Распечатать

Даниловский звон. Часть 1

К возвращению колоколов Данилова монастыря из Гарварда в Москву

'); //'" width='+pic_width+' height='+pic_height } }

В прекрасный сентябрьский вечер шел в Данилов монастырь.
Когда подходил, ударил большой колокол. Вот звук!
Золотой, глухой, подземный…

Иван Бунин

Начало Даниловской монастырской звоннице было положено еще при святом князе Данииле Александровиче. Считается, что первая колокольня была деревянной, как и основанная им церковь во имя преподобного Даниила Столпника[1]. Но что она из себя представляла? Была ли это шатровая «брусяная колокольница», возведенная в соответствии с обычаем над западным входом в храм, или «дровяной колокольный столп» высился чуть поодаль? А может быть, подобно первым небольшим наземным звонницам, родоначальница Даниловской колокольни была устроена самым наипростейшим образом – «о двух столбах с перекладиной»? Мы этого, к сожалению, не знаем. Одно несомненно: в первом «на Москве» иноческом братстве колокола имелись, ибо они появились на Руси еще в домонгольский период и к концу XIII века были уже весьма многочисленны[2]; их звон вместе с ударами в била являлся неотъемлемой принадлежностью устава каждой монашеской обители. Забота великого князя Даниила о своем ктиторском монастыре не могла не сопровождаться и заботой о его колоколах и колокольне[3]. Также с большой долей уверенности можно утверждать, что на первой Даниловской звоннице в колокола звонили общепринятым тогда очепным (очеп – шест, которым раскачивали колокол) способом. В дальнейшем с увеличением размера и веса колоколов их стали закреплять неподвижно, а звонить в них — при помощи раскачивания языка.

Князь Даниил устроил обитель достаточно далеко от Кремля, за Москвой-рекой, в стороне, где лежали соседние, в основном недружественные ему уделы. По ярлыку внука хана Батыя Менгу-Тимура, монастыри и монахи Русской Церкви освобождались от уплаты дани Золотой Орде, а значит «легальное» основание монастыря позволяло одновременно создать за его стенами и «внутренний резерв» – фортификационный и сигнальный форпост в случае наступления вражеских войск. Для этого в первом монастыре стольного града, помимо богослужебных колоколов, должен был находиться и набатный колокол, который обычно помещался на высокой колокольне, служившей одновременно и дозорной вышкой. Днем и ночью на ней несли дежурство сторожа-звонари, напряженно всматриваясь в южную линию горизонта: не маячат ли огни, не приближаются ли золотоордынцы или рати мятежных удельных князей – столбы дыма вдоль идущих в этом направлении дорог указывали на появление неприятеля, о чем иноки спешили известить Кремль и посад тревожным набатным звоном.

В XIV веке Москва ширилась и крепла. К югу от Данилова монастыря появляются новые города – Серпухов и Коломна, вошедшие в новый оборонительный пояс Московского княжества. После того как в 1330 году сын князя Даниила Московского Иван Калита перевел в Кремль любезных его сердцу даниловских насельников, в Замоскворечье осталась лишь преобразованная с течением времени в приходской и кладбищенский храм монастырская церковь Даниила Столпника. Можно предположить, что вместе с церковью продолжала существовать и устроенная благоверным князем Даниилом звонница, на которой вполне могли уживаться великокняжеские колокола (скорее всего, уже в перелитом виде) с новыми поминальными и обетными колоколами благочестивых прихожан – жителей Даниловской слободы и окрестностей.

Когда царь Иван Грозный, большой знаток колокольных звонов и сам умелый любитель-звонарь, вскоре после венчания на царство решил возродить основанный его пращуром Даниловский монастырь, он, как гласит предание, повелел вместе с белокаменным храмом во имя святых отцов семи Вселенских Соборов построить звонницу и заказал для нее именной колокол[4].

Колокол Ивана Грозного вряд ли звонил в одиночестве. Для создания благолепного многоголосого ансамбля на новую колокольню, вероятно, тогда же переходит и часть колоколов церкви преподобного Даниила Столпника, ведущих свое начало от вкладных колоколов князя Даниила. Сам же древний храм в результате монастырского строительства оказался вне стен обители, хотя и продолжал числиться за монастырем – в нем белое духовенство имело возможность совершать такие таинства, как венчания и крестины, не полагающиеся священнослужителям-монахам.

