Епископ Феодор (Текучёв). Истина всегда победоносна / Сост. диакона Георгия Малкова, П.Ю.Малкова. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009. — 720 с.: ил. — (Подвижники благочестия XX века). |
В тексте сохранены отдельные особенности написания, предложенные составителями.
Приводим отрывок из книги.
Введение
В 2008 году исполнилось сто лет со дня рождения одного из наиболее смиренных и благочестивых насельников Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, ближайшего ученика и помощника блаженной памяти митрополита Вениамина (Федченкова) — владыки Феодора (Текучёва), епископа Аргентинского.
По возвращении в 1956 году в Россию из эмиграции епископ Феодор жил сначала на Украине и в Молдавии, а затем, с 1962 года, более двух десятилетий подвизался в иноческом подвиге в Печерской обители — вплоть до своего мирного отшествия ко Господу.
В силу его «белоэмигрантского» прошлого большевистская власть, несмотря на столь свойственный епископу Феодору искренний патриотизм, и по возвращении его на Родину не доверяла ему, а потому и не позволила Московской Патриархии предоставить владыке какую-либо архиерейскую кафедру. Тем более не способствовали этому и вновь начавшиеся в конце 50-х годов гонения на Церковь, когда по всей стране один за другим насильственно закрывались храмы и монастыри: так, например, в той же Молдавии владыку три раза переводили из обители в обитель, поскольку они одна за другой ликвидировались местным коммунистическим начальством.
В итоге епископу Феодору было благословлено проживать «на покое» в древнем, никогда не закрывавшемся, издавна славившемся своими подвижническими традициями Псково-Печерском монастыре: наконец-то долгие мытарства владыки закончились, и до конца дней своих он еще многие годы тихо и смиренно жил здесь, любимый и уважаемый печерской братией, служа и время от времени проповедуя в храмах обители, постепенно ставшей для него родным домом. Здесь же он и был погребен в 1985 году в монастырских пещерах рядом со своим давним духовным учителем и старшим другом — митрополитом Вениамином (Федченковым), также завершившим свои дни на покое в Печорах.
Владыка Феодор, в отличие от митрополита Вениамина, никогда не обращался к собственно литературной церковной деятельности, не издавал духовно-просветительских книг и статей, и, пожалуй, единственной его прижизненной публикацией до последнего времени оставался небольшой исторический очерк, посвященный памяти митрополита Вениамина, напечатанный в свое время в «Журнале Московской Патриархии»[1].
Однако еще с середины 1930-х годов будущий епископ Феодор (тогда еще иеромонах, а затем игумен) начал записывать — для собственного духовного назидания и самоконтроля и как некое «келейное» славословие Господу — приходившие ему на ум и на душу, особенно в связи с богослужением, отдельные благочестивые (столь естественные для него!) мысли. Так постепенно составилось несколько тетрадей с подобными записями, фактически своеобразные келейные записки, которые он со временем, приведя в должный порядок, объединил под общим названием «Духовный дневник» (в трех частях).
С записками владыки Феодора (по-видимому, еще в объеме первых двух частей «Дневника») ознакомился митрополит Вениамин, благословивший продолжить начатое дело — как душеполезное не только для автора, но и для других, сказав тогда ему: «Хорошо, слава Богу. Записывай и дальше — со смирением».
Еще более укрепил епископа Феодора в желании продолжить «Дневник» следующий немаловажный факт его духовной биографии: во время пребывания епископа в Гербовецком монастыре в Молдавии ему в сонном видении дважды являлся преподобный Серафим Саровский, говоривший: «Занимайся, мне нравятся твои дела. Пиши» — и, по выражению владыки, «мысленно» передавший свое благословение ему в таких словах: «Монах, от души пребывающий в келье, будет непорочен, а монах, пребывающий в любви, будет совершенен… Тетради свои храни! Ты избран моим послушником».
