«Волною морскою...»

Преподобная Кассия. Роспись Никольского собора Хотькова монастыря Великая Суббота – самый тихий день в году; «да молчит всякая плоть человеча», – призывает в этот день Церковь. Конечно, трудно, особенно нам, живущим в миру, «умолчать» среди вихря предпраздничной суеты и неизбежной (и нужной) подготовки, но все же даже здесь, между уборкой, готовкой, куличами и яйцами, стоит хотя бы на миг остановиться, как если бы сама природа, самый воздух, необычайно прозрачный и весенний в этот день, напомнят – да молчит всякая плоть, Христос во гробе… Придешь освящать снедь – у храма столы, пасхи, крашенки, радостная суматоха; а зайдешь в храм – и остановишься перед Плащаницей Самого Бога нашего. И умолчишь…

И слава Богу, что и в самом уже конце, в последние минуты Страстной седмицы, когда вот-вот начнется ликующая Пасхальная заутреня, еще дается нам частичка этой трепетной, сосредоточенной тишины; когда все уже приготовлено, вынуто, поставлено, надеты праздничные наряды, мы приходим в церковь – и слышим дивные, строгие, проникновенные ирмосы канона Великой Субботы:

«Волною морскою Скрывшаго древле гонителя мучителя, под землею скрыша спасенных отроцы; но мы, яко отроковицы, Господеви поим: славно бо прославися», и проч.

Того, Кто в древности скрыл морской волною гонителя-фараона, теперь скрыли под землею, во гробе, далекие потомки спасенных Им тогда людей. Но мы, как отроковицы, те израильтянки, что славили Спасшего их Бога на том берегу Чермного моря, поем Господу ‟Славно бо прославися!”»

Вот только при внимательном вслушивании что-то кажется не совсем обычным в этих строках. Почему – отроковицы? Ведь славил Бога и пророк Моисей, и прочие израильтяне, составив два хора: юноши с пророком Моисеем во главе и девы во главе с пророчицей Мариам. Почему же автор-гимнограф сопричисляет себя именно к женскому хору?

Ответ мы получим, если внимательно прочитаем в Триоди Постной надписание сего канона:

«И поем канон, ирмос по дважды, а тропари на 12… Есть же канон, от первыя песни до шестыя, творение Марка монаха, епископа Идруитскаго: ирмосы же творение жены некия, Кассии именуемыя»^[1].

Но неудивительно, что нас изумил ирмос: преподобная Кассия, автор этих пяти ирмосов, – единственная в древности женщина-гимнограф, чьими творениями мы и по сей день пользуемся в богослужении. Но зато какие это творения! Не только эти удивительные ирмосы канона Великой Субботы, но и проникновенно-покаянная стихира Великой Среды (на стиховне утрени, на Слава, и ныне, самогласен 8-го гласа) – есть «творение Кассианы инокини»^[2].

«Господи, яже во многия грехи впадшая жена, Твое ощутивши Божество, мироносицы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит, увы мне, глаголюще! Яко ночь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Приими моя источники слез, иже облаками Производяй моря воду. Приклонися к моим воздыханием сердечным, Приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием; да облобыжу пречистеи Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы, ихже в раи Ева, по полудни, шумом уши огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит, Душеспасче Спасе мой. Да мя Твою рабу не презриши, иже безмерную Имеяй милость».

И в другие времена года мы слышим ее песнопения – на Рождество Христово (стихира на Слава, и ныне на «Господи, воззвах» – «Августу единоначальствующу на земли»), стихира на стиховне вечерни 24 июля, Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, две стихиры на хвалитех 13 декабря и, по всей видимости, стихиры 15 ноября – на память мучеников Гурия, Самона и Авива.

Кто же она была, эта инокиня Кассия, и почему именно ее творения остались в богослужебных книгах?

Кто же она была, эта инокиня Кассия, и почему именно ее творения из довольно большого числа произведений благочестивых христианок минувших веков остались в богослужебных книгах? Впрочем, «почему», наверное, понятно становится уже при чтении самих ее текстов: дорогого стоит так трепетно, так благоговейно и лирично передать и скорбную тишину Великой Субботы, и глубину покаянных чувств грешницы, припавшей к ногам Спасителя, все ее сокрушение о своем падении и бессилии перед страстью и упование на Того, Кто может и очистить, и помочь не вернуться вспять – так, что и мы невольно начинаем чувствовать себя сопричастным этим событиям; поистине,

«чтобы так верно выразить чувства возлюбившей много отвергаемого другими Господа, необходимо было Кассии ощущать в душе своей полноту горького сокрушения о растлении души нашей, надобно было самой ей быть полною той уповающей любви к Спасителю грешников… Нельзя не сказать: не многие способны к такому глубокому сокрушению»^[3].