Пострадала ли монастырская колокольня во время пожара 1610 года, устроенного «тушинским вором» Лжедмитрием II, мы можем только догадываться. Во всяком случае, известно, что тогда сгорели дотла многие деревянные постройки Данилова.

Когда закончились времена Смуты, жители стольной Москвы первым делом взялись за восстановление порушенных святынь – храмов и монастырей. А они возрождаются и наполняются жизнью под звон своих колоколен. Величественно и торжественно зазвучали колокола и в отстраиваемой Даниловской обители, возвещая начало новых, созидательных времен в истории государства. Вскоре было решено построить для них новую звонницу. Тем более что существуют сведения о вкладе в Данилов монастырь колоколами царя Алексея Михайловича[5]. Современный исследователь, московский краевед Ю.Н. Бураков, в своей книге «Под сенью монастырей московских» пишет, что в 1648 году, за четыре года до обретения мощей князя Даниила Московского и перенесения их в храм святых отцов семи Вселенских Соборов, «над северными воротами монастыря воздвигли колокольню со звонницей в третьем ярусе и главкой в виде царской короны»[6]. Но, к сожалению, утверждение автора не подкреплено ссылкой на источник, и потому приходится принять его лишь в качестве допущения.

В XVII веке отечественные умельцы-колокололитейщики превзошли своих первоначальных заграничных учителей, создав свой, оригинальный, русский тип колокола. Нередко очень крупных размеров, он изготавливался с применением простых и в то же время надежных литейных форм. Его отличали особые компоненты металла, состоящего, как правило, из высококачественной меди и олова (в соотношении 80 к 20), специфическая технология плавки, оригинальное крепление, внешнее оформление и способ извлечения звука. После удара раскачиваемого звонарем кованого железного языка о бронзовые бока колокол долго держал звук – «пел». Получить столь же чистый, благодатный звон не могли, как ни старались, мастера на Западе, хотя давно было выяснено, что уникальные акустические возможности русского колокола достигаются, в том числе, и за счет специфической его конфигурации: массивности стенок и увеличения диаметра к нижнему краю.

Государь Федор Алексеевич хорошо разбирался в колоколах и колокольном звоне, любил его слушать и сам прекрасно звонил. В 1682 году он пожаловал Данилову монастырю два благовестника. Их отливал самый известный колокольный мастер того времени, главный литейщик Пушечного двора в Москве Федор Дмитриевич Моторин, ставший родоначальником знаменитой династии Моториных, зачинателей сверхтяжелого колокольного литья в России.

Красота как звучания, так и формы обоих вкладных колоколов царя Федора Алексеевича подчеркивалась рельефной их проработкой и пышным убранством. Искусный художник-орнаменталист украсил тулова изображениями крылатых херувимов, сложным растительным и плодово-цветочным декором, поясками в виде жемчужных нитей («жемчужником»). На колоколах – один из них весил 65 пудов (1065 кг), другой – 32 пуда (523 кг) – уже после отливки и расчистки были выгравированы церковнославянским полууставом, с вписанием одной буквы в другую, надписи о том, что пожалованы колокола «великим государем царем и великим князем Феодором Алексеевичем, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем… в дом святых отец седьми Соборов и благоверного князя Даниила при игумене Тимофее с братиею».

Примечательно, что эти колокольные вклады были сделаны царем Федором Алексеевичем одновременно с подписанием им Устава («Привилея») Славяно-греко-латинской академии. В Даниловской обители готовились разместить собираемых в Москву из разных краев обширного государства талантливых молодых людей, которым надлежало в скором времени стать гордостью российского образования, науки и культуры. Предполагалось, что звон монастырских колоколов будет регулировать распорядок жизни юношей-студиозов, «от стражи утренния до нощи»: с раннего пробуждения и участия в братских службах, предваряющих начало занятий в аудиториях, до вычитывания вечернего молитвенного правила, завершающего труды уходящего дня.

Два царских колокола требовали достойного помещения. Не оттого ли спустя шесть лет, в 1688 году, уже при младших братьях почившего государя Федора Алексеевича, царях-соправителях Иване V и Петре I Алексеевичах, и при регентстве их сестры царевны Софьи, принимается решение соорудить «каменную колокольницу», стилистически напоминающую святые ворота, построенные чуть ранее, во второй половине 1670-х годов[7]. В Даниловской приходно-расходной книге за 1688–1689 годы сделана запись, уточняющая, на каких условиях была подряжена артель костромских каменщиков: «Построена новая колокольня каменная; дано костромичам, Ипатьевского монастыря каменщикам, Андрюшке Антонову и Ивашке Федорову со товарищи за работы колокольные согласно подписанному 65 рублей»[8].

