Я себе говорю: “А, хочешь плоти служить? Ну-ка, иди туда-то и туда-то!”, и ухожу куда-нибудь на другой конец города, бывало и в мороз. Возвращаясь уже ночью, начинаю заниматься; так я боролась со сном не на жизнь, а на смерть, пока им овладела».
Однажды в институте был открытый семинар по какому-то серьезному философскому вопросу. Один студент прочитал доклад и предложил желающим высказать свое мнение. Некоторые выступили. Она не была согласна с прочитанным докладом и подняла руку. Она выглядела совсем девочкой и профессор, видя поднятую руку, закусил губу, чтобы не рассмеяться. Но она глубоко разобрала доклад и так блестяще опровергла его, что уже никто и не думал смеяться. Сам студент, автор доклада, сказал, что он отвергает все другие мнения, кроме ее.
Она очень не любила женской суетности. Одевалась очень скромно и нарочно ходила по солнцу, чтобы ее лицо и нос загорали и потеряли свой нежный цвет.
Она вступила в общество защиты животных, чтобы препятствовать людям мучить животных.
Во время Первой мировой войны она закончила медицинские курсы и добровольно ходила в лазарет ухаживать за ранеными.
Пришло время, когда она решила убежать из дому и куда-нибудь пойти, чтобы беспрепятственно служить Богу, так как матушка думала, что еще не готова к подвигу мученичества, который ждал ее в Советском Союзе.
Это время она называла годами странничества.
