Без осмысления исторического пути нельзя двигаться дальше

Роспись алтаря нового храма Воскресения Христова и Новомучеников и Исповедников Церкви Русской. Внутреннее убранство. Фото: Православие.Ru

Храм Воскресения Христова и Новомучеников Церкви Русской в Сретенском монастыре уже возвышается над Рождественским, Петровским, Сретенским бульварами, уводя взгляды прохожих в высь, к сияющим узорчатым куполам. Церковь, построенная в самом сердце столицы, не спрятана за фасадами, а наоборот, выделяется на фоне центральных улиц. Теперь уже сложно представить, что такой традиционный, такой московский храм могли счесть неуместным в городском ландшафте. Споры остались позади — пришло время поговорить, чем стал храм Новомучеников Церкви Русской для города и для храмового зодчества, а также какие перспективы есть у русского храмостроительства в целом. С этими вопросами мы обратились к ректору МАРХИ, доктору искусствоведения, профессору, заведующему кафедрой Истории архитектуры и градостроительства Дмитрию Олеговичу Швидковскому.

Дмитрий Олегович Швидковский

— В праздник Вознесения Господня, 25 мая, пройдет освящение храма Воскресения Христова и Новомучеников Церкви Русской в Сретенском монастыре. Не секрет, что немало копий было сломано вокруг проекта в полемике между архитекторами и специалистами: многим хотелось принять в этом участие, предложить свои проекты, естественно кто-то оставался недоволен, критиковал; а с другой стороны, был и такой вопрос — само место строительства. Критики говорили, что это совершенно новый храм конкретно в этом месте, что он изменит, исказит городскую среду, атмосферу… На ваш взгляд, удался ли проект в этом плане? Вписался он в место, где находится, и насколько вы оцениваете оригинальность проекта как такового?

— Прежде всего я хотел бы сказать, что не ожидал такого результата, который получился. Когда мы на Комиссии по строительному развитию Москвы и сохранению ее наследия обсуждали место строительства храма, когда был конкурс проектов и наш Институт тоже участвовал (у нас был другой вариант, более скрытный, когда этот собор не так ярко проявлялся в городском ландшафте), — я не боюсь сказать, что мы чего-то тогда недопонимали и не ожидали того эффекта, который, видимо, владыка предвидел и который сейчас получился.

Должен сказать, что для меня, как для историка архитектуры и градостроительства, очень важен не только конкретный объект, но и образ города. Образ Москвы в начале XX века был совершенно необыкновенный. Это был один из удивительных и самых красивых городов мира. Так о нем говорили те путешественники, которые были наиболее чутки к Москве и имели право так высказываться, — поэты Верлен, Верхарн, норвежский драматург Кнут Гамсун, знаменитейший архитектор стиля модерн Чарльз Макинтош, которого Шехтер сюда пригласил, и он тут был в 1910-м году. Они все были абсолютно потрясены Москвой, и эта красота, к сожалению, была в большой степени уничтожена, прежде всего, с уничтожением 760 церквей. Все, кто из этих художников и поэтов видел Москву, — все говорили об этом удивительном эффекте: бесконечные купола в лазури, колокольни, вертикали…

Храм Воскресения Христова и Новомучеников и Исповедников Церкви Русской. Фото: Анатолий Горяинов / Православие.Ru

Храм Воскресения Господня и Новомучеников Церкви Русской со своим характером: там есть, мне кажется, черты и трактовка древнерусского наследия в духе стиля модерн. Это очень правильно, на мой взгляд. Мы как бы строим такой важный храм, начиная с того момента в развитии храмостроительства, на котором остановились.

Русская церковная архитектура перед революцией находилась на очень высоком уровне. Это было несопоставимо ни с чем, ни с какими православными балканскими, католическими, протестантскими странами — ни у кого не было ничего подобного постройке Щусева (39 церквей), Шехтера, Кекушева; главные архитекторы авангарда Веснины проектировали, еще будучи студентами, много церквей… И уровень росписи и утвари!

Вид на Москву с высшей точки храма

Я со студенческих лет собираю архитектурные издания того времени. У меня есть все ежегодники московских и петербургских императорских архитектурных обществ, и там собраны лучшие проекты и постройки — совершенно очевидно, что это был расцвет церковной архитектуры. Потом наступило, как писал Шмелев, «сошествие во ад», наступила пропасть шириной почти в 90 лет, если учесть период, пока мы сориентировались и начали что-то делать, и прибавить его к советскому времени…

Это проект, подхватывающий великую русскую духовность в ее художественном выражении, которая пережила все эти годы и гонения

И сейчас для меня этот храм является знаковым не только в историческом (100-летие революции), не только в духовном, но и в архитектурном отношении. Именно этот храм обладает тем образом, который возвращает силуэт этой части города, потому что панорама, возникающая с Цветного, Рождественского, Петровского, Сретенского бульваров, с Трубной площади — прекрасна. Я каждый день езжу мимо и каждый день потрясаюсь, потому что неожиданно время повернулось вспять, и возникла та Москва, которая была такой фантастически красивой в глазах этих знаменитых путешественников. В отношении градостроительном это большая удача. Удачей было и строительство храма Христа Спасителя, потому что он мобилизовал пространство XIX века и стало понятно, куда пошли улицы, на что были ориентированы мосты, даже такие далекие, как Бородинский. А храм Новомучеников возвращает этому району города то, что было после строительства храма Христа Спасителя, — то состояние, ту атмосферу и тот художественный характер, который приобрела Москва того времени, которое мы называем Серебряным веком, — начала XX столетия. И это замечательно, потому что многие ориентировались на эти образцы, но никому не удавалось достичь подлинного эффекта. При том, что проект безусловно индивидуальный, он не воспроизводит что-то старое, это новый проект, но проект, подхватывающий великую русскую духовность в ее художественном выражении, которая все-таки, оказывается, пережила все эти годы и гонения и может восстановиться в архитектуре. Мы очень беспокоились последние годы о нашем церковном строительстве и даже создали выпускающую кафедру храмового зодчества в МАРХИ, единственную в Европе, и в Америке такой нет тоже.

— Последние четверть века у нас повсюду активно строятся храмы. Можно сказать, что мы переживаем расцвет храмового зодчества. Что радует вас из происходящего в храмовом строительстве, а что, может быть, беспокоит?

— Радует меня то, что среди уже немалого количества церквей, которое возведено, есть какая-то часть (пока еще не большинство), которые достигают высокого художественного уровня. Я отнюдь не хочу осудить других архитекторов. Если выпустить на Олимпийские игры спортсменов, которые лет 70–90 не тренировались, трудно ожидать от них каких-то невероятных результатов, а у нас результаты все-таки очень неплохие для такой ситуации. Но буквально в последние 5 лет появляются все более и более интересные и совершенные проекты.

Во-первых, что очень существенно, мы вышли на иной тип храма, чем это было раньше. Это и благословлено Святейшим Патриархом. То есть храм-комплекс, где находится и воскресная школа, и зал приходских и епархиальных собраний, и трапезная, и технические помещения: сейчас нужно и кондиционирование, и освещение; многие инженерные проблемы раньше решались другим образом, а теперь требуют отдельных помещений. Да даже гаражи подземные, особенно в Москве, — ну ведь негде поставить машину, поэтому ничего катастрофического в гаражах подземных я не вижу, хотя некоторые видят. В условиях нашего города другого выхода у нас нет.

Сформировался функциональный новый тип храма. Например, церковь Сергия Радонежского на Ходынском поле объединила все эти элементы в одном объеме, — это один из самых интересных храмов. С.Я. Кузнецов, наш профессор, построил, что очень отрадно.

Храмовый комплекс прп. Сергия Радонежского на Ходынском поле

На протяжении всей истории мы использовали один тип византийского храма — крестово-купольный. Или использовали западный тип храма, уже после Петра I: там мы просто встроились в ту дискуссию о церковном зодчестве, которая велась в Западной Европе, — так возникли собор Александро-Невской лавры, Петропавловская крепость.

Но византийскую тему мы развивали в ее масштабном построении, примером чему служит храм Христа Спасителя и масса других храмов в русско-византийском стиле, которые последовали за ним, — но они не очень много добавляли нового с точки зрения древней православной теории и представления об архитектуре. А вот сейчас мы начинаем по-новому интерпретировать крестово-купольную систему, и храм на Ходынском поле являет собой то, чего у нас не было, а в Византии было распространено: купольная базилика, где соединяются вытянутые элементы базилики, и это производит очень сильное впечатление в интерьере. Оставаясь в рамках православной византийской традиции — вряд ли нам надо куда-то от нее уходить, — мы можем использовать все огромное богатство древнего православного зодчества, идти вперед, развивая эту традицию.

Действительно странно, почему у нас использовался преимущественно один тип византийской церкви, хотя в Византии их было очень много. И это церкви, построенные великими святыми, и вряд ли есть какие-то сомнения в их каноничности или правильности.

Храм Воскресения Христова и Новомучеников открывает новую страницу истории искусства православного зодчества в России и в мире

Мне кажется, что храм Воскресения Христова и Новомучеников открывает новую страницу истории искусства православного зодчества в России и в мире. Сейчас уже и другие православные страны обращаются к нашим мастерам: в Сербии, в Черногории. Я, как член Совета по культуре при Святейшем Патриархе, должен сказать: мы уже видим, что церковное зодчество у нас не возрождается, а уже возродилось, и пример такого удивительного создания подлинной художественной и духовной среды в Москве, которое демонстрирует новый храм, — это огромное событие.

Мы как бы вынашивали это, учились. Сразу начать с чего-то выдающегося было просто физически невозможно, а здесь уже зрелая, новая и в то же время осмысляющая и опирающаяся полностью на традицию очень интересная архитектура. И интерьер, и убранство, и все сделано не только красиво, но и правильно, и некоторые новшества оправданы: все-таки церквей еще недостаточно, и на праздники очень нужно пространство. Да и вообще для церкви нужно пространство, это очень важно.

У меня трепетное отношение к этому храму: когда я в первый раз туда вошел, я почувствовал, с каким духовным напряжением, с какой любовью это сделано, — чувства всегда как бы живут в архитектурном пространстве, и здесь вы сразу чувствуете, что это новое пространство наполнено сильными и благими чувствами.

— Что вы могли бы пожелать или посоветовать всем, и молодым, и зрелым архитекторам, и людям, которые играют ключевую роль при принятии того или иного архитектурного проекта — владыкам, игуменам, ктиторам, например?

— У меня совершенно отчетливая позиция: я считаю, что мы должны навести мост через ту пропасть, когда практически не было церковной архитектуры. Для того, чтобы просто самим учиться и сразу выйти на высокий художественный уровень, мы должны опираться на совокупную историческую православную традицию, но прежде всего — на то, что было уже приспособлено к нашим условиям, к нашим национальным особенностям: это архитектура последних двух десятилетий перед революцией. Это будет правильный шаг, трудно ошибиться.

Я считаю, что мы должны навести мост через ту пропасть, когда практически не было церковной архитектуры

У меня даже есть такая мечта: существует целый ряд проектов наших великих архитекторов, утвержденных еще Николаем II, но не построенных. Я все пропагандирую один совершенно замечательный проект Щусева большого кафедрального собора. Но есть много других проектов неисполненных, но апробированных собранием профессионалов, которые лучше нас понимали, потому что были внутри этой традиции.

Я не пропагандирую точное следование определенным векам, это было бы глупо, но опираться на то огромное разнообразие направлений и художественных открытий, сделанных после создания храма Христа Спасителя и до революции, перерабатывая их, — это очень было бы полезно. Приспосабливая их к современным условиям, но все-таки исходя из той высокой профессиональной культуры церковного зодчества, которая была полностью раздавлена советской властью.

История, даже новая, предреволюционная, сейчас работает на нас, и это очень важно. Можно делать что-то совсем новое, но для этого нужно осмыслить то, что было. Без осмысления исторического пути православной архитектуры безответственно двигаться дальше. Мне кажется, допустим вполне такой чистый историзм.

В северо-западном регионе нашей страны много используют псковского, новгородского стиля, XIV–XVI вв. в основном. Часто строят исторический храм в новгородском духе и не понимают, что он своей лаконичностью очень подходит современности.

А вот строить новый храм Василия Блаженного или даже храм Спаса на Крови в Петербурге я бы сейчас никому не советовал — до архитектуры такой сложности мы не скоро дойдем. Говорящая архитектура XVI столетия — очень сложная и не до конца разгаданная, хотя вот сейчас вышла изумительная книга Андрея Баталова о соборе Василия Блаженного, окончательная книга, которая многое объясняет, и огромная. Но все равно моя позиция совершенно определенна: мы должны начинать с того момента, где мы остановились, и, возможно, идти дальше, опираясь как на опыт нашего Отечества, так и на опыт всего православного мира и, конечно, проникая в бесконечные богатства византийского искусства.

У нас огромное поле увлекательного изучения, исследования и творчества на этой основе. Это всегда неправильно, когда творчество не основано на знании, это получается всегда плохо. И я за то, чтобы мы все это изучали и пытались осторожно двигаться вперед.