Данилов монастырь в 1700 году. Фрагмент гравюры П. Пикарта

Как выглядел Даниловский монастырь и его звонница в конце XVII века? До наших дней дошла икона благоверного князя Даниила Московского, которая по стилю письма была создана приблизительно в это время в царских иконописных мастерских Оружейной палаты Московского Кремля[9]. На ней князь в схимнических одеждах предстоит в молении Святой Троице Ветхозаветной на фоне Даниловской обители, обозреваемой с северного фасада. Это самое раннее из известных изображений монастыря. Величавый, белокаменный, возвышается он среди поросших полевыми цветами и травами холмов. За высокой оградой с башнями виден главный храм: двухсветная одноглавая каменная церковь святых отцов семи Вселенских Соборов. Три ряда килевидных кокошников отделены от ее основного объема карнизом и поребриком под ним. С запада к храму пристроена колокольня: на двухъярусный четверик поставлен восьмигранный ярус звона, завершающийся небольшим шатром со «слухами» и золотой маковкой, увенчанной крестом.

Как и весь храм, Даниловская колокольня имеет затейливый декор, выполненный из тесаного кирпича и белого камня. Он был детализирован в ходе проводившихся уже в наше время археологических раскопок: здесь и наличники, и пояски, и ширинки, и «вислые камни» (гирьки); в пролетах арок несущие столбы были украшены кувшинообразными звеньями. (Впоследствии все эти орнаментальные детали были почти полностью утрачены: сбиты, стесаны и заштукатурены.) На заднем плане просматриваются две равновеликие луковичные главки на высоких цилиндрических барабанах. Они принадлежали примыкавшей к храму святых отцов церкви Покрова Пресвятой Богородицы с приделом во имя пророка Даниила. Изображение на иконе перекликается с гравюрой, созданной в 1700 году амстердамским мастером Питером Пикартом, приглашенным в Москву Петром I. Пикарт также запечатлел стены Даниловской обители и ее звонницу, но с юго-востока, со стороны Москвы-реки[10]. В таком виде комплекс монастырских зданий с шатровой колокольней храма святых отцов просуществовал вплоть до 1729 года.

В самом начале XVIII века, после тяжелейшего поражения русской армии под Нарвой, когда наряду с большими людскими потерями был нанесен значительный урон отечественной артиллерии, по указу Петра I со звонниц стали снимать колокола для литья столь необходимых тогда пушек. К этому времени общий вес колоколов Данилова монастыря составлял 292 пуда (или почти 5 тонн). Поначалу, в 1701 году, монастырь был отнесен к числу находящихся в черте Москвы, и потому у него была взята лишь четвертая часть веса всех колоколов – 73 пуда меди[11].

В тот год в столицу было свезено на переплавку более 90 тысяч пудов церковных колоколов. Из них на частном заводе Моториных, который Петр I переориентировал на пушечное литье, было изготовлено 100 больших, шестидюймовых, и 143 малых, трехдюймовых, пушек, 12 мортир и 13 гаубиц[12]. Но колокольная медь оказалась значительно мягче, чем требовалось для изготовления артиллерийских орудий, и потому оставшиеся колокола так и не были использованы. И все же когда в 1710 году выяснилось, что Данилов был ошибочно отнесен к привилегированным московским монастырям, а на самом деле формально числился в Московском уезде, в Ратцевом стане, это послужило основанием для повторного изъятия у него колокольной меди в казну – на этот раз взято было 57 пудов 10 фунтов. Таким образом, Даниловский монастырь при Петре I лишился почти половины всех своих колоколов[13].

Справедливости ради надо признать, что Петр I не занимался исключительно целенаправленным уничтожением колоколов. Известно, что только поначалу он приказал переливать колокола на пушки, а позднее стал закупать их в Голландии[14]. Известно и то, что Петр I любил ознаменовывать памятные события своей жизни торжественными богослужениями с колокольным звоном. Так, чтение известия об одержанной над шведами Полтавской победе, которое он сам направил с поля сражения, сопровождалось по его приказу молебном и пятидневным звоном по всем российским храмам и монастырям.