Итак, кто же была сия инокиня Кассия? К сожалению, достоверных сведений о ней имеется немного. Мы знаем несколько писем Феодора Студита, обращенных к юной девушке из знатной семьи по имени Кассия. По всей видимости, это и была будущая церковная поэтесса. Преподобный Феодор хвалит ее за верность почитанию святых икон (ведь это была как раз тяжкая для Православия пора иконоборчества – письма датируются приблизительно 820-и годами), отмечает ее образованность, литературные дарования, по-видимому, и красоту («Речь – твое украшение, прекраснее всякого преходящего благолепия»^[4]), и сердечное желание, владевшее Кассией с самого детства, – стать монахиней.

Кассия, как одна из прекраснейших девушек Византии, была избрана в невесты самому Императору Феофилу

Однако следующий эпизод жизни Кассии, сохраненный нам уже не письмами, но трудами византийских историков, в частности, Симеоном Логофетом, свидетельствует, что жизнь будущей преподобной могла бы сложиться совсем иначе: Кассия, как одна из прекраснейших девушек Византии, была избрана одной из кандидаток в невесты самому Императору Феофилу, сыну Михаила Травла. Некоторые ученые склонны оспаривать историчность этого эпизода жития преподобной по ряду причин, однако весьма убедительные контраргументы других ученых^[5], а также принятие церковным Преданием жития святой с данным эпизодом позволяют и нам видеть в нем действительно происшедшее некогда событие.

Выбор невесты императором Феофилом (литография, 1889 год)

Итак, императорские смотрины, знатнейшие красавицы, и среди них – юная Кассия. Может быть, некоторые из собранных девушек и знали друг друга, по крайней мере о яркой и пламенной в вере Кассии могла слышать скромная Феодора, тоже девушка из именитой и верной иконопочитанию семьи, и сама твердая в Православии, хотя и совсем иная по характеру.

Император вышел с золотым яблоком в руках – это был символ, который он должен был подать той, что ему понравится больше всех. И ему понравилась Кассия…

Иногда, наверное, и по одному взгляду человек, по какому-то наитию, может понять многое; у молодого Императора и красавицы Кассии и впрямь было много общего: и прекрасное образование – оба были и начитанны, и умны, – и музыкальные таланты, и литературное дарование: Император Феофил также был гимнографом – ему принадлежит, например, 3-я стихира на хвалитех в Неделю Ваий («Изыдите языцы, изыдите и людие...»), «занимался церковным композиторством и даже регентством»^[6], а Кассия впоследствии будет писать не только сами песнопения, но и музыку к ним. И вот Император, подойдя к девушке, произнес: «Чрез женщину излилось зло на землю»; довольно странное начало разговора, но в устах образованного ромея это, помимо похвальбы начитанностью (ведь это – цитата из Гомилии на Благовещение святителя Иоанна Златоуста) или желания узнать характер, образованность, находчивость возможной избранницы, могло означать еще и скрытый намек на супружество, которое, в теперешнем своем виде, также стало следствием грехопадения, совершившегося через праматерь Еву. По мысли мон. Кассии (Сениной),

«на выбор невест Кассия, уже решившая к тому времени стать в будущем монахиней, как это видно из двух обращенных к ней писем преподобного Феодора Студита, могла попасть вообще против своей воли»,

и Император, во взгляде или облике понравившейся девушки

«…заметив что-то ‟не то”, решил, быть может, узнать мысли Кассии, причем так, чтобы окружающие не поняли истинных намерений, – и процитировал фразу про зло, происшедшее от женщины, как бы вопрошая: ‟Ты согласна стать моей женой?”»^[7].

