Достоевский и Оптина пустынь

9 февраля исполнилось 136 лет со дня смерти Федора Михайловича Достоевского.

Поездка Ф.М. Достоевского в Оптину пустынь в июне 1878 г. была одним из важнейших событий духовной жизни писателя. Вызванная личным переживанием смерти младшего сына Алеши, она во многом определила творческие идеи и характер романа «Братья Карамазовы». Встреча с Оптинским старцем Амвросием подвела итог многолетним духовным и творческим исканиям писателя.

Об этой поездке сообщают все биографии и биографические очерки жизни Достоевского. Однако источниковедческая база для ее реконструкции невелика.

Первый источник – это письмо Ф.М. Достоевского жене от 29 июня 1878 г., написанное сразу после возвращения из Оптиной пустыни из Москвы, в котором изложены подробности поездки в монастырь.

25 июня, в воскресенье, Достоевский приехал в Оптину пустынь. О самом пребывании в монастыре в письме сказано чрезвычайно кратко: «В Опт[иной] пустыни были двое суток. Затем поехали обратно на тех же лошадях». Возвращение в Москву, судя по всему, тем же путем заняло два дня. Все путешествие продлилось семь дней. Заканчивает письмо Достоевский обещанием: «Обо всем расскажу, когда приеду».

Итак, Достоевский пробыл в Оптиной пустыни три дня, или двое суток, что подтверждается также записью в монастырской «Книге записей приезжающих посетителей», где пребывание писателя помечено 25, 26, 27 числами июня. И все-таки самое важное – встречи и беседы со старцем Амвросием – осталось за рамками письма.

Федор Достоевский в 1863 году

Заглянув в православный календарь на те дни, когда Достоевский стремился попасть в Оптину пустынь, обнаружим удивительное совпадение: 24 июня празднуется праздник Рождества Иоанна Предтечи, известный в народе как день Ивана Купалы, который являлся престольным праздником скита Оптиной пустыни. Безусловно, что поездка Достоевского в Оптину пустынь была приурочена к главному празднику Оптинского скита. С этим праздником совпала скорбная для писателя дата – сороковины памяти сына Алеши (умер 16 мая 1878 г.). По нашему мнению, Достоевский приезжал в Оптину, имея и более конкретную цель: совершить поминовение сына на сороковой день его смерти. Выявление этого факта позволяет восполнить картину пребывания писателя в Оптиной пустыни.

Достоевский должен был заказать панихиду и отстоять ее. Это, видимо, произошло 26 июня, в понедельник, в праздник Тихвинской иконы Божией Матери. Требным храмом в Оптиной служил Казанский храм. В монастырях традиционно заказывалось не только разовое поминовение, но оставлялось также поминовение на год, или на несколько лет, или так называемое вечное. Можно предположить, что Достоевский оставил поминовение на какой-то срок и имя «усопшего младенца Алексия» возносилось в Оптиной после Достоевского достаточно долго.

Второй источник – «Воспоминания» А.Г. Достоевской, воспроизводящие, по-видимому, устный рассказ Федора Михайловича. Очевидно, что за давностью лет многие подробности стерлись в памяти А.Г. Достоевской и она ограничилась описанием общего впечатления писателя от старца Амвросия:

«Вернулся Федор Михайлович из Оптиной пустыни как бы умиротворенный и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи пустыни, где ему привелось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым старцем отцом Амвросием Федор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине – и вынес из его бесед глубокое и проникновенное впечатление. Когда Федор Михайлович рассказал старцу о постигшем нас несчастии и моем слишком бурно проявившемся горе, то старец спросил его, верующая ли я, и когда Федор Михайлович отвечал утвердительно, то просил передать мне его благословение, а также те слова, которые потом в романе старец Зосима сказал опечаленной матери <...> Из рассказов Федора Михайловича видно было, каким глубоким сердцеведом и провидцем был этот всеми уважаемый старец».

Федор Достоевский

Третьим – и самым содержательным – источником являются заметки А.Г. Достоевской на полях издания сочинений Достоевского 1906 г. На полях главки «Верующие бабы» Анна Григорьевна сделала заметки, которые свидетельствуют, что диалог верующей бабы со старцем Зосимой в романе основывается на реальной беседе Достоевского со старцем Амвросием: «Эти слова передал мне Федор Михайлович, возвратившись в 1878 г. из Оптиной пустыни; там он беседовал со старцем Амвросием и рассказал ему о том, как мы горюем и плачем по недавно умершему нашему мальчику. Старец Амвросий обещал Федору Михайловичу «помянуть на молитве Алешу» и «печаль мою», а также «помянуть нас и детей наших за здравие». Федор Михайлович был глубоко тронут беседою со старцем и его обещанием за нас помолиться».