М. Я. Виллие. Литье колоколов

Не чужда была Петру I и созидательная церковная колокололитейная практика. Один из самых больших колоколов Московского Кремля, «Великопостный» (другие его названия – «Вседневный», «Семисотый», «Семисотенный»), который до сих пор висит на Филаретовской пристройке и весит около 800 пудов, был отлит, как свидетельствует надпись на нем, «повелением благочестивейшего великого государя нашего царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца» мастером Иваном Моториным, сыном Федора Моторина, в 1705 году из казенной меди. За четыре года до этого пострадавший во время пожара в Кремле в 1701 году столетний колокол «Годуновский» (он же «Воскресный», «Большой») работы Андрея Чохова, весом в 2450 пудов, был, по указу Петра, перелит Иваном Моториным с добавлением 3000 пудов меди и в 1704 году поднят на прежнее место – Успенскую звонницу. В 1714 году на Царскую башню, расположенную в северо-западной части кремлевской стены, был водружен 150-пудовый набатный колокол, отлитый все на том же моторинском заводе. Иван Моторин изготовил колокол весом более 4000 пудов для Троице-Сергиева монастыря и перелил для него же колокол «Набатный». В 1717 году Петр I приказал отлить для московского Новоспасского монастыря колокол весом 1100 пудов[15].

Несмотря на секулярные тенденции, первая половина XVIII века стала для Данилова монастыря временем значительного каменного строительства: храмы реконструировались, созидались новые, освящались престолы.

В 1730 году, при игумене Герасиме, руководившим монастырем с 1727 по 1732 год, храм святых отцов семи Вселенских Соборов, возведенный Иваном Грозным, из-за ветхости был разобран до основания, а у примыкавшей к нему Покровской церкви с приделом пророка Даниила, у трапезной и ризничных палат сняты завершения, кровли, своды, уровни второго света. Тем самым был подготовлен цокольный этаж, на котором, как на стилобате, был возведен новый храм во имя святых отцов, окруженный с трех сторон открытой галереей с двумя высокими крыльцами – южным и северным. Шатровой колокольни перестройка не коснулась, и она продолжала использоваться по своему назначению.

Прошло уже более полувека, как Данилов монастырь был обнесен крепостными стенами с зубцами и бойницами, с большими десятигранными и малыми прямоугольными башнями. Посредине северной стены находились святые ворота, декорированные резными карнизами, поясками и изразцовым рельефом[16]. Они имели троечастное деление. Центральный пролет, шире и выше боковых арок, был по преимуществу закрыт и отворялся лишь на большие монастырские праздники и для прохождения крестных ходов[17].

В 1731–1732 годах над святыми воротами, по прошению игумена Герасима и на средства московского купца Михаила Андреевича Косырева, была возведена небольшая, «иже под колоколы», церковь во имя преподобных Даниила и Симеона Столпников. Сложенная из красного кирпича с белокаменным узорочьем и обходной галереей-гульбищем[18], она была намеренно архаизирована и приближена к стилю главного собора и святых ворот.

Надвратная колокольня, чьи пластично переходящие объемы располагались на одной вертикальной оси с церковью («восьмерик на четверике»), была закончена только к 1736 году, при игумене Товии. Ее сооружением, как и, предположительно, постройкой церкви, руководил Иван Федорович Мичурин[19] – один из самых талантливых русских архитекторов XVIII века, о котором следует рассказать особо.

И.Ф. Мичурин (1700–1763) родился в семье мелкопоместных дворян Костромской губернии и по окончании Санкт-Петербургской морской академии был командирован в качестве пенсионера Петра I на шесть лет в Голландию для обучения инженерным наукам и архитектуре. Вернувшись в 1726 году в Россию, он принял участие в строительстве дворцов Петербурга и его окрестностей. В 1731 году Ивана Федоровича переводят в Москву помощником главного архитектора города И.А. Мордвинова, после безвременной кончины которого в 1734 году его самого назначают на эту должность.

Даровитый и энергичный, Мичурин сумел в 1739 году закончить первый геодезически выверенный генеральный план Москвы, начатый его предшественником по указанию императрицы Анны Иоанновны, дабы упорядочить городскую застройку (с тех пор в истории картографии план именуется «мичуринским»). С начала 1730-х годов он руководил работами по реконструкции обрушившегося массивного шатра Воскресенского собора Новоиерусалимского монастыря, ремонтом Сухаревой башни, производил осмотры и делал описи в ряде монастырей. После опустошительного московского пожара 1737 года возобновил Спасскую и Никольскую башни Кремля, участвовал в восстановлении храма Василия Блаженного, занимался внутренним переустройством и реставрацией зданий Кремля.

