Феномен отца Тихона

Писатель Алексей Варламов о том, почему «Несвятых святых» признали миллионы читателей, но игнорировало жюри.

Чудо книжного рынка

Алексей Варламов

— Для меня это тоже была очень большая странность.Честно, я ожидал, что эта книга войдёт в число лауреатов. Здесь могла сработать какая логика у людей, которые голосовали: если у человека есть такой книжный успех, зачем ему премия? У кого-то могло вызвать раздражение, что автор книги — монах, священнослужитель — вдруг оказался в числе претендентов на сугубосветскую литературную премию. Если бы я входил в жюри, то, безусловно, проголосовал бы за эту книгу.

— Успех «Несвятых святых» показывает, что был бы хороший текст, а читатель найдётся.

— Я считаю, что миллионный тираж и неоднократное переиздание этой книги опровергают утверждения о полной гибели хорошей, серьёзной литературы, что рынок всё под себя подмял. Классная, человечная книга побила рекорды тиражей детективов, женских романов... Это какое-то чудо.

— И какое может быть объяснение?

— Видимо, цепная реакция, сарафанное радио. Книга пошла. Думаю, этот успех больше никем не может быть повторён. Разгадка чуда, может быть, в самих героях книги — старцах, подвижниках, святых людях. Может быть, это их воля, их воздействие. Я этого не исключаю. «Несвятые святые» для меня как для историка литературы ценны ещё и тем, что русская литература и XIX, и XX веков недостаточно описывала повседневную церковную жизнь. Мало образов священников, мирян. В этом смысле книга архимандрита Тихона восполняет очень важный пробел. И плюс ещё она обращена и к верующим, и к неверующим.

Писать о духовном стало труднее

— Вы как-то говорили, что советская литература была более христианской, чем нынешняя…

— В советской литературе были писатели, может быть, и не воцерковленные и напрямую о Церкви не пишущие, но сам дух их произведений, их герои, поступки, их повседневная жизнь выражали больше христианского смысла и христианской устремленности, чем многие герои книг нынешних, даже если эти герои формально верующие. Это прежде всего вся деревенская проза — Шукшин, Распутин, Василий Белов, Евгений Носов, Виктор Лихоносов, Борис Екимов, Леонид Бородин. И то, что это именно писатели-деревенщики, «почвенники», тоже понятно, поскольку церковная традиция наиболее отзывчива на эту устойчивую национальную сторону бытия. Военная проза тоже ориентировалась на христианскую традицию. Это Василь Быков, Виктор Астафьев, Константин Воробьёв. Думаю, что-то похожее можно найти и у Бакланова, у Бондарева, и даже у Симонова. Я уж не говорю о таком русском классике, как Андрей Платонов, который, будучи писателем богоборческого склада в начале своего литературного пути, стал в конце жизни человеком абсолютно христианского воцерковленного сознания. И движение его судьбы показательно.

— Сегодня выходят сотни произведений, герои которых — священники, монахи, верующие...

— Да, по теме они принадлежат к церковной территории, но душевно, духовно на неё попадают далеко не всегда. Эта территория стала менее достижима, чем раньше.

Что-то изменилось. Даже книга отца Тихона немного ретроспективна, она не про нашу сегодняшнюю жизнь, а про недавнее прошлое. Тоже самое можно сказать и про книгу Олеси Николаевой «Небесный огонь». Она пишет о 80-х, 90-х, начале «нулевых» годов. Такое ощущение, что тогда тучи на небесах раздвинулись и появилось особое измерение, и оно пролилось на землю. Сегодня небеса опять закрылись. Литература это чувствует и реагирует на это.

Страшной правде нужна «форточка»

— А что должно присутствовать в книге, чтобы она для вас являлась христианской?

— Любовь автора к своим героям, возвышение, а не унижение человеческого достоинства. Преодоление отчаяния. Есть писатель, которого я очень люблю, — Роман Сенчин. Он написал прекрасную книгу «Елтышевы». Это история жизни одной семьи, её глава — бывший милиционер. Потеряв работу, поехал с семьёй жить в родную деревню. И дальше автор показывает, как эта семья вымирает. И как вымирает деревня. Очень честная, замечательная книга. Но не могу назвать её христианской. В ней нет «форточки». Допустим у Достоевского в «Идиоте» тоже страшный финал: мёртвое тело Настасьи Филипповны, сошедший с ума князь Мышкин и убийца Рогожин. Но в этой сцене как будто есть «форточка», высшее измерение, которое не отменяет того, что произошло на земле. А у Сенчина нет «форточки», точнее, он специально её заколотил. Страшные романы писал Достоевский, но они являются примером христианского миросозерцания. На какое бы дно ты ни опускался, ты всегда помнишь о горнем свете.

В конце ноября объявили лауреатов национальной литературной премии «Большая книга» за 2012 год. В списке финалистов было 14 произведений. Среди них книга архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые», переведённая уже на несколько языков, с тиражом более 1 миллиона 200 тысяч экземпляров.

Однако жюри присудилопервую премию роману Даниила Гранина «Мой лейтенант», вторую — воспоминаниям Александра Кабакова и Евгения Попова о Василии Аксёнове, третью — книге Марии Степановой n«Женщины Лазаря». На сайте премии «Большая книга» параллельно шло голосование читателей. Там с огромным отрывом лидером оказалась книга архимандрита Тихона. Она набрала голосов почти в три раза больше, чем все три лауреата вместе взятые. Совокупный тираж трёх книг — победителей «Большой книги» — в 60 раз меньше, чем тираж «Несвятых святых».