И Кассия ответила ему, враз разрешая все вопросы, каковы бы они ни были, с легкостью завершив цитату Златоуста: «Но и чрез женщину бьют источники лучшего». Это раскрыло перед Императором и ум, и твердый характер девушки, но еще и послужило указанием на Богородицу, Пречистую Деву…

Феофил смутился – и отошел от Кассии… Путь в монастырь был открыт для нее

Для нас этот мудреный диалог выглядит запутанным и несколько, может быть, нарочитым, но для любивших символизм византийцев это вполне могло быть логичной формой разговора. Но, как бы то ни было, Феофил смутился – и отошел от Кассии… Путь в монастырь был теперь открыт для нее.

Но, прежде чем уйти из Жемчужного триклина, где выбирает невест Император ромеев, задержимся немного и посмотрим, кому же он отдаст теперь золотое яблоко, которое не захотела взять Кассия. Неподалеку стоит другая, тоже очень красивая, но тихая девушка, Феодора; чуть подумав, Император Феофил протягивает яблоко ей. Выбор сделан. Теперь две юные христианки, оказавшиеся одновременно на судьбоносном жизненном перепутье, обе – верные Православию почитательницы икон, пойдут совершенно разными путями, избранными обеими по влечению сердца; и одна станет монахиней, понесет все тяжести отречения от мира, скорби настоятельства, исповедничества – вплоть до побоев за верность Православию, станет автором прекрасных богослужебных текстов, святой преподобной. А другая будет Императрицей, женой последнего иконоборца на троне Византии, и долгие годы полутайком будет хранить верность Православию, по мере возможности заступаясь за исповедников (и порой успешно), перенесет смерть двоих детей, испытает все тяготы и радости воспитания оставшихся в живых своих чад, а после кончины супруга навсегда прекратит зло иконоборчества, окончательно восстановив почитание икон, что мы ежегодно вспоминаем в Праздник Торжества Православия, и тоже станет святой – благоверной Царицей Феодорой… Два пути, два креста, пронесенных во Имя Христово. Только каждой – свой.

Кассия, будучи богатой и энергичной, основала монастырь в Константинополе, по-видимому, в долине ныне исчезнувшей реки Ликос, вскоре сама приняла постриг и была в том монастыре игуменьей. Никогда не скрывавшая своих убеждений, святая, еще в юности за верность иконопочитанию подвергавшаяся бичеванию, и во всю жизнь оставалась исповедницей и помогала другим страдавшим за чистоту веры:

«...часто посещала заключенных в тюрьмы монахов (монашествующие вообще были в особенности убежденными иконопочитателями, чем и обусловлен особый авторитет иноков и всего иноческого, вплоть до Устава, после победы иконопочитания – Е. Б.), поддерживала их дарами и письмами»^[8].

Много времени посвящала преподобная Кассия написанию богослужебных текстов; то, что мы сейчас имеем, – это лишь малая часть довольно большого корпуса ее сочинений. Интересно, что, будучи прекрасно светски образованной и очень начитанной, преподобная в своих творениях «чуждается классических реминисценций»^[9], стремясь не к одной здешней книжности, а к мудрости, причастной иному миру. Впрочем, это совсем не мешало ей создавать тексты тонкие и красивые даже с внешней точки зрения, – просто этим их красота не ограничивалась. Очень характерны для преподобной Кассии параллели, добавляющие особенную ясность и живой контраст в описываемое. Вспомним, например, ирмос третьей песни канона Великой Субботы:

«Тебе, на водах повесившего всю землю неодержимо, тварь видевши на Лобнем висима, ужасом многим содрогашеся, несть Свят, разве Тебе Господи, взывающе»

– Тебя, Бога, Который некогда утвердил, как бы повесил на водах, всю землю, ныне тварь, видя висящем на Кресте, содрогается ужасом и вопиет: «Никто же есть Свят кроме Тебя, Господи!» Как ярко видно здесь величие Божие и вся полнота Его добровольного уничижения ради нашего спасения!

Скончалась святая, по всей видимости, в третьей четверти IX века, до 867 года.

Жаль, очень жаль, что так мало мы знаем о преподобной Кассии! Но Господу, скрывшему от нас многие подробности ее жизни, было угодно оставить нам ее чудные песнопения. Будем же внимать им, и да поможет святая Кассия и нам хотя немного испытать тот покаянный, сосредоточенный, дерзновенный, благоговейный настрой, в котором некогда она их написала, и радостно встретить Воскресение Того, почитание Чьих образов (и через то – само Воплощение Его) она всей жизнью исповедала.