В 1741 году Мичурин построил церковь Живоначальной Троицы на Арбате, в следующем году, по повелению императрицы Елизаветы Петровны и на выделенные ею денежные средства, возвел надвратную церковь праведных Захарии и Елисаветы в Златоустовском монастыре, а через четыре года здесь же поставил новую колокольню (примечательно, что эти постройки стилистически перекликались с надвратным храмом и колокольней Даниловской обители).

Будучи архитектором Духовного ведомства, Мичурин оставил большое наследие в виде многочисленных проектов церковных зданий для таких городов, как Тверь, Коломна, Нижний Новгород, Брянск. Опыт и мастерство Мичурина высоко ценил Б. Растрелли, доверивший ему в конце 1740-х годов воплощение в жизнь своего замысла: возведение 88-метровой пятиярусной колокольной вертикали для Троице-Сергиевой лавры – самого высокого сооружения России того времени (в работе Ивану Федоровичу помогал его любимый ученик архитектор Д.В. Ухтомский). Также московский зодчий руководил строительством Андреевской церкви в Киеве, заложенной, по преданию, на месте водруженного апостолом Андреем креста, и по ходу работ вносил существенные изменения и дополнения в первоначальный проект итальянского маэстро. Мичурин возглавлял и постройку в Киеве царского дворца для императрицы Елизаветы Петровны.

Сооружение в 1730-х годах в Даниловом монастыре колокольни над кубическим четвериком церкви преподобных Даниила и Симеона, «что на вратах», было одной из первых самостоятельных работ в долгой и успешной карьере плодовитого архитектора. Уже на этом этапе можно проследить то общее, что будет характерно для его творчества: приверженность традициям древнерусского зодчества с его простыми и строгими, плоскостными геометрическими формами в сочетании с обильным декорированием пилястрами. Впоследствии, развившись, эта типичная для Мичурина трактовка несколько запоздалого архитектурного стиля московского, или «нарышкинского», барокко проявится в мощной пластике многоярусных колоколен с колоннами различных классических ордеров – отличительной черты зрелого русского барокко Елизаветинских времен.

Даниловская надвратная колокольня И.Ф. Мичурина состояла из трех убывающих по высоте, как бы вырастающих один из другого ярусов-октагонов (этот архитектурный прием носил название «вознесение звона»), увенчанных на самом верху небольшой, «вызолоченной чрез огонь» главкой грушевидной формы и восьмиконечным крестом. Арки первого, звонильного, яруса – широкие, до 3 аршин (2 метра), и высокие, более 4 сажен (9 метров), – «глядели почти по компасу: на юг, на север, на восток, на запад, на юго-запад, на юго-восток, на северо-восток и на северо-запад»[20]. Высящаяся над главным входом в обитель 45-метровая колокольня гармонично вписывалась в окружающее пространство, централизуя и собирая его вокруг себя, и своей легкостью и одухотворенностью пропорций приближала весь монастырский ансамбль к идее воплощенного первообраза Града Небесного Иерусалима на земле.

До того как начать возведение свода над нижним ярусом надвратной колокольни, на него были подняты колокола, висевшие до этого в шатровой колокольне храма святых отцов семи Вселенских Соборов. В дополнение к ним был отлит новый большой благовестник – молодым мастером Константином Михайловичем Слизовым[21], впоследствии получившим широкую известность в обеих столицах. Его колокола можно было слышать в московской обители Покрова Пресвятой Богородицы, в главных соборах Санкт-Петербурга: Петропавловском, Адмиралтейском, Казанском, Смольном. Самая знаменитая его работа – переливка в 1761 году Большого Успенского колокола для «Ивановского столпа» в Кремле, первого по величине звучащего в те годы московского благовестника весом 3537 пудов (58 тонн).