Однако есть еще один неучтенный «мемуарист» – сама Оптина пустынь. Дело в том, что посещение Достоевским Оптиной пустыни не осталось незамеченным и запечатлелось не только записью в «Книге приезжающих посетителей». Существуют отдельные высказывания Оптинских старцев о Достоевском, косвенные оценки и случайные суждения, предания и рассказы монахов. Весь этот разрозненный материал, частично известный прежде, частично забытый, частично только опубликованный, до сих пор не сводился воедино и как целое не введен в научный оборот. Собранный же вместе, он представляет собой единое свидетельство Оптиной пустыни о Достоевском.

Прежде всего, о суждениях, ставших широко известными благодаря передаче и интерпретации К.Н. Леонтьева.

Оптина пустынь

Леонтьев первым вынес за церковную ограду высказывания и мнения Оптинских монахов о Достоевском и его романах.

Известно резко отрицательное отношение Леонтьева к идеям Достоевского, к его «недостаточному христианству». Дважды Леонтьев в подтверждение своих оценок романа «Братья Карамазовы» прибегает к авторитету Оптиной пустыни и ссылается на Оптинских монахов.

Приведем эти известные пассажи из писем И.И. Фуделю и В.И. Розанову, которые в контексте настоящей темы могут восприниматься иначе. «А когда Достоевский напечатал свои надежды на земное торжество христианства в «Братьях Карамазовых», то Оптинские иеромонахи, смеясь, спрашивали друг у друга: «Уж не вы ли, отец такой-то, так думаете?» «В Оптиной «Братьев Карамазовых» правильным православным сочинением не признают, и старец Зосима ничуть ни учением, ни характером на отца Амвросия не похож. Достоевский описал только его наружность, но говорить заставил совершенно не то, что он говорит, и не в том стиле, в каком Амвросий выражается».

Леонтьев услышал в Оптиной то, что хотел услышать. Настораживает анонимность приводимых Леонтьевым оценок: «отец такой-то».

В отличие от анонимных мнений, передаваемых Леонтьевым, известны другие высказывания конкретных Оптинских старцев о Достоевском.

Федор Достоевский в Оптиной пустыне

Наиболее значительное суждение о Достоевском принадлежит великому Оптинскому старцу иеросхимонаху Амвросию (Гренкову; 1812–1891). Оно было зафиксировано и впервые опубликовано духовным писателем Е.Н. Поселяниным (Погожевым), который, как и К.Н. Леонтьев, был духовным чадом старца Амвросия, неоднократно приезжал в Оптину пустынь, специально собирал материалы по старцу Амвросию. Сразу после кончины старца Амвросия (†10 октября 1891 г.) Е. Поселянин опубликовал в «Душеполезном чтении» очерк «Отец Амвросий: его советы и предсказания», в котором привел слова старца Амвросия о Достоевском после их келейной беседы наедине: «Отец Амвросий постиг сущность смирившейся души писателя и отозвался о нем: «Это – кающийся».

Это слово старца Амвросия о Достоевском, видимо, было широко известным среди Оптинской братии. Независимо от Е. Поселянина его пересказывает проживавший на покое в Оптиной пустыни архимандрит Агапит (Беловидов; 1843–1921?) в составленном им наиболее полном жизнеописании старца Амвросия: «Любил также старец побеседовать и с мирскими благочестивыми, в особенности образованными, людьми, каковых бывало у него немало. Посещали старца и светские писатели, как, например, Достоевский и В.С. С[оловьев]. О первом из них старец с свойственною ему проницательностью отозвался: «Это – кающийся».

Характерно, что оба автора – Е. Поселянин и отец Агапит отмечают точность этой характеристики: «Отец Амвросий постиг сущность смирившейся души писателя», «старец с свойственною ему проницательностью отозвался».

Покаяние – начало и основа духовной жизни в христианстве. Акт покаяния является практическим выражением веры, ибо покаяние невозможно без объекта покаяния – Бога. Кающийся – значит сущностно верующий, правоверующий, православный. Глубина покаяния показывает степень облагодатствованности человека. В церковном смысле даже святость подвижника определяется мерою его покаяния.

Слова старца Амвросия о Достоевском можно без преувеличения назвать онтологической оценкой («постиг сущность») и высшей духовной «похвалой», когда-либо изреченной о писателе. В периодически возникающей, начатой еще Леонтьевым полемике о православности Достоевского необходимо прежде всего вспомнить это суждение старца Амвросия Оптинского, которое является словом святого преподобного отца Русской Православной Церкви.

