Русская церковность жива!

Его предки 300 лет назад приехали в Америку. А сам он часто сейчас бывает в России и обращает к русским корням наших соотечественников, уезжающих на Запад. Почему? Об этом наша беседа с протоиереем Алексием Дунканом, настоятелем храма Рождества Пресвятой Богородицы в столице штата Нью-Йорк Олбани.

Протоиерей Алексий Дункан

– Отец Алексий, вы ведь не первый раз в России?

– Сбился со счету, но более 10 раз был точно. Когда впервые оказался, я с таким восторгом делился своими впечатлениями, что, как-то позвонив из Америки, моя матушка уточнила: «Ты уже присмотрел жилье?» Это, конечно, мечты, не более. Мы уже не молоды. У нас много послушаний на своем приходе, обязанностей перед нашими прихожанами. Хотя в России я как раз бываю с нашей молодежной группой. Православие позволяет нам на всех континентах чувствовать себя с православными одной большой семьей.

Известно, что сейчас Штаты открыто выступают против России. Но мы – за Россию. Потому что Истина там, где Бог. Мы знаем, что надо стоять за правду. Искушений нигде не избежать. Но Америка забывает Бога. А здесь, в России, ощутим церковный подъем. В США, правда, сейчас много приезжих русских. Среди них мы ведем миссионерскую работу.

– Как вы проповедуете?

– Сам я в основном, конечно, погружен в нужды моих прихожан. Знаю, что вокруг нас много людей, ищущих правду. Но у меня уже мало сил, на всех меня не хватит. Однако если я вижу русского человека или где-то краем уха слышу русскую речь, тут же спрашиваю: «Кто вы? Откуда?» Так начинается разговор… Мне на самом деле просто нужна языковая практика. (Смеется.)

– Расскажите, пожалуйста, о себе.

– Ну, грешный.

– Хорошо. Вы православный в первом поколении?

– Да, хотя мои родители после того, как я уверовал, тоже крестились и воцерковились. Сам я американец. Мои предки 300 лет назад приехали в Америку из Шотландии.

– А как вы уверовали?

– Когда русские задают такие вопросы, они, наверно, надеются услышать, что я много читал, думал, искал Бога… Нет. Это не мой случай. Я был студентом. Совсем не интересовался религией. Но у меня был друг – регент. Он пригласил меня как-то на службу. А я ему ответил: «Меня это не интересует». Он несколько раз меня звал, я отказывался. А потом он вдруг и говорит: «А знаешь, у нас после Литургии бесплатный обед». – «О-о! Это другой разговор», – признался я, будучи, как все студенты, бедным и голодным. А потом я оказался поражен красотой православного богослужения, так что как пришел в Церковь, так никогда из нее больше и не выходил.

Русские эмигранты первой волны приехали в Америку совсем бедными – но первым делом строили храмы

Это случилось в 1970-е годы. Надо сказать, что, когда после революции в начале XX века русские эмигранты первой волны приехали в Америку, они были совсем бедные – но первым делом строили храмы. Эти очень красивые храмы, большинство из которых сохранились до сих пор, были центрами и русской культуры.

После я, конечно, уже много читал как раз о том, какова была церковная жизнь в России до революции. Я думал, что это всё исчезло безвозвратно. Но Господь меня привел в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле и показал: русская церковность жива. Я стал там окормляться, и меня благословили поступить туда в семинарию. У нас было много высокодуховных наставников. Там собрались русские монахи еще из дореволюционных монастырей. Я благодарен Богу, что Он послал на моем пути такие образцы веры.

Будем жить проще

Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле

– Расскажите, пожалуйста, про русских подвижников Джорданвилля.

– Первым духовником обители был старец Филимон (Никитин). Его все называли «валаамец», потому что до революции он подвизался в Валаамском монастыре. Когда разоряли обитель, он с Валаама пешком дошел до Киева. Потом оказался в Джорданвилле. Я слышал о нем, что он был святым человеком, и каждый день молился на его могиле. Мне было очень трудно, особенно в первый год. Все занятия в семинарии проходили на русском языке, а я не говорил по-русски. Но старец мне помогал.

Учился я иконописи у приснопамятного архимандрита Киприана (Пыжова). Он из русских эмигрантов, в 15 лет был принят в Белую армию. Постригался уже в монастыре преподобного Иова Почаевского в селе Ладимирово в Чехословакии. Был строжайшим монахом. Его все боялись. Но это был золотой человек.

Однажды одна молодая особа, заявившись к нему, прямо с порога спросила: «Батюшка, вы можете меня научить Иисусовой молитве?» – «Нет, потому что я никогда этим не занимался», – отрезал он. Это, конечно, было неправдой. Он постоянно молился, но обсуждать с ней тонкости умного делания был не намерен.

На меня эта оправданная жесткость произвела тогда впечатление. Я понял, что христианам не надо жить напоказ, чтобы все о нас думали, что мы какие-то великие молитвенники, и стремились вмиг стать такими же. Мы должны жить сокровенной внутренней жизнью. Не надо ее выставлять перед другими. Будем жить проще. Это завещали нам наши отцы.

Архимандрит Лавр (будущий Первоиерарх РПЦЗ) не отказывал желающим сфотографироваться с ним

Владыка Лавр каждое утро в 4 часа уже был на полуношнице, потом служил Литургию. Изо дня в день. Неопустительно. Так же, как каждый вечер был на повечерии. Если владыки нет, мы знали: или он заболел, или в отъезде. Он хорошо знал творения святых отцов, преподавал патрологию в семинарии. Когда в монастыре возникал спор, он длился ровно до тех пор, пока не раздавалось: «Владыка сказал…» Всё! Конец всем прениям. Его все любили. Он был очень близок людям.

Однажды владыка Лавр приехал в штат Вирджиния. Ему там в англоязычном православном монастыре Воздвижения Креста Господня готовили архиерейский прием. А он взял да и поселился в простой туристической палатке! Так рядом с обителью жили простые паломники. Ходил пешком. Общался с людьми. Помню, мы сидели с ним под яблонями прямо на земле, пили чай, разговаривали.

Я сейчас, когда вижу какого-нибудь официального архиерея, просто убегаю. Не потому, что они плохие люди. Они святые! Но мне как-то больше по душе капуста, селедка, чаёк где-нибудь за столом с простыми грешниками, как я.

Без поддержки новомучеников мы не могли бы называться христианами

– Отец Алексий, мы с вами встретились в храме Воскресения Христова и Новомучеников и Исповедников Церкви Русской в Сретенском монастыре. В этом году его освящением отметили 10-летие воссоединения двух ветвей Русской Церкви. Зарубежная Церковь прославила новомучеников еще в 1981 году. А как сейчас на Западе складывается их почитание?

– Наше поколение еще застало тех, кто прошел гонения. Мы передаем их опыт. Составляются и сборники житий. У меня есть замечательная книга, написанная по-английски, – «Русская Голгофа». Всем своим прихожанам я рекомендую ее. Новомученики и исповедники жили практически в наши дни. Кто-то скажет: «Тогда их притесняли, а сейчас свобода». Да, но что будет завтра, знает Один только Бог. А нам заповедано бодрствовать (см.: Мк. 13: 32–37).

Чтение житий этих страдальцев помогает держать свой дух в тонусе. Я часто, прочитав о том, как они страдали, оказываясь в России, езжу в те места, где это произошло. Вот сейчас я на Лубянке. Под ногами у нас кровь новомучеников.

– Антиминс.

– Да! В России можно служить на улицах. Сейчас мы здесь можем молиться в новом соборе, потому что новомученики прошли вслед за Господом крестным путем и молятся о нас. Наши молитвы – эхо их молитв.

С молодежью нашего прихода мы выезжаем в Тихвин, это на севере России. Реставрируем церковь Введенского женского монастыря. Это очень бедная обитель. Там близко проходит Ярославский тракт, по которому гнали осужденных в архангельские лагеря, на Соловки. Помню, когда впервые настоятельница матушка Тавифа (Федорова) повела меня туда, я был просто ошеломлен тем, что стою на этой дороге смерти, по которой – как правило, в один конец – прошли сотни тысяч новомучеников.

– Начинался этот голгофский путь для многих именно здесь, на Лубянке.

– Это всё совсем еще недавняя реальность. Надо чтить этих страдальцев и испрашивать их помощи и молитв. Потому что мы совсем слабые, грешные. Без их поддержки мы даже не могли бы называться христианами – это совершенно точно.

– Говорят, что важно унаследовать преемственность именно от последних святых, чтобы занять свое, Богом отведенное тебе место в этой цепи спасаемых поколений.

– Точно! Причем сонм новомучеников таков, что его не сосчитать.

– Не знаю, как в Русской Православной Церкви Заграницей, но в России на Архиерейском Соборе 2000 года новомученики так и прославлены: как «поименно известные и доныне миру не явленные, но ведомые Богу».

– Большинство не явлено, но они есть! И они молятся за нас. Их предстательством Русская Церковь сегодня плодоносит.

Христиане среди христиан

Протоиерей Алексий Дункан. Фото: Ольга Орлова

– Для Америки у нас по размерам средний приход, в России он бы считался маленьким: на воскресной службе у нас бывает где-то 150 человек. Мы служим по-церковнославянски и иногда по-английски. Евангелие, Апостол, «Верую», «Отче наш» читаем и по-английски. Потому что среди наших прихожан много русских, которые женились или вышли замуж за американцев, и когда на богослужение приходит вся семья, надо, чтобы их англоязычные супруги понимали основные моменты службы. Дети часто говорят уже по-английски. Хотя именно на приходе и сохраняется русский язык, а через него культура.

– Если вы до воцерковления не знали русского языка, значит, выучили его для того, чтобы глубже постигнуть Православие?

– Да, это так. Язык объединяет.

– У нас все на приходе могут говорить на одном языке, но часто сегодня, особенно в больших городах, люди приходят в храм, молятся, исповедуются, причащаются и… расходятся. Общины не складывается. Существует ли в Америке на приходах РПЦЗ такая проблема?

Православные в чуждом окружении очень дорожат друг другом

– Возможно, в Америке проще собрать людей в общину. Там современный православный человек очень остро переживает свое одиночество. Мы действительно семья. Православные в чуждом окружении очень дорожат друг другом. Каждое воскресенье после Литургии у нас общий обед. Мы не захожане, а прихожане. Это здесь, в Москве, можно выбирать, в какой храм я пойду сегодня, а в какой завтра. У нас не так.

– Прежде христиане жили среди христиан. В России сейчас это тоже стало возможным: верующие могут работать в христианской среде, отдавать детей в православные школы. На Западе это реально?

– Нет, у нас это очень сложно осуществить. Не нахожу примеров из практики.

Особенно трудно приходится как раз школьникам. Взрослый человек всё-таки сообразит, как отреагировать, если ему будут навязывать что-то не то.

На приходе мы стараемся дать возможность каждому юноше или девушке проявить себя. Тогда им просто жалко будет тратить время и силы на какую-то опустошающую ерунду. Часто у молодого человека возникает выбор: спорт или богослужение? У девочек тоже дилемма: «культурное мероприятие» или храм? Святитель Иоанн (Максимович) под великие праздники не гнушался того, чтобы пойти туда, где веселилась молодежь. Если видел там кого-то из церковных, просто подходил и смотрел в глаза, ни слова не говоря.

Надо действовать мудро. Учить выбирать лучшее. То, на что не проходит мода. Вокруг чего не нагнетается всеми средствами рекламы на самом деле меркантильный ажиотаж.

Подвиг быть молодым и верующим

– Отец Валериан Кречетов рассказывал: когда к его сыну еще в советской школе как-то прицепились: «Что ты ходишь в церковь? Там же одни старушки!» – тот ответил: «Старый человек куда попало не пойдет».

Сегодня быть молодым и верующим – это великий подвиг

– Вот именно. Но сегодня на молодежь обрушивается такое информационное давление, что воспитывать ее очень сложно. Я так скажу: сегодня быть молодым и верующим – это великий подвиг. Потому что соблазны везде: включи телевизор, зайди в интернет – всюду грязь. Они просто герои, что не поддаются! Они сильнее нас. Нам было проще.

– Как бороться со сквернословием в молодежной среде?

– Когда я был молодой, в Джорданвилле на исповеди мне один священник сказал: «Надо очень внимательно относиться к каждому слову, исходящему из наших уст, потому что рядом стоит Богородица. Она всё слышит».

– Каковы, на ваш взгляд, соблазны новейшего времени, и как противостоять им, особенно тем, кто молод?

Чем проще ты будешь жить, тем очевиднее для тебя будет, где правда, а где ложь

– Надо жить проще. Чем проще ты будешь жить, тем очевиднее для тебя будет, где правда, а где ложь, угодно это Богу или не угодно. Как говорил святитель Иоанн Златоуст: если что-то Богу угодно, повторим это еще раз; если совесть обличила нас, покаемся и впредь будем отвергать эти соблазны. Это очень просто!

С молодежью надо заниматься. Что им самим интересно? Городским – возможность где-нибудь у костра зажарить импровизированную пиццу. Значит, надо устраивать для них такие пикники! Пусть общаются. Не всё же в соцсетях сидеть.

А для детей мы организуем детские лагеря. По 250 детишек собирается. То, что мы делаем, несовершенно, но мы стараемся. А Господь восполняет наши труды. Сама природа воцерковляет.

– Что вы имеете в виду?

– Я учился на художника. Когда вижу облако или дерево, восхищаюсь. Это же проповедь! Нам Бог это дал. Созерцая совершенство мироздания, невозможно не плакать о своих грехах. Один святой говорил: когда осенью падают листья, Господь в нашей душе живописует краской печали жажду будущего неувядающего века.

«Мы должны сохранять именно русские православные традиции»

Фото: Павел Иванов

– Отец Алексий, какие традиции есть на вашем приходе?

– Мы стараемся беречь то, что унаследовали от наших предшественников. Тех, кто жил еще в дореволюционной России. Ф.М. Достоевский говорил: «Быть русским – значит быть православным». Но сегодня лично для меня быть православным – значит быть русским. Православие не может существовать в вакууме. Оно, чтобы быть понятным современнику, живет в культуре.

– Что вы имеете в виду, когда говорите «культура»? Как культуролог, знаю: существует по крайней мере 64 научных определения этого понятия.

– Под культурой я подразумеваю всё разнообразие способов и форм передачи созидательного опыта от одного поколения к другому.

– Именно православного опыта?

– Да, потому что любой другой опыт – это самосозидание человечества^[1], которое на каком-то пределе всё равно оборачивается саморазрушением. Поэтому собственно культура – это сегодня прежде всего русская культура, потому что она православная. А суррогатов и так в мире не счесть.

– То есть, чтобы передавать традицию, нужно быть православным и в то же время оставаться человеком культуры?

– Да. Именно так.

– В современном российском обществе с этим проблема. Потому что, как правило, те, кто воцерковляется в сознательном возрасте, отвергают мир, во зле лежащий (ср.: 1 Ин. 5: 19), со всей его культурой, сосредотачиваясь на чтении святых отцов. А те, кто вне Церкви, тоже передать традицию не могут: без церковного опыта теряется навык различения сути добра и зла.

– Да, это проблема. Самообман заключается в том, что те, кто вне Церкви, думают, что знают очень много, а другие, у кого до определенного времени не было церковного опыта, также ошибаются, предполагая, что не знают ничего. Сказано: изведи драгоценное из ничтожного (Иер. 15: 19).

Я всегда своей пастве говорю: «Вы можете считать меня фанатиком, но мы должны сохранять именно русские православные традиции». Хотя хранить Православие царских времен в современной Америке, может быть, даже сложнее, чем возрождать в постсоветской России.

– Почему вы, тем не менее, несмотря ни на какие сложности, этим занимаетесь?

– Многие на Западе обольщаются: «О! Мы построим свою, американскую Православную Церковь». Интересно, как это сделать, не имея православной культуры!

– Когда-то владыка Тихон (Шевкунов), тогда еще архимандрит, на вопрос о возможности создания Французской Православной Церкви ответил: «Ничего не получится. Потому что у вас нет монашества». Он же, недавно выступая на TV, кстати, сокрушался: «Мы бы и хотели говорить о главном, о Боге, но нас спрашивают про культуру…»

– Ф.М. Достоевский сказал: «Красота спасет мир». Сущая правда. Прииди и виждь (Ин. 1: 46). Лучшие произведения культуры прославляют Бога. Многие обращаются через искусство. Это факт. Именно через культуру бытовую или высокохудожественную Православие и усваивается новоприходящими из обращенных или новыми поколениями. Иначе быть не может.

Критерий верности пути

Фото: Павел Иванов

– Митрополит Антоний Сурожский говорил, что достаточно заглянуть в глаза, где Свет.

Православие не умозрительно. Им надо жить

– Да, Православию нельзя научиться из книг. Православие не умозрительно. Им надо жить.

– А как жить?

– Это возможно только в Церкви. У нас на каждый день церковного календаря выпадает евангельское событие, праздник, память святых. Также мы поминаем усопших. Где еще вы пообщаетесь со своей умершей бабушкой или рано ушедшим отцом? В эти поминальные, как правило, субботы мы готовим кутью. А например, на Преображение, которое скоро наступит, освящаем плоды. Религия через культуру пронизывает весь наш быт.

– Раньше не надо было объяснять, что папа в семье главный, потому что он сидел во главе стола. Сам уклад жизни воспитывал детей.

– Сегодня просто хотя бы собраться за столом, пусть и за кругленьким, – это уже достижение! Попить чаек – шанс на спасение, если среди чаевничающих есть православный. Оттого-то апостол и пишет, что общением благоугождается Бог (см.: Евр. 13: 16).

– Это если ты апостол. А если и другому не поможешь, и свое внутреннее устроение разоришь – что толку?

– Безусловно. Этого нам, живущим на Западе, не надо объяснять. Вокруг нас кого только нет: и католики, и иудеи, и протестанты разных толков и т.д. Надо сохранять себя.

– Как это удается?

Желание быть на службе – барометр духовной жизни

– Благодаря Божественной Литургии, на которую мы каждое воскресенье собираемся. Желание быть на службе – это барометр духовной жизни. Если человек всегда, как только у него есть возможность, – на Литургии, на панихиде, на всенощном бдении, на молебне, это значит, что его внутренние настройки не сбиты, он на верном пути. Но это первый шаг. Когда христианину этого становится мало, он может начать потихонечку подвизаться. Иной раз прочитать акафист. Или заняться делами милосердия. Но прежде всего надо быть в церкви на Божественной Литургии. Это альфа и омега. Начало и конец христианского пути – у Чаши. Без этого нельзя жить, тем более называть себя православным. Но когда с нами Бог (Пс. 45: 8), можно быть и апостолами.

Сейчас позже, чем думают задремавшие апостолы

Протоиерей Алексий Дункан

– Владыка Марк (Арндт), архиепископ Берлинский и Западногерманский, говорит, что когда мы причащаемся, то, соединяясь со Христом, получаем от Него задание обрести единение с ближними.

– Да, но мы на Западе вынуждены делать оговорки: это прежде всего единение с близкими по родству и по духу людьми. Не замечали: на того, с кем ты вместе вкушаешь пищу, очень трудно гневаться? А если поругаешься, то, пока не помиришься, тебе кусок в горло не лезет. В этом, кстати, смысл традиции совместных трапез.

– Приснопоминаемый владыка Алексий (Фролов), архиепископ Костромской и Галичский, в последние годы часто цитировал слова современного афонита о том, что когда Господь говорит: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе (Ин. 17: 21), – здесь это «как» гораздо драгоценнее самого единства, потому что это образ бытия Святой Троицы, а единство – только следствие^[2].

Когда сегодня абсолютизируют единство вопреки Истине, на практике это оборачивается соблазном экуменизма

– Совершенно верно, это как раз то, на что я хотел обратить внимание. Потому что когда сегодня абсолютизируют единство вопреки Истине, то на практике это оборачивается соблазном экуменизма. Надо учиться у новомучеников прямо свидетельствовать о том, что Истина только в Православии.

«Сейчас позже, чем мы думаем. Апокалипсис уже совершается, – говорил отец Серафим (Роуз), уча бодрствовать. – Подвизайтесь еще немного». Так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? (Мф. 26: 40) – спросил молящийся в Гефсимании Христос как раз словами, которые вы привели, у задремавших апостолов.

Наша жизнь на земле мимолетна. Когда я был молодой, мне казалось, что старые люди – это те, кто жили всегда. Состарившись, я понимаю, что мы живем совсем мало. И надо подвизаться ради спасения. Не завтра, а сегодня. Сейчас. Спешить.