Крест и мяч

Филип Малрайн. Фото: Global Look Press

– Есть такой футбольный клуб – «Манчестер Юнайтед».

– Правда? И это вы нам будете рассказывать? Вы, не отличающий пенальти от углового и не знающий смысла слова «офсайд»? Нам, помнящим все результаты матчей внутреннего чемпионата за прошедшую пятилетку? Да мы не только знаем, что есть такой клуб. Мы знаем всю подноготную английской Премьер-лиги, особенности их игры и все слабые стороны.

– Да я ни на что не претендую. В этой области жизни я глуп как пробка. Просто скоро Россия примет мировое первенство по этому виду спорта. Надо же и таким, как я, ничего не знающим о футболе, как-то просветиться.

– И как? Просветились?

– Ну, не знаю. Хотел, например, понять, почему этот спорт любят и в жарких странах, и в холодных. Понятно, что в Африке нельзя любить биатлон. Для этого есть Норвегия, Россия, Швеция. Зато норвежские марафонцы не чета тем же африканским. И так далее. Но вот футбол любят везде, на всех параллелях и меридианах. Почему? Опять же есть спорт для богатых. Скажем, гольф, яхтинг. Большой теннис называли когда-то королевским спортом. А вот футбол любят и богатые, и бедные. Странно.

– Не морочьте себе голову. И нам тоже. Футбол он и есть футбол. А что там «Манчестер Юнайтед»?

– Да там один бывший футболист недавно священником стал. Меня это и заинтересовало. Вот вы все о футболе знаете. У нас такие случаи были?

– Ну, в Советском Союзе такого в принципе быть не могло. А сейчас… Сейчас я что-то не слышал, чтобы кто-то типа Аршавина или Березуцкого в попы пошел. Трудно себе даже такое представить.

– Вот и я о том. Трудно даже представить. А почему? Что здесь трудного? Лично я вот что думаю.

Футбол стал чем-то вроде религии

Мне кажется, что сам футбол стал чем-то вроде религии. По степени влияния на сознание миллионов людей, по количеству денег, крутящихся в нем и вокруг него, по влиянию на политику это уже давно не спорт, а что-то другое. В него не просто играют. Его любят и им живут, причем так, что жизни без него не представляют. Многим лучше и без хлеба, лишь бы с зеленой лужайкой и полными трибунами. Если ум человеческий попадает в эту систему, вращается в ней, живет, то Богу просто не остается места. Вот почему я с удивлением остановился на этой информации.

– А что там конкретно?

– Там молодой ирландец, игравший за свою сборную, а также в МЮ, ушел из спорта, занялся специальной учебой – теологической – и принял сан. Звать его Филип Малрайн. Ирландцы вообще одни из самых религиозных людей в Европе. Они традиционные католики. А у католиков все духовенство безбрачное. То есть все священники мало чем от монахов отличаются. Но наш Филип не только сан принял, а и монашество. Дал обет добровольной бедности и вступил в один из орденов. Кажется, бенедиктинский. Представляете? Зарабатывал по 700 тысяч долларов в год, а затем дал обет добровольной бедности.

Филип Малрайн

– Свихнулся, видно, парень.

– Совсем наоборот. Бегал-бегал, потел на тренировках, получал адреналиновые инъекции от рева трибун после забитого мяча, подкармливал ближних и дальних родственников, а под кожей все время жило чувство, что эта красивая жизнь – не настоящая. Тебе завидуют миллионы мальчишек, ты с Бэкхемом тренируешься, твою потную майку готовы прижимать к лицу, как святыню, а сам ты чувствуешь, что это какая-то игра. Не только сам футбол, а и все, что вокруг него. Настоящая жизнь рядом, и она другая. Потом идут своим чередом травмы, возраст, спортивное старение, и все сильнее звучит внутренний голос: «Бросай этот карнавал. Займись делом. Время уходит».

– Складно поешь. А дальше что?

– А дальше то, что этот парень (я так думаю) получил религиозное воспитание, и вера в нем была с детства. Как раз этого у наших чаще всего нет. По окончании карьеры им только в тренеры идти, если возьмут, или спиваться от невостребованности. Иногда – то и другое вместе. Бывшая слава давит не по-детски, особенно если впереди перспектив не осталось. Без веры здесь ой как плохо. Но вернемся к нашему ирландцу, уже священнику и уже бенедиктинцу.

Этот парень получил религиозное воспитание, и вера в нем была с детства

Вполне возможно (это я додумываю и дорисовываю картинку), что он из небогатой семьи. Разбогатеть через спорт и выбиться в люди – это мечта чаще всего выходцев из простых семей. То есть он умеет жить скромно и по малолетству мечтал – а кто не мечтал? – разбогатеть. И вот мечты сбылись. Есть слава, есть деньги. И есть чувство, что это не главное. На первый план выходят образы, зароненные в сердце в детстве: молитва, храм, обет нестяжания, латынь, орган, белые свечи… А еще толстые старые книги, прохлада каменных храмов, история, имена забытых святых, солнце, бьющее в витражи. Возможно, мама, хлопоча по кухне, говорила Филипу, когда было ему лет 14: «Сынок, стань священником. Я этого так хочу. Я умру спокойно». А батя, глядя в телевизор, говорил: «Не слушай ее, сынок. Будь мужчиной. Твоя судьба – спорт. Я буду тобой гордиться». У Филипа получилось и то, и другое.

Он хорошо играл не только потому, что хорошо платили. У кого есть совесть и честь, у того бывают не только меркантильные мотивы. Просто стыдно подводить тренера и команду, родных горожан, прилипших к телевизору, и отца с матерью, переставших ругаться на время матча. Каким-то святым он молился, выходя на поле. Каким? Наверное, древним ирландским монахам, чьи имена нам мало знакомы и трудно произносимы. Может быть, сильно укорял себя и спешил на исповедь, если случалось ругнуться среди игры. Теперь началось нечто новое.

Вместо падения на траву газона после удара по ногам – распростирание ниц на полу храма с раскинутыми крестом руками. Так у католиков ложатся в знак смирения принимающие сан. Вместо майки, гетр, бутс – белые просторные одежды новоначального. Его ждут теперь новые труды, успехи и поражения. Пожелаем ему положить руку на плуг и не оборачиваться вспять. Пожелаем ему не включать футбольные трансляции даже на «один глазок», чтобы прежнее и обветшавшее не вступило в борьбу с новым, куда более ответственным. Ну и перейдем к нашим.

* * *

Наши будут играть хорошо. Будут. Будут радовать болельщиков смелой игрой и полной самоотдачей. Они будут плакать, если матч будет проигран. Будут плакать, не скрывая слез, а не отправляться с равнодушными лицами на пьянку в тот же вечер. И будет патриотизм, выраженный через спортивное мастерство и мужество, а не циничное издевательство над миллионами болельщиков. Для этого не столько деньги нужны, сколько измененное сознание. И у спортсменов, и у болельщиков. Так, чтобы ты меня спросил: «Помнишь такого-то?» А я говорю: «Помню, как же». А ты мне: «Ушел из спорта. Монахом стал. На Валаам уехал». И я ни чуточки не удивлюсь. Скажу только: «Укрепи его, Господи».

В СССР нечто подобное было, только с уклоном в военную тему. Там спортивные арены рассматривались как поле битвы за Родину. И были готовы умереть, но не проиграть. Отсюда все спортивные чудеса советской эпохи. Одна песня вратаря чего стоит. «Эй, вратарь, готовься к бою! // Часовым ты поставлен у ворот // Ты представь, что за тобою // Полоса пограничная идет». И если ты в армии не служил, пограничную полосу в принципе представить не можешь, да и вообще ты не готов к бою, а просто деньги зарабатываешь, то и результат соответствующий.

Нужна в любом случае серьезная мотивация, не сводимая полностью к заработку. И нужна такая серьезность жизни, чтобы ты бегал по двору в 12 лет, играл за юниоров в 18, сражался за страну в сборной в 27, а в 35 стал священником. И чтоб никто не удивился, но все порадовались. Тогда победы будут. Никуда не денутся.