Общий вид Оптиной пустыни

Интересно сравнить отзыв старца Амвросия о Достоевском со столь же кратким, но совершенно противоположным по смыслу его отзывом о Л.Н. Толстом. И. Концевич со слов Эльмера Мода, «друга и биографа Толстого», описывает последнюю встречу Толстого и старца Амвросия в 1890 г. (за год до кончины последнего): «Войдя к старцу, Толстой принял благословение и поцеловал его руку, а выходя, поцеловал в щеку, чтобы избежать благословения. Разговор между ними был столь острым и тяжелым, что старец оказался в полном изнеможении и еле дышал. «Он крайне горд», – отозвался о нем отец Амвросий».

Покаяние и гордость – диаметрально противоположные понятия. Гордость – это отсутствие, невозможность покаяния, и, наоборот, покаяние – преодоление гордости. Пожалуй, о Толстом так кратко и так емко тоже никто не говорил.

После кончины старца Амвросия его преемником по старчеству стал его келейник иеросхимонах Иосиф (Литовкин; 1837–1911), который также собирал рассказы о своем духовном отце. В 1898 г. старец Иосиф послал в журнал «Душеполезное чтение» пространное письмо, в котором изложил собранные им сведения о пребывании в Оптиной пустыни некоторых знаменитых писателей. Редакция опубликовала письмо в виде статьи под названием «Н.В. Гоголь, И.В. Киреевский, Ф.М. Достоевский и К.Н. Леонтьев перед старцами Оптиной пустыни».

Большая часть статьи составляет материал о Н.В. Гоголе и И.В. Киреевском. Достоевскому посвящен всего лишь один абзац. Тем не менее, он представляет большую ценность, так как отец Иосиф, будучи в то время келейником старца Амвросия, мог быть очевидцем посещения Достоевского.

Федор Михайлович Достоевский

«Среди старожилов нашей обители сохраняется воспоминание о посещении оной в 1877 г. (ошибка! – в 1878 г. – Г.Б.) другим знаменитым нашим писателем, Ф.М. Достоевским. Подолгу длились его беседы со старцем отцом Амвросием о многих насущных вопросах духовной жизни и спасении души. Вскоре затем появились в печати «Братья Карамазовы», написанные отчасти под впечатлением посещения его Оптиной пустыни и бесед с отцом Амвросием».

В этой простой записи важно свидетельство старца Иосифа о теме беседы Достоевского и старца Амвросия – «о многих насущных вопросах духовной жизни и спасении души». Как увидим далее, это не просто общие слова, но точное указание действительной темы беседы.

Так же важно, что старец Иосиф признает, что «Братья Карамазовы» написаны «под впечатлением посещения Оптиной пустыни и бесед с отцом Амвросием». У старца Иосифа в этом письме была возможность высказать какое-то несогласие с Достоевским в духе оценок Леонтьева. Но он этого не сделал. Более того, в письме можно прочесть косвенное указание на то, что в Оптиной пустыни узнали свой монастырь в «пригородном монастыре» «Братьев Карамазовых», а в старце Зосиме – отражение образа старца Амвросия.

Восприятие образа старца Зосимы как отражение реального старца Амвросия имело неожиданное продолжение в реальной действительности, когда уже саму Оптину пустынь и оптинских старцев стали воспринимать через призму романа «Братья Карамазовы» и образ старца Зосимы.

Этот «обратный эффект» относится прежде всего к старцу иеросхимонаху Анатолию (Потапову; 1855–1922). Он был также учеником и келейником старца Амвросия, одним из его духовных наследников. В начале ХХ века отец Анатолий был признанным Оптинским старцем, духовным наследником старца Амвросия, к которому приезжало много интеллигентной публики (в том числе П. Флоренский).

Вот что писал студент Санкт-Петербургской духовной академии И. Смоличев, побывавший у старца Анатолия в 1912 г.: «Келия иеромонаха Анатолия находится при одном из маленьких храмов, в коридоре которого постоянно ожидают богомольцы, жаждущие благословения отца Анатолия. Перешагнув порог скромной келии, мы увидели перед собой небольшого роста, слегка согбенного старичка, иеромонаха, лет шестидесяти, но еще бодрого на вид и необыкновенно подвижного и оживленного; со светлой улыбкой и ласковой, несколько торопливой речью он приветствовал нас. Яркий образ Зосимы – олицетворение идеального, светлого, божественного – невольно всплыл в нашем представлении при виде одухотворенного, детски светлого лица батюшки отца Анатолия».