Данилов монастырь. Фотография 1882 года

В 1774 году Слизов основал собственный завод за Земляным городом, в приходе церкви Преображения Господня, «что в Спасской». Позднее на нем трудился легендарный мастер-литейщик Семен Гаврилович Можжухин, им владели 1-й гильдии купцы: секунд-майор Ассон Струговщиков, Николай Дмитриевич и Павел Николаевич Финляндские. Примечательно, что слитые ими на бывшем заводе Слизова колокола дополнят и украсят своим звучанием монастырский «Даниловский звон».

На момент окончания строительства колокольни при церкви Даниила и Симеона Столпников общий вес колоколов обители составлял 163 пуда (2670 кг). Тогда же на втором, высотой более 2 сажен (4,5 метра), ярусе, по просьбе игумена Герасима и «по моде тех лет», был установлен часовой механизм немецкой работы с циферблатами, поделенными на 12 часов, и с боем. Ход времени: каждый час, полчаса и четверть часа – отмечали пять специальных, небольших по размеру музыкальных колоколов (в отличие от церковных, у них был короткий звук), причем их светский звон никогда не смешивался с богослужебным. Даниловские куранты, «полезные братии», прихожанам и доставлявшие «утешение проходящим мимо монастыря» путникам[22], можно было слышать еще в начале XIX века. Но затем часы были безнадежно испорчены (вероятно, они пострадали в 1812 году во время пребывания в монастыре наполеоновского гарнизона), и впоследствии их демонтировали.

В 1746 году началась разборка шатровой колокольни при храме святых отцов и Покровской церкви, молчавшей уже десять лет. Вот как об этом сказано в одной из реляций игумена Товии: «Да при тех же церквах колокольня каменная в праздности, в которой никакой нужды не находится, надлежит разобрать»[23]. И снова было принято не совсем обычное архитектурно-композиционное решение: снять только верхний ярус колокольни, а два нижних оставить, и на них, а также на части свода западной паперти и трапезной храма святых отцов возвести столпообразную церковь во имя преподобного Даниила Столпника, в которую перевести из надвратного подколокольного храма посвященный этому святому престол. Даниловскую церковь венчал восьмигранный барабан и главка, поднятая на высоту, равную храму святых отцов. В результате оба храма, хотя и разновременные, не отличались по стилю и форме и наилучшим образом – конструктивно и декоративно – дополняли друг друга, внешне представляясь едиными.

Загрузить увеличенное изображение. 896 x 1059 px. Размер файла 419757 b.
Святой благоверный князь Даниил Московский. Икона рубежа XVII-XVIII веков

Святой благоверный князь Даниил Московский. Икона рубежа XVII-XVIII веков

В 1763 году, уже при архимандрите Константине (Борковском), однопрестольную церковь Даниила Столпника торжественно освятил преосвященный Тимофей, митрополит Московский и Севский. Согласно монастырской описи, к этому времени набор колоколов надвратной звонницы храма преподобного Симеона Столпника (в нем остался лишь один его престол) состоял из семи церковных колоколов.

При настоятеле монастыря архиепископе Астраханском и Ставропольском Никифоре (Феотоки) в 1795 году колокольня пополнилась новым колоколом весом в 115 пудов (1878 кг) работы Семена Можжухина. В течение последующих восьми лет он считался в Данилове самым тяжелым. Позднее, в середине XIX века, он получит название «Полиелейного», то есть благовествующего в средние, полиелейные праздники, когда во время службы в храме зажигаются паникадила. Декоративное убранство этого колокола состояло из нескольких рядов украшений с тщательно проработанными деталями: пояса херувимов, изображения которых восходили к прототипам более раннего времени – конца XVI – середины XVII веков, пояса арабесок с растительным, выполненным в стиле барокко орнаментом, парными иконами Спасителя и Божией Матери в прямоугольных картушах, а также гравированной надписи церковнославянской вязью.

Позднее, весной 1803 года, «тщанием» архимандрита Георгия и «иждивением доброхотных вкладчиков» с «прибавлением неокладных монастырских сумм» (т.е. необлагаемых налогом доходов от церковной и хозяйственной деятельности монастыря) на заводе Ассона Струговщикова был отлит «Большой» благовестник весом в 314 пудов 19 фунтов (5125 кг)[24]. Для того чтобы найти средства, необходимые для его изготовления, а также следуя благочестивой традиции собирать деньги на богоугодные дела всем миром, монастырь в течение многих месяцев вел тщательный учет всех целевых пожертвований, что нашло отражение в двух объемистых памятных книгах за 1801 и 1802 годы[25].