Всегда остававшийся замечательно искренним и душевно открытым, епископ Феодор на следующее же утро пересказал этот сон своему тогдашнему содругу по монастырской жизни на покое владыке Серафиму (Лукьянову)[2], встретившему его у себя, у аналоя, словами: «Ну, как живы-здоровы?.. Видите, как приятно, — и, указывая на аналой, — вот здесь Чиновник[3], а вот икона преподобного Серафима…»
На рассказ епископа Феодора митрополит Серафим отреагировал очень кратко и ясно, сказав: «Ваш сон — духовный».
Каким был владыка Феодор — таковы и его проповеди, таковы же и его келейные записки. Подобно ему самому, они также отличаются предельной искренностью и столь характерным для него простодушием, но в то же время мудры — во всей их евангельской простоте — и, что особенно ценно, во многом основаны на его собственном иноческом жизненном опыте.
И потому не удивительно, что некоторые из записей «Дневника» (как и отдельные проповеди владыки, также достаточно полно представленные в этой книге), по общему их духу порой весьма близки известным запискам преподобного Силуана Афонского, изданным архимандритом Софронием (Сахаровым)[4].
Что ж, это вполне естественно, поскольку дух в них один и тот же — Божий, Христов, дух Евангелия и Вселенского Православия. Потому и многие страницы «Духовного дневника», как и записки замечательного афонца, столь же преисполнены горячей любовью к Богу, радостью о Нем, о Его великом даре — Православной вере и Церкви Христовой — как единственном нашем пути ко спасению.
Замечательно и то, как одинаково воспринимали оба подвижника задачу духовного единения всего человечества вокруг Христа, исходя из слов Самого Спасителя в Его молитвенном обращении к Отцу: Да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут: да (и) мир веру имет, яко Ты Мя послал еси (Ин 17, 21)…
В этом отношении и преподобный Силуан, и епископ Феодор равно предстают перед нами как смиренные проповедники идеи всечеловеческого единения во Христе, единения в истинной вере, к которой все мы неустанно призываемся Духом Святым (1 Кор 12, 3), дабы каждому было дано проявление Духа на пользу (1 Кор 12, 7). Ведь и исходное природное наше единство основано на том животворящем, всеобщем одухотворяющем начале, которое Господь вложил еще в первого всечеловека Адама, когда вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт 2, 7).
И подобно тому как преподобный Силуан, желая, по Божией заповеди любви, спасения всему миру и скорбя о нем, молился о всех как о «едином Адаме», так и епископ Феодор записывал в своем «Духовном дневнике»: «Бог и возлюбил — и не одного кого-нибудь, а весь мир».
И, как известно, за таким утверждением, вообще характерным для лучших представителей подлинного православного монашества, стоит давняя подвижническая традиция. Ведь недаром, подражая Богу в Его Любви, всякий истинный инок с великой скорбью, «проливая кровь», молится за весь мир — в соответствии с известным монашеским речением: «Молиться за весь мир — это кровь проливать!»
Однако чаемая Церковью благодатная цель христианского единения всех в «Новом Адаме» — Воскресшем Спасителе — требует от нас по сути только одного: личностного со-единения каждого человека, каждой души — со Христом. И только тогда, по слову святого апостола Павла, Бог… терпения и утешения… дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога (Рим 15, 5–6). Ибо лишь когда Сам Христос принимает нас в славу Божию (Рим 15, 7), мы и оказываемся способны всецело принимать друг друга, становясь все единой душой — в Духе Святом! Ведь реальной подосновой нашего наиболее полного единения — как и вообще самогó нашего существования — является именно изначальное постоянное присутствие в нас благодати, духовных действований или, пользуясь святоотеческой терминологией, «энергий» Бога, ибо мы Им живем и движемся и существуем (Деян 17, 28) и только Дух животворит (Ин 6, 63).
