Микромайдан

Фото: Кристина Ватагина / ИА "News"

Использование Исаакиевского собора Церковью вызвало массу разговоров о финансовых вопросах, в которые я не буду вступать, ибо не осведомлен, и о вопросах сохранности самого собора, которые, как я уверен, прекрасно решаемы, действующие соборы как-то до сих пор не рассыпались, но это скорее вопрос к специалистам.

Я хотел бы остановиться на немного другой стороне ситуации: антиклерикальном движении вообще и его использовании политиками определенного рода.

Некоторые обсуждения в медиа и социальных сетях вызывают у меня чувство щемящей ностальгии – они выглядят как пересказ статей из «Пионерской правды», которые я читал, когда и солнце было ярче, и трава – зеленее.

Примерно в ту же эпоху мне довелось посетить Музей истории религии и атеизма, который был расположен в здании собора.

В экспозиции музея были макеты страшных орудий пыток, которыми пользовались средневековые инквизиторы, подробные иллюстрированные рассказы об испанских аутодафе и другие готические ужасы, которые произвели на мою детскую психику неизгладимое впечатление.

Меня утешали тем, что в первой в мире стране массового атеизма власть церковников уничтожена, им в их черных одеждах остается только бессильно шипеть на советских пионеров.

Эмоционально я понимаю ужас некоторых людей перед мрачным царством клерикализма – возможно, в детстве им по мозгам ездила та же пропаганда, что и мне, – хотя на уровне разума не могу этот ужас разделить.

Исторические соборы европейских городов продолжают использоваться в качестве соборов – и ничего страшного не происходит, никто никого не тащит на костры инквизиции.

Во времена моего детства превращение собора в музей оправдывалось исторической правотой – во-первых, в соответствующей идеологической картине мира религия была злом, обманом, при помощи которого эксплуататорские классы удерживали народ в подчинении, и устроить музей там, где люди раньше возносили молитвы, было знаком победы сил прогресса, вехой на пути в светлое будущее.

Во-вторых, люди верили в непреложные законы исторического развития, согласно которым религия должна была исчезнуть. В светлом будущем храмы могли существовать только в качестве музеев. Такова была их неизбежная судьба, и люди просто помогали желанному будущему наступить чуть раньше.

Но эта картина мира оказалась ошибочной; обещанное светлое будущее не наступило. Вся аргументация, стоявшая за превращением храма в музей (а многих других храмов в склады, кинотеатры или просто развалины), оказалась несостоятельной.

Антиклерикализм выжил – но уже в совсем другой форме, не имея за собой такой мощной идеологической традиции.

Нас не должно это удивлять, антиклерикализм есть во всех христианских странах – как тень. В Испании или Польше при довольно влиятельной Церкви мы видим и довольно свирепых антиклерикалов.

Более того, во всем мире ненависть к церковникам остается (для прогрессивных сил) практически единственной дозволенной и приемлемой формой ксенофобии.

Там, где ненависть к другим группам – расовым, этническим или даже религиозным – будет безоговорочно осуждаться, ненависть к Церкви (на Западе – прежде всего Католической, у нас – прежде всего Православной) будет приниматься как что-то уместное и даже позитивное, все неизрасходованные запасы ксенофобии будут направляться именно туда.

Но, в отличие от советского, нынешний антиклерикализм чисто негативен.

Если в СССР Церковь была помехой на пути осуществления великого проекта Светлого Будущего, то у нынешних противников Церкви никакого общего проекта нет. Вернее, они могут быть приверженцами самых разных проектов.

На антицерковных манифестациях собираются ностальгирующие коммунисты, борцы за права сексуальных меньшинств, неоязычники, либералы – самые разные люди самых разных взглядов, объединенные чисто негативно – общей враждебностью.

Люди испытывают потребность в общей идентичности и осмысленности своей жизни, участии в чем-то значимом, что наделило бы их чувством надежды и достоинства. Такое объединение может быть позитивным – вокруг чего-то или негативным – против чего-то.

Церковь – пример позитивного объединения. У людей есть общая вера, они проявляют ее в совместных действиях. Но любое позитивное объединение требует определенных усилий: изучения доктрины, дисциплины, самоограничения – оно интеллектуально и физически затратно.

Негативное объединение несравненно дешевле. Оно не требует приверженности чему-либо или ответственности перед чем-то. Люди могут пережить чувство общности и осмысленности при очень небольших вложениях.

Но такие «объединения против» имеют ряд слабостей. В частности, большинство их участников обречено послужить топливом для чужих проектов.

Классический пример, который еще войдет в учебники по социологии и коллективной психологии, – это киевский Майдан. Группа, которая собирается «против», в данном случае против Януковича, и при этом включает в себя самые разнородные элементы, оставляет свое «за» незанятым, и этим обязательно воспользуются люди, которые сформулируют для собравшихся позитивную программу и назначат им лидеров.

В этом отношении демонстрация у Исаакия против передачи его Церкви – это такой «микромайдан», и нам стоит взглянуть на его наиболее заметных представителей.

Вот, например, Вадим Суходольский, член правления движения «Открытая Россия». «Открытая Россия» – это движение, основанное Михаилом Ходорковским. На сайте Вадима Суходольского можно видеть такие, например, статьи, как «Либералам не надо бояться «Правого сектора*» в Украине».

Автор восхваляет киевский Майдан и пишет, что «сейчас, после победы народной антикоррупционной революции в Киеве, бояться крайне правых не нужно».

Что же, он имеет право на свои политические воззрения. Люди вообще имеют полное право быть политической пехотой Ходорковского – по крайней мере пока они действуют в рамках закона.

Но им следует отдавать себе в этом отчет. Ответственный гражданин должен понимать, во что он ввязывается и на чью пользу трудится.

Взглянув на других лидеров, выступавших на собрании, мы обнаружим знакомые все лица. Максим Резник, изгнанный из «Яблока» по обвинению в поддержке махинаций с подсчетом голосов на выборах депутатов Законодательного собрания, Алексей Ковалев, Андрей Пивоваров из ПАРНАС...

Еще один заметный лидер – Борис Вишневский, известный своей фразой: «Крым не наш. Это ворованное. Ворованное должно быть возвращено. Безо всякого объяснения причин, почему это сделать сложно и нельзя».

Что же, на мой взгляд, Крым не мой и не Бориса Вишневского, не мне и не ему им распоряжаться – Крым принадлежит людям, которые там родились и выросли, выстроили дома и храмы, и их мнение тут должно быть определяющим. Люди не могут считаться укравшими землю, на которой они родились.

Мне кажутся еще более странным притязания Вишневского и иже с ним распоряжаться собором, который православные люди построили для совершения богослужений. Впрочем, Вишневский сотоварищи имеют право на свою позицию, а другие люди имеют право ее поддерживать. Но хотелось бы, чтобы люди отдавали себе отчет в том, под какие знамена они собираются.

Не случайно, как сообщается, директор Государственного музея-памятника «Исаакиевский собор» Николай Буров дистанцировался от протеста и призвал не участвовать в нем сотрудников музея.

Действительно, улаживать спорные вопросы – это одно, делаться чужой политической пехотой – это другое.