«Мы пришли делать самую грязную работу»

Свято-Димитриевскому сестричеству исполняется 26 лет. О самых светлых и самых драматичных моментах в своей работе вспоминают сами сестры.

В 1990-е годы в Первую Градскую больницу, переполненную, страдавшую от нехватки лекарств и медперсонала, пришли первые сестры милосердия. Они пришли туда выполнять самую грязную работу: ухаживать за больными, которым некому было обработать пролежни, поменять испачканное постельное белье, перевернуть с боку на бок. Сегодня, без малого тридцать лет спустя, условия в больнице стали куда более комфортными. Но и у сестричества работы прибавилось: открылась Свято-Спиридоньевская богадельная, сестры милосердия начали помогать нуждающимся в уходе не только в Первой Градской, но и в Инфекционной больнице, и психоневрологическом интернате, и даже на дому.

На излете весны, а если быть точнее — 28 мая Свято-Димитриевское сестричество отмечает свой День Рождения. В этом году ему исполняется 26 лет. Какие люди, какие встречи оставили по себе самую долгую память? Своими воспоминаниями делятся сестры пяти социальных проектах службы «Милосердие».

«Больница была заполнена человеческим «ломом»

Вспоминает сестра милосердия Первой Градской больницы Инна Корнельевна Аствацатурова:

Те, кто родились в 1990-е годы и позже, не могут себе представить, чем было для нас сестричество. В то время царил полный развал — и финансовый, и моральный, люди терпели крушение на всех своих путях. Они оставались без квартир и работы, интеллигентные и образованные люди превращались в бомжей. В больницу невозможно было войти, она была заполнена этим «человеческим ломом». Аромат стоял такой, что приходилось зажимать нос, медперсонал среди всего этого совершенно терялся. Медсестры были отнюдь не богатыми людьми, и, чтобы заработать побольше, совмещали работу сестры и санитарки и, соответственно, делали плохо и то, и другое.

Мы пришли в больницу после того, как отец Аркадий (ныне епископ Пантелеимон (Шатов), руководитель и духовник службы «Милосердие» — прим. Ред.) стал настоятелем больничного храма царевича Димитрия. За ним пришли духовные чада, которые знали его очень давно: еще когда он служил в Гребнево и даже раньше — в Ступино, и когда к нему на службу приходилось долго добираться на перекладных. Это было такое счастье — почти в центре Москвы духовный отец получает храм, и мы можем приходить сюда, не таясь, не прячась, ничего не боясь — ведь большую часть жизни мы прожили в те времена, когда Бог был гоним.

Сначала в больнице мы были добровольцами, потом открылось училище сестер милосердия. Я поступила туда в 52 года, и в то же время пришли и 17-18 летние девочки. И разница в возрасте не имела значения, потому что у нас был одна цель — служить людям. Мы занялись самой черной работой. Ухаживали за больными в грязи и вони, когда все было испачкано и не было запасных комплектов постельного белья. Сначала нас в

больнице приняли плохо, но постепенно, спустя не месяц, не два, а годы к нам стали относиться с любовью. И когда мы видели благодарные глаза пациентов — это было самой большой наградой.

«Сестры были мостиком между ними»

Вспоминает старшая сестра милосердия Инфекционной клинической больницы №2 Ольга Юрьевна Егорова:

В прошлом году у нас в больнице лежал мужчина лет сорока — красивый, еще молодой, но с запущенной болезнью. Раньше он хорошо себя чувствовал и поэтому не принимал терапию — к сожалению, люди часто так рассуждают и упускают время, а потом болезнь прогрессирует очень быстро. Его жена Марина* ухаживала за ним — не просто навещала, а была рядом постоянно, а он каждый день ее очень ждал. Марина обращалась к сестрам за помощью, чтобы объяснили и посоветовали, как правильно организовать уход. Она стала приходить к нам в сестринскую, мы познакомились поближе. Потом у Романа наступило резкое ухудшение, и его перевели в отделение интенсивной терапии. Туда не пускают родственников, и Марина уже не могла его видеть, за ним ухаживать. Мы работаем в этом отделении, и она стала просить нас что-то сказать ему, передать. Сестры рассказывали ей о его состоянии, были мостиком между ними. Роман недолго пробыл в отделении интенсивной терапии, болезнь очень быстро прогрессировала, и он умер. После того, как это случилось, Марина продолжила приходить к нам. Видимо, ей нужно было находиться среди тех людей, которые понимали ее и знали ее мужа, могли вспомнить его, поговорить о нем. Я однажды сказала ей: «Вам, наверное, трудно сейчас приходить к нам», а она ответила: «Нет, наоборот, я хочу быть здесь и помогать другим таким же больным». Если человек остается в замкнутом пространстве, на него нападают воспоминания, угрызения совести — «я недоделал, недосказал, как мне дальше жить». Это ситуация, из которой трудно выйти. Но Марина была с нами, ходила в храм, советовалась с батюшкой, рядом с ней были сестры, которые вместе с ней ухаживали за ее мужем, это помогло ей пережить потерю. Марина и сейчас продолжает приходить в больницу, она ухаживает за больными, вместе с нами ездит в паломнические поездки, живет нашей жизнью.

* по просьбе сестер милосердия имена героев изменены

«Он очень ее любил, а потом не выдержал и не смог больше выносить это»

Вспоминает сестра милосердия патронажной службы помощи на дому Татьяна Алексеева Чаленко:

Однажды к нам обратились добровольцы и сказали: «Мы ухаживаем за женщиной, которую все бросили, помогите!» Это было в 1999-м году. Даше* было под 50, и она уже 26 лет не выходила из дома. Она приехала в Москву с Украины, поступила в ПТУ учиться на маляра, снимала комнату в коммуналке. Однажды вышла на балкон развешивать белье, внизу проходил молодой человек, и она как-то сразу поняла — это ее муж. Они познакомились и вскоре поженились, Даше тогда было 17 лет. Через несколько лет она родила ребенка и вдруг стала замечать, что, когда с ним гуляет, все время падает. Со стороны это выглядело так, будто она пьяная. Даше долго не могли поставить диагноз. Но наконец, выяснили: рассеянный склероз.

Когда Даша заболела, ее муж никак не мог с этим смириться: носил ее на руках по всем больницам, по бабкам-знахаркам. Она ведь была очень красивая, добрая, он очень ее любил, но потом не выдержал, сдался, не смог больше выносить все это. Когда мы стали помогать Даше, он вообще не заботился о ней, а сама она могла разве что поднести ко рту бутылочку с водой.

Даша была нашей любимицей. Мы многому у нее научились и часто ней советовались. Даша знала всех домашних наших сестер, обо всех молилась. Мы чувствовали, что ее молитва доходит к Богу, а ведь она не могла даже лоб перекрестить, только поворачивала тихо голову, долго смотрела на иконы. Я знала много тяжело болящих людей, но не все были так радостны, как она.

Ее муж поначалу вообще с нами не общался, никак не помогал. Он был очень суров. Но постепенно он расположился к нам, запомнил наши имена, стал давать деньги на продукты, но ухаживать за женой так и не стал. Мы заботились о Даше шесть лет, до самого ее конца. На отпевании было много людей, я даже не знала, что у нее столько родственников, а на кладбище поехали только муж, сын и сестры, которые за ней ухаживали. Когда рабочие уже закопали могилу и ушли, ее муж опустился на колени, все гладил холмик, гладил и плакал. Когда мы сели в машину, он мне сказал: «Татьяна Алексеевна, я не мог зайти к ней в комнату, просто не мог. Не мог все эти годы принять то состояние, в котором она была». Счастливой жизнью это не назовешь. Никто из нас его не осуждал.

После смерти Даши ее муж пришел к вере. Прошло уже больше 10 лет, а он до сих пор звонит каждую Пасху, шлет поклон сестрам. Мы все помним Дашу. Однажды был такой случай. Моя младшая дочь вернулась с Кипра и сказала: «Мам, я была на Успение в православном греческом в храме, подала записки об упокоении». Начала перечислять имена, назвала Дарью, а я помнила, у нас нет таких покойных родственников. Спросила, а она говорит мне: «Мам, как тебе не стыдно, ты забыла Дашу?» А ведь когда мы начали за ней ухаживать, дочь была первоклассницей. И я поняла, что мой ребенок, который стал взрослым, самостоятельным, и уже живет своей жизнью, помнит Дашу до сих пор.

* по просьбе сестер милосердия имена изменены

«Последние сутки стали главными в его жизни»

Вспоминает сестра милосердия в Психоневрологическом интернате №11 Елена Короткова:

Несколько лет назад ушел из жизни Юрий Иванович. В прошлом он был машинистом, ездил по маршруту Москва-Санкт-Петербург. В его личной жизни все сложилось нерадостно. После развода с женой были попытки суицида, из-за которых он и попал сначала в больницу, а потом в интернат. Первое время находился в сильной депрессии, ни с кем не хотел общаться, но потихоньку раскрылся и пошел на контакт после знакомства с сестрой, которая раньше тоже работала на железной дороге. Юрий Иванович, как и многие его сверстники, о Боге мало что знал, но сестры часто разговаривал с ним о духовной жизни. Через шесть лет жизни в интернате у Юрия Ивановича случился инсульт, врачи объявили, что ему осталось меньше суток. Именно эти последние сутки стали главными в его жизни. Он причастился и исповедовался. После этого Юрий Иванович ушел, но это уже был другой Юрий Иванович. «Он помолодел лет на 10, похорошел, я не могла поверить, что это тот же человек», — вспоминает сестра, которая заботилась о нем. Прошло уже несколько лет, но мы до сих пор помним то удивительное преображение, которое случилось с ним перед смертью.

«Еду в рай!»

Вспоминает старшая сестра Свято-Спиридоньевской богадельни Ольга Иорданская:

Раису Иванову сестры знали практически с момента появления сестричества, когда они только начали помогать в Первой Градской больнице. Мама отца Александра Лаврухина (директора Димитриевской школы- прим. Ред.) как-то рассказывала о встрече с Раисой Ивановной: лежит старушка, и такой веселый глаз смотрит из-под одеяла. У нее была опухоль головного мозга, ей делали трепанацию черепа, удалили лобные доли. Пока она лежала в больнице, случился пожар у нее в квартире, и братья нашего Димитриевского храма помогали ей восстанавливать жилье.

С 1992-го года жизнь Раисы Ивановны текла параллельно с нашей храмовой жизнью. Она приходила на службу каждое воскресенье, со всеми здоровалась, сообщала новости. Она была всеобщей любимицей. Однажды Раиса Ивановна шла на службу, переходила Ленинский проспект, попала под машину и снова оказалась в Первой Градской. У нее были переломы руки, ноги, но самое страшное – из-за того, что она была грузной, у нее были огромные гематомы. Когда они вскрылись, образовались настоящие ямы, в которые можно было засунуть кисть руки. Стало ясно, что она не сможет жить дома одна, и Раиса Ивановна переехала в Свято-Спиридоньевскую богадельню.

Иногда с ней бывало тяжело, она могла кого-то невзлюбить. С соседкой Юлией Гавриловной у нее сложились очень тяжелые отношения, почти военные, уже не вспомню из-за чего — сошлись два очень сильных, властных характера. Но в конце концов они научились друг другу уступать. Раиса Ивановна всегда заботилась о Юлии Гавриловне, могла не здороваться с ней по утрам, но всегда говорила: «Девочки, Юле нужно то-то и то-то».

Раиса Ивановна была фантазеркой, очень любила, когда с ней шутят. Молодую сестру, лет 30, могла спросить: «А ты помнишь, как война-то была, как мы там-то и там-то были?» Это не было неадекватностью, это была игра, будто они ровесницы и вместе что-то пережили.

Раиса Ивановна очень мечтала переехать в наше новое здание (в 2014 году Свято-спиридоньевская богадельня переехала из двух квартир в просторное здание на набережной Шитова). В день переезда, когда ее грузили в автобус, кто- то из добровольцев спросил: «Вы рады, что едете?» « Да, — говорит, — рада, еду в рай». Через день она умерла. А через два месяца скончалась Юлия Гавриловна….