Прошло еще полвека. В 1859 году, при архимандрите Иакове (Кроткове), впоследствии епископе Муромском, викарии Владимирской епархии, в церкви преподобного Симеона Столпника, «над святыми воротами, под колокольнею», был «возобновлен, покрыт лучшим кармином и позолочен» многоярусный иконостас с деревянною резьбою и поновлены 36 древних икон. Тогда же переделали и ведущие в монастырь святые ворота: обветшавшие деревянные были заменены на железные[26]. В том же году в монастырской описи мы встречаем перечисление колокольного набора Даниловской звонницы, насчитывающей восемь колоколов. Список возглавлял самый тяжелый на тот момент «Большой» колокол Струговщикова, затем шел «Полиелейный» Можжухина, третьим и четвертым упоминались два «Царских» колокола Моторина.

Храм Святых Отцов Семи Вселенских соборов. 1882 год

Именно в таком составе колокола благовестили по случаю посещения Данилова монастыря императором Александром III и императрицей Марией Федоровной с их августейшим семейством 12 мая 1883 года – в первый из трех дней говения накануне священного коронования в Успенском соборе Московского Кремля. Вот как писал об этом в своем дневнике 15-летний наследник цесаревич Николай Александрович: «Поехали в следующие монастыри: Донской, Даниловский и Симоновский; в первом мы осмотрели церкви; во втором присутствовали на обедне, прикладывались к мощам святого Даниила Александровича и получили разные подарки от настоятеля; в третьем также осматривали древние церкви, иконы и сосуды; влезали на 44-саженную колокольню»[27].

Сохранилось свидетельство и самого настоятеля Данилова монастыря архимандрита Амфилохия (Казанского-Сергиевского), с 1888 года епископа Угличского, викария Ярославской епархии. Он вспоминал, что будущий святой страстотерпец император Николай II «с особым вниманием осмотрел все достопримечательности в Даниловом монастыре», основанном его предком, сыном благоверного князя Александра Невского, «в особенности… выказывая любовь к досточтимым древностям»[28]. Можно представить, с каким увлечением и превосходным знанием предмета рассказывал о монастырской старине: Евангелиях, иконах, ризах, сосудах, кадилах, колоколах – своим августейшим слушателям высокообразованный игумен, много десятилетий посвятивший изучению церковного прошлого, написавший первый исторический труд об обители Даниила Московского[29] и за ученые заслуги избранный в действительные члены многих российских исторических и археологических научных обществ.

(Окончание следует.)

Более подробно с историей даниловских колоколов и древнейшей московской обители можно будет ознакомиться по выходу в свет книги Инны Симоновой «Колокола Даниила Московского».

[1] В середине XIX века известным историком, знатоком московских древностей, профессором Московского университета И.М. Снегиревым была выдвинута гипотеза о возведении в Даниловом монастыре между 1272–1282 годами первого в столице каменного храма, на полвека раньше Успенского собора в Кремле. Она была поддержана авторами капитальных трудов по истории русского зодчества А.М. Павлиновым и М.В. Красовским, но в начале 60-х годов XX века опровергнута историком, археологом и архитектором Н.Н. Ворониным, который назвал ее «укоренившейся в литературе легендой». Об этом см.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV веков: В 2-х т. М., 1961–1962.

[2] Впервые в русских летописях колокола упоминаются в 988 и 1066 годах. Новгородская летопись говорит о колоколах при храме Святой Софии. В конце XII века колокола уже имелись в церквах и монастырях Полоцка, Новгорода Северского, Владимира на Клязьме. Ранний период колокольной истории России довольно хорошо представлен многочисленными археологическими находками в виде целых колоколов или их фрагментов; они обнаружены в основном при раскопках городов, сгоревших в результате противоборства удельных князей и набегов степных кочевников. Древнейшим русским колоколом считается один из двух колоколов коринфской меди в 2 пуда 10 фунтов, обнаруженный в 1824 году при раскопках фундамента киевской Десятинной церкви. О русских мастерах колокольного дела впервые упоминается в летописи 1194 года. В XII веке в Суздале и Киеве появились литейные мастерские. К XIV веку центром литейного дела становится Москва (Шашкина Т.Б. Древнерусские колокола домонгольского времени // Колокола: История и современность. М., 1993. С. 128–142; см. также:Константинова В. О церковных звонах // Мир Православия. 2003. № 5).