Отсюда и самый смысл бытия всего человечества как творения Божия заключается, по сути, в «стяжании Святого Духа», — недаром на это замечательное выражение преподобного Серафима Саровского ссылается в своих поучениях и епископ Феодор. Ведь и его собственный иноческий опыт позволял ему утверждать в одной из проповедей, что нет ничего дороже такого «стяжания», ибо «ничто на земле не сравнится с этим утешительным действием Духа Святаго. Ни великолепие храмов, ни роскошь облачений, ни прекрасное пение не смогут — без пребывания и действования в нас даров благодати Божией — насытить нашу бессмертную чудесную душу, питаемую единственно сродным ей — Духом Святым!»
А ведь в каждого из нас изначально вложена «душа-христианка», лишь в большей или меньшей степени помрачаемая нашими грехами, от которых ее исцеляет только Христос. Потому и вожделенного единства человечества можно достичь лишь на путях всеобщей устремленности — всех человеческих душ — ко спасению во Христе Иисусе, Господе нашем.
Именно с таким подходом к решению проблемы духовного братства всех потомков Адама мы встречаемся и в «Дневнике» владыки Феодора, читая здесь, например, такую запись: «Люди — братья… потому что они единодушны и имеют как бы одну душу, которую все и должны спасать, стараясь привести в Царство Небесное. У них — одна цель».
Еще более роднит записки владыки Феодора с записками преподобного Силуана весьма часто присутствующая на страницах «Дневника» тема жалеющей любви к ближнему и ко всем людям вообще — той подлинно христианской пастырской любви, что не может не печалиться о присущей ныне многим духовной слепоте, об увлеченности большинства (в том числе нередко даже и тех, кто считают себя христианами) пустой и бессмысленной суетой все более обезбоживающегося мира.
Естественно, что тема эта звучит не только в «Духовном дневнике», но и в проповедях владыки, который в одной из них (сказанной 11 января 1951 года) так говорил о состоянии человеческого общества: «Мы знаем, что в мире сейчас нет мира… Но что же нужно для того, чтобы в мире водворился мир? Не нужно ли для этого лишь того, чтобы мир возлюбил закон Божий? А разве видим мы в современном мире любовь к этому закону? Не во всех ли областях мирской жизни вытесняется закон Божий, христианский? Не потому ли повсюду и вспыхивают войны, ужасы, разделения, а не сияет любовь? Не потому ли так, что в мире перестал действовать закон Христов? Многие его и не хотят вовсе, многие отвергают, а многие — искажают лжеучениями, ересями и расколами. И сами же христиане становятся хладны, равнодушны к нему или закапывают свой христианский талант в землю. При таком всеобщем состоянии не может быть мира в душах наших».
И как бы подытоживая подобные нелицеприятные оценки общего духовного состояния мира, скорбя, подобно старцу Силуану, о возрастающей греховности современного человечества и считая причиной тому все больший отход его от евангельских заветов, владыка Феодор горестно записывал в своем «Дневнике»: «Любви, как мало любви в нас!»
Однако, даже ясно видя общий духовный упадок сегодняшнего мира, владыка тем не менее никогда не предавался унынию.
Напротив, и в келейных записках, и во всех его проповедях постоянно звучит уверенность (этому он учил и свою паству) в конечной победе Истины Христовой над грехом и в возможности для каждого из нас стать соучастником этой победы — в меру нашего покаяния, христианской веры, любви к Церкви и упования на Господа нашего Иисуса Христа.
Уверенность в этой Истине и непоколебимая надежда на нее покоились для владыки Феодора на самом твердом основании — на таких объективных фактах духовной истории человечества, как Голгофская Искупительная Жертва и Воскресение Христово.
