Освобожденный зверь

Годовщина событий 2 мая в Одессе широко вспоминается и на Украине, и в России. Естественно, мы имеем дело с совершенно разными описаниями и разными оценками, усилиями включить происшедшее в разные идеологические картины мира, использовать для мобилизации своих сторонников. Сторонники майдана предпочли бы забыть этот эпизод, но, раз забыть его невозможно, выстраивают вокруг него разные линии обороны — «все это устроило ФСБ», или «это трагедия, но благодаря ей Одесса избежала участи быть поглощенной русским миром». К какому культурному и языковому миру Одесса принадлежала до этого — романскому, германскому или англоязычному — в таких случаях не уточняется. С другой стороны говорят об «Одесской Хатыни», и указывают на то, что за прошедшие три года ничего похожего на должное расследование и наказание виновных не произошло.

Но нам стоит проанализировать эти события — и их последствия — с несколько иной точки зрения. Что явилось причиной происшедшего и может ли нечто подобное произойти в России? Аналогия с Хатынью может быть эмоционально понятна, но она, как и все обращения к опыту войны с нацизмом, упускает из виду одну важную особенность.

Преступления нацизма совершались тоталитарным государством, в них проявлялась его идеология и продуманная политика, планы, одобренные, принятые и проводившиеся в жизнь партийным и государственным руководством. Опыт тоталитарных режимов ХХ века закрепил в сознании людей представление, что источником зла является тираническое государство, которое совершает преступления по отношению к народу — как своему, так и народам других стран.

Однако, как показывает опыт, такая картина очень часто имеет мало общего с реальностью. Источником зла оказывается не государство, а его отсутствие или слабость. Те, кто бросали бутылки с горючей смесью в здание Дома Профсоюзов, а потом добивали выпрыгнувших из окон, не были членами дисциплинированных айнзацгрупп, исполнявших приказы командования. Это были обычные горожане, чаще молодые, которые просто обнаружили возможность безнаказанно убивать. Да, справедливости ради надо отметить, что в толпе у дома профсоюзов были и те, кто пытался, напротив, спасать людей. Однако те, кто с радостью ухватился за возможность убивать, остались никем не остановленными — и до сих пор безнаказанными.

Это урок, который стоит извлечь — всегда находится достаточно желающих безнаказанно предаться насилию и убийству, причем это не узкий круг психопатов, давно известных соответствующим органам, а вполне обычные люди, до этого не проявлявшие криминальных наклонностей. Это никоим образом не особенность Украины. Как показывает вся мировая история, это особенность падшего человеческого рода. История войн — и, особенно гражданских — полна резни, погромов и вообще бесцельного насилия, которое происходит не потому, что помогает одной из сторон добиться каких-то целей, а потому, что теперь стало можно.

Люди везде примерно одинаковы, в Москве или Петербурге могло бы пойти также — и, увы, еще может пойти. Очень легко разбудить в человеке зверя — и очень трудно загнать его обратно. Острое противостояние относительно различных вариантов мечтаемого будущего, толпы малолетних [политических активистов], или, если вам больше нравится, чистой душой молодежи, которой бы подраться, жандармы, которые то ли не справляются, то ли и не хотят, немного ранее сломанный психологический барьер перед метанием в людей бутылок с горючей смесью — и все пойдет также. И даже комментарии пойдут те же — мол, отстояли город и страну от много худшей участи. Таких юных борцов можно наблюдать и у нас — и они не метают бутылки исключительно по страху перед дяденьками полиционерами.

Конечно, 2 мая произошло не внезапно — уже до этого был майдан, на котором выяснилось, что метать бутылки с горючей смесью в живых людей — дело чести, доблести и геройства, социально одобряемый, почти священный акт. Тогда же выяснилось, что бить сотрудников правоохранительных органов можно и нужно, и ничего за это не будет, кроме славы героям и горячего одобрения всего цивилизованного мира. Сами сотрудники поняли, что им лучше не надрываться, и их же сделают крайними — а особенно они поняли, что не надо становиться на пути у евроориентированной, патриотической молодежи.

Но дорога к одичанию проходится очень быстро — и ее можно проскочить, даже не заметив. И вот полиция, правила проведения публичных мероприятий, законность — все то, что так удручает вольнолюбивую душу революционного интеллигента — нужно затем, чтобы никто не мог подумать, что теперь — можно. Государство должно быть достаточно сильным, чтобы не давать гражданам метать друг в друга бутылки с горючей смесью. Иначе то ли охранители сделаются жертвами революционного интеллигента, то ли он сам — что более вероятно — пострадает от них, но кто-нибудь кого-нибудь непременно сожжет, как в Одессе.

Хуже того, расшатывание представлений о допустимом, внушение все той же мысли - «теперь можно» - может происходить и с, формально, «охранительской» стороны. Конечно, зеленка — это совсем не горючая смесь, но она передает вполне отчетливое послание. «Теперь можно» применять к политическим противникам внегосударственное насилие. Пока больше символическое, но хаос — это такой зверь, который ищет любую щель в заборе, чтобы расшатать его и снести. И такое насилие должно пресекаться быстро и жестко — чтобы ни у кого не возникало впечатления, что государство готово поделиться своей монополией на насилие. Любое политическое насилие работает на революцию — даже если оно исходит от людей, формально заявляющих себя охранителями.

Если оно допускается, реальная власть оказывается в руках того, кто может запугать своих оппонентов самым прямым, внеюридическим образом. Даже власть над государством — что мы и увидели в развитии событий после 2 мая.

Украинские власти (и политики) могли бы выразить свое крайнее огорчение происшедшим, пообещать наказать виновных, выразить соболезнования пострадавшим и родным убитых — проявить приличия, подобно тому, как Вктория Нуланд во время визита в Одессу посетила храм и поставила свечи за погибших. Искренность подобных действий — другой вопрос, но государственный интерес требовал бы, ради успокоения смуты, именно этого; как и декларируемая приверженность «Европейской Цивилизации».

Делать этого, однако, никто не стал — причем именно потому, что Украина не является диктатурой, политики нуждаются в поддержке политически активных граждан, и идти против стихии ненависти и насилия на личном уровне политически не выгодно, даже опасно. Более того, выгодно эту стихию эксплуатировать.

В этой стихии — отметим еще раз — нет ничего специфически украинского. Под коркой (не очень толстой) цивилизации и законности везде кипит подземная магма первобытной кровожадности, которая может выбиться на поверхность. И миссия государства — эту магму сдерживать. Держать зверя на цепи. Чтобы никому не пришло в голову, что «теперь — можно».