Литературный герой определил восприятие действительности. Роман «Братья Карамазовы» для русской читающей публики стал своего рода путеводителем по Оптиной.

Протоиерей Геннадий Беловолов

В 1995 г. в альманахе «Оптина пустынь» были опубликованы «Записки» протоиерея Сергия Сидорова, хранящиеся в фондах Церковно-исторического музея Свято-Данилова монастыря, который был духовным чадом старца Анатолия (Потапова) и часто в начале ХХ века приезжал в Оптину пустынь. Во время посещения Оптиной пустыни в 1916 г. ему удалось побывать в келье старца Амвросия, в которой тот принимал Ф.М. Достоевского. Мемуарист писал: «Старец любезно показывал нам различные предметы домашнего обихода отца Амвросия. <...> Отец архимандрит поделился с нами и своими интересными воспоминаниями. Он присутствовал при знаменитом споре Достоевского с отцом Амвросием о вечных муках, когда Достоевский и Владимир Соловьев в 1879 (!) г. посетили старца».

Что это за спор? Был ли он или же это монастырская легенда?

Д.И. Стахеев, со слов В.С. Соловьева, вспоминал: «Федор Михайлович Достоевский, например, вместо того, чтобы послушно и с должным смирением внимать поучительным речам старца-схимника, сам говорил больше, чем он, волновался, горячо возражал ему, развивал и разъяснял значение произносимых им слов и, незаметно для самого себя, из человека, желающего внимать поучительным речам, обращался в учителя».

По рассказам Владимира Соловьева (он был в Оптиной пустыни вместе с Достоевским), таковым был Федор Михайлович в сношениях не только с монахом-схимником, но и со всеми другими обитателями пустыни, старыми и молодыми, будучи, как передавал Соловьев, в то время в весьма возбужденном состоянии, что обыкновенно проявлялось в нем каждый раз при приближении припадка падучей болезни… К воспоминаниям Стахеева нужно относиться достаточно осторожно. Скорее этот рассказ отражает впечатление, произведенное паломничеством Достоевского в монастырь на русскую либеральную общественность, к которой относился Стахеев.

Однако можно сделать вывод, что какая-то достаточно живая беседа произошла в келье старца Амвросия между старцем, писателем и философом.

О чем шла речь в келье старца Амвросия?

В общем тему беседы назвал старец Иосиф. Е. Поселянин приводит отзыв старца Амвросия о Вл. Соловьеве, который дает возможность представить основную тему и проблему беседы в келье. «Видел батюшка (Амвросий. – Г.Б.) и В.С.С. (Соловьева. – Г.Б.) и отозвался о нем: «Этот человек не верит в загробную жизнь».

Это, кажется, косвенно подтверждает архимандрит Агапит: отец Амвросий «о втором дал неодобрительный отзыв» (то есть о Соловьеве).

Если поверить этим источникам, создается картина серьезной полемики, прежде всего между старцем Амвросием и Соловьевым, о вечной жизни.

Однако вернемся к «спору». Составитель «Исторического описания Козельской Оптиной пустыни и Предтечева скита» (1902) иеромонах Ераст приводит важные поправки по поводу этой беседы, и в частности Владимира Соловьева. Приведем полностью эту цитату: «Считаем долгом восстановить здесь истину относительно отзыва отца Амвросия о Вл.С. Соловьеве. Автор «Очерков жизни отца Амвросия» (1 ч., 94 с.) (т.е. архимандрит Агапит. – Г.Б.) пишет, что о В.С. Соловьеве старец сделал «неодобрительный отзыв», причем сослался на январскую книгу Душ[еполезного] чт[ения] за 1892 год, с. 46; а там сказано, что «Соловьев не верит в будущую жизнь». Очевидно, слова старца, если их и слышала госпожа N от самого отца Амвросия, то не поняла смысла их. Нам лично отец Амвросий сказал (по поводу полемики К.Н. Леонтьева с Соловьевым о сочинениях Данилевского): «Спроси-ка Соловьева, как он думает о вечных мучениях?» В этих словах старца исключается всякое сомнение относительно веры Соловьева в будущую жизнь. Да это видно и из последних замечательных сочинений его, Соловьева: «Оправдание добра» и «Три разговора под липами».

Подытожить все имеющиеся сведения о «споре» в келье старца Амвросия можно следующим образом: спора в светском смысле этого слова не было. Судя по всему, это было «рассуждение мистическое»: о спасении души, о будущей жизни, о вечных мучениях. Возможно, именно здесь, в келье старца Амвросия, возникли некоторые идеи «Бесед и поучений старца Зосимы», в частности беседы «О аде и адском огне».

Вполне естественно, что живая беседа о вечных вопросах бытия могла привести писателя в волнение, о котором Соловьев вспоминает как о «весьма возбужденном состоянии».

Поразительно, что предания о Достоевском сохранились в Оптиной пустыни вплоть до 1917 г., и даже в первые годы советской власти.

«Спор» в поздних оптинских преданиях обрел некоторые «вещественные доказательства». Протоиерей Сергий Сидоров при описании кельи старца Амвросия сообщает: «Здесь были кресла, где сидел Гоголь, стул, который сломал во время спора со старцем Амвросием Достоевский». «Легенду о сломанном стуле» можно отнести к жанру монастырского – или околомонастырского – фольклора. Этот анекдот мог возникнуть на потребу светских паломников, искавших «ярких подробностей» пребывания в Оптиной великих писателей.

Хотя стул, связанный с памятью Достоевского, все же был.

О нем упоминает старец Варсонофий (Плиханков; 1845–1913). Будучи в начале ХХ века скитоначальником Оптинского скита, он принимал посетителей в той же келье, что и старец Амвросий. Однажды в келейной беседе с духовными чадами он упомянул имя Достоевского: «Достоевский, который бывал здесь и сиживал на этом кресле…»

Итак, память о посещении Достоевским Оптиной имела и материальное выражение в виде «мемориального» кресла, что можно считать первым этапом музеефикации пребывания писателя в монастыре.

Однако в келье старца Амвросия речь шла не только «об адском огне», но и о рае.

Старец схиархимандрит Варсонофий также был учеником старца Амвросия и, возможно, от своего учителя слышал диалог с Достоевским, который однажды достаточно подробно пересказал своим духовным чадам:

«Достоевский <...> говорил старцу Макарию (очевидно, что это ошибка, вместо «Амвросию». – Г.Б.), что раньше он ни во что не верил.

– Что же вас заставило повернуть к вере? – спрашивал его батюшка Макарий.

– Да я видел рай. Ах, как там хорошо, как светло и радостно! И насельники его так прекрасны, так полны любви. Они встретили меня с необычайной лаской. Не могу я забыть того, что пережил там, – и с тех пор повернул к Богу!
И действительно, повернул он круто, и мы веруем, что Достоевский спасен».

Здесь находится ценный материал для понимания «Сна смешного человека», но главное, что здесь мы соприкасаемся с тайной загробной участи души Достоевского. Старец Варсонофий заглянул, если так можно сказать, в посмертную биографию писателя. Как видим, Оптиной пустыни была открыта тайна Достоевского, и оптинские старцы знали ее: «Мы веруем, что он спасен».

По сути, старец Варсонофий сказал то же самое о Достоевском, что и старец Амвросий: «Это – кающийся», ибо покаяние, по учению святых отцов, есть “путь к спасению”.

Оптинские предания о Достоевском говорят о глубокой духовной связи и сродстве Достоевского и Оптиной пустыни.
Достоевский, пробывший в монастыре всего три дня, тем не менее остался в памяти Оптиной преданиями и легендами, реальными и вымышленными. Посещение Достоевским Оптиной пустыни стало не только для Достоевского событием его духовной жизни, но, как мы видели, также было примечательным событием и для истории самой Оптиной пустыни.

Можно сказать, что Оптина приняла Достоевского и запечатлела в своей памяти его образ. Более того, есть основание утверждать, что Достоевский соединился с образом Оптиной, так что уже невозможно понять и представить себе писателя без Оптиной или вне Оптиной, как, впрочем, наверное, и Оптину нельзя представить без Достоевского.

Теме «Достоевский и Оптина пустынь» придает особую значимость состоявшаяся в Оптиной пустыни 26 июля 1996 г. канонизация Собора преподобных отцов и старцев, в Оптиной пустыни просиявших. Этот собор составляет 14 имен оптинских старцев.

Имена четырех из упоминавшихся в настоящей работе оптинских старцев причислены среди прочих к лику святых: преподобный Иосиф, преподобный Анатолий, преподобный Варсонофий, а также преподобный Амвросий (канонизирован в 1988 г.). Таким образом, слова и суждения Оптинских старцев о Достоевском приобретают характер святости и силу церковного Предания. (Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, проходившим 13–16 августа 2000 года, все тринадцать оптинских старцев причислены к лику святых для общецерковного почитания.)