После такой Жертвы у нас нет уже никакого права ни на греховное безверие, ни на столь же греховное уныние, но только — на покаяние. И если последнее будет горячим и искренним, а главное — если им будет определяться и сама наша жизнь, то любовь Божия примет нас, покрыв собой все наши грехи, по слову Псалмопевца: омыеши мя, и паче снега убелюся (Пс 50, 9). И потому, вознося хвалы этой любви, явленной нам на голгофском Кресте, и призывая всех с твердой надеждой на спасение уповать на эту жертву Господню, владыка Феодор восклицал в «Дневнике»: «Неужели вы, подобные мне великие грешники, думаете, что драгоценная Кровь Христа недостаточна, чтобы убелить вас, недостаточно сильна, чтобы омыть всех вас?» («Духовный дневник», осенняя запись 1948 года).
Такое благодарное отношение к страдавшему и воскресшему ради нас Господу особенно выражалось у епископа Феодора в его постоянной обращенности к евхаристической жертве как к нашей единственной спасительной опоре и как к единственному духовно-смысловому центру всей человеческой истории и жизни всего мира: показательно, как много записей в «Дневнике» связано с переживанием владыкой Таинства Евхаристии, со служением им Литургии.
Евхаристическая жертва для него — это постоянно совершаемая и постоянно длящаяся победа, сокрушающая «врата адовы», дарующая нам ту вечную жизнь, ради которой Господь наш Иисус Христос и победил мир (Ин 16, 33).
Отсюда — и столь присущий епископу Феодору (несмотря на все наши мирские нестроения) в конечном счете бодрый и радостный взгляд на драгоценный для всех нас дар живой веры, на непрестанное спасительное дело Церкви, на саму ее жизнь, освящающую все наше бытие. Отсюда же — и его радость о всех, подлинно стремящихся ко Христу, о явленной Им нам возможности сыновне относиться к Самому Богу, о счастливом даре служить Литургию.
Именно все это и дает ему право говорить не только о высоких целях христианства, но и о высоком — а значит, и ко многому обязывающем — достоинстве христиан! Именно поэтому для него «христианский мир — мир замечательный: любящий, открытый, смелый, решительный, простой, любвеобильный, ищущий правды, могущий молиться, и плакать, и утешаться…» («Духовный дневник», запись от 10/23 мая 1940 года).
Епископ Феодор и сам стремился быть таким — простым, скромным и любвеобильным иноком, и один из составителей этой книги, порой встречавший старца-епископа (еще в самом начале 1970-х годов) где-нибудь в монастырском саду, когда тот тихо прогуливался в нем светлыми летними вечерами, и сегодня хорошо помнит, каким добрым и задумчиво-любящим бывал взгляд владыки при встрече, как мягко и даже как-то смиренно улыбался он, благословляя его, тогда еще довольно молодого корреспондента «Журнала Московской Патриархии». И кто бы мог представить в то время, что пишущему эти строки будет суждено Промыслом Божиим — спустя более тридцати лет, прошедших с той поры, и уже вместе с сыном — обрести и разобрать все имеющиеся на сегодня рукописи владыки Феодора, а затем и подготовить их к печати как часть драгоценного духовного наследия псково-печерских иноков XX столетия.
Возвращая ныне православным читателям из многолетнего забвения «заметы сердца» блаженного старца-епископа, лишний раз убеждаешься в том, что подлинно доброе и полезное не пропадает в Господнем хозяйстве: все постепенно собирается в житницы веры и христианской любви, все в свое время так или иначе приносит благие плоды, становясь достоянием многих на их путях к Богу.
Сказанное в полной мере относится и к поучениям, и к келейным запискам владыки Феодора, которые, как можно надеяться, принесут еще немало духовной пользы православным россиянам. И, вспоминая известные слова святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова из его «Откровения», завершим это краткое введение утверждением, что епископ Феодор, безусловно, относится к числу тех, о ком святой евангелист-пророк сказал некогда так: блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними (Откр 14, 13).
Одним из подобных добрых дел владыки Феодора, творимых им во славу Божию в течение всей иноческой жизни, и была его христианская проповедь, ныне вновь звучащая во весь голос со страниц этой книги.