[3] «При церкви [преподобного Даниила Столпника] с первого ее устроения была и звонница, это естественно, – писал в конце XIX века историограф Данилова монастыря архимандрит Дионисий (Виноградов), – иначе и быть не может; где церковь, там и звонница или колокольня. <…> Вероятно, на деревянной церкви преподобного Даниила Столпника, устроенной князем Даниилом и, конечно, снабженной от него колоколами, долго существовали колокола, данные сим князем» (Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь третьего класса Московской епархии. Краткий очерк. М., 1899 (1898). С. 57–58).

[4] Архимандрит Дионисий (Виноградов), ссылаясь на сведения, почерпнутые из монастырской археологической метрики № 50 за 1882 год, пишет: «Нельзя отрицать… того, чтобы царь Иван Васильевич Грозный при пожертвовании средств на возобновление монастыря и устройство в нем каменной церкви не прибавил бы от себя хотя небольшого одного колокола» (Там же. С. 57–58).

[5] Материалы ICOMOS. Научно-информационный сборник. Вып. 1. С. 36.

[6] Бураков Ю.Н. Под сенью монастырей московских. М., 1991. С. 31.

[7] См.: Александровский М. Указатель московских церквей. М., 1915.

[8] Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 1188. Оп. 1. Д. 639. Л. 114 об. Архимандрит Амфилохий (Казанский-Северский), а вслед за ним современный исследователь архитектурной истории Данилова монастыря Н.А. Ловкунас ошибочно полагали, что колокола были пожалованы царем Федором Алексеевичем уже на новую колокольню, которая, по их мнению, была построена в 1682 году (Ловкунас Н.А. К истории строительства храма святых отцов семи Вселенских Соборов // Даниловский благовестник. 1996. № 8. С. 109–110).

[9] См.: Чугреева Н.Н. Святой благоверный князь Даниил Московский. Иконография // Православная энциклопедия. Т. 15. М., 2007.

[10] Беляев Л.А. Новое о древностях Данилова монастыря // Даниловский благовестник. 1993. № 1 (6). С. 93. Данилов монастырь начала XVIII века также изображен на панораме ученика Пикарта Яна Бликланда.

[11] Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь… С. 64.

[12] Горбунов Ю. Колокололитейщики на Самотеке // Московский журнал. 1995. № 10. С. 51.

[13] Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь… С. 64.

[14] К этому времени после интенсивных многолетних поисков были обнаружены на Урале значительные рудные залежи, вблизи месторождений построены железоделательные заводы с плавильными печами, что позволило в достаточной мере обеспечить государство металлом.

[15] См. об этом: Костина И.Д. К истории создания Царь-колокола: Новые архивные материалы // Колокола: История и современность; Горбунов Ю. Колокололитейщики на Самотеке. С. 51.

[16] Изразцы святых ворот Данилова монастыря, ныне утраченные, были аналогичны изразцовому рельефу московской церкви Успения в Гончарах (Материалы ICOMOS. Научно-информационный сборник. Вып. 1. С. 36).

[17] В XIX веке западная арка была обращена в часовню, вход в которую находился снаружи монастыря.

[18] К концу XVIII века галерея была застроена.

[19] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 644. Л. 1 об.

[20] Макаров М.И. Сокровенная память души. Записки старого москвича. М., 2007. С. 216.

] Первый на Москве: Московский Данилов монастырь. М., 2000. С. 182. В книге-альбоме ошибочно указан «мастер Михаил Слизов».

[22] Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь… С. 65.

[23] РГАДА. Ф. 390. Оп. 1. Д. 10 934.

[24] Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь… С. 64. Вес колокола откорректирован в сторону уточнения в соответствии с более поздними данными.

[25] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 307 и 308.

[26] Там же. Д. 644. Л. 62, 64.

[27] Государственный архив Российской Федерации. Ф. 601. Оп. 1. Д. 218. Л. 136. Речь идет о 94-метровой, на 12 метров выше Ивана Великого в Кремле, пятиярусной колокольне Симонова монастыря, построенной по проекту К.А. Тона в 1839 году. Была взорвана в ночь на 21 января 1930 г.

[28] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 698. Л. 1-2.

[29] Имеется в виду сочинение архимандрита Амфилохия (Казанского-Сергиевского) «Летописные и другие древние сказания о святом благоверном великом князе Данииле» (М., 1873).

Инна Симонова

18 сентября 2008 г.