«Православным вход запрещен. Русским — тем более»

Родион Денисов, Юрий Алексеев, Петр Давыдов, Горан Величкович и Денис Поздняков. Скопье, Македония

Не поехать в этот раз в Косово и Метохию было бы преступлением.

Поясню, почему. Август позапрошлого года. Молодая семейная пара — Горан и Александра Величкович — из Косова Поля, пригорода Приштины, где осталось три-четыре сербских дома, празднуют «медовый месяц» в Черногории. Ура. Войны особой нет — так только, мелкие неурядицы, скандальчики с соседями-шиптарами, безработица, но, слава Богу, родители живы, дома целы, урожай прекрасный — чего бы, спрашивается, и не пожениться. Очень даже поженились, и счастливые родители устроили ребятам поездку в Будву: не всё же дома сидеть. Море, Черногория, любовь — романтика и счастье. Купаются. Александра заплыла чуть подальше, и тут на нее во весь опор прет скутер — прямо на нее, не сворачивая. Так и не свернул. Нога висела на коже. Горан спас супругу, вытащил среди общей паники на берег, вызвал «скорую». А скутер исчез. Полицейские быстро обратили внимание на подозрительное обстоятельство: приехавший день назад в одну из гостиниц отдыхающий вдруг резко отменил свой отпуск и прямо вот буквально пару часов назад уехал. А ведь утром еще взял скутер напрокат. Покатался минут двадцать, вернулся — быстро собрал вещи, и поминай как звали. Поминают: имя-то быстро установили. Русское имя.

Горан и Александра Величковичи

Надо было видеть глаза Горана, когда он мне об этом рассказывал в одну из встреч. Он глаза распахнул, а я, главное, взгляд отвожу: стыдно. Как не стыдно: Александра два года ходила с костылями, постоянные операции, весьма недешевые, тут еще маленький Теодор на свет появился — корми, мама. «С шиптарами-то всё понятно — от них особой поддержки, как ты понимаешь, не ждешь. Но от братьев-русских такое вот получить — это, знаешь… Ладно, понимаю: перепил с вечера, утром балда не работает: зачем ты за руль-то садишься?! Чуть не угробил человека на своем скутере, испугался — но будь ты русским-то, а! Не убегай, не прячься. Признай вину. Поговори, извинись. Скрылся ведь в свою Удмуртию, или где он там сейчас живет. Тут не обида — недоумение: как так? Мы же братья. Ладно, прощаем».

Не иностранцы

Главной целью было — извиниться за недостойное поведение соотечественника

Одно из самых горячих желаний Горана и Александры в последнее время — съездить в «любимую матушку Россию, чтобы поблагодарить всех тех, кто нам помог. А пока мы только молимся о вас у нас в Косовом Поле, да и везде в Сербии». Помощь собирали всем миром: я рассказал эту историю друзьям, они передали своим. Как оказалось, главной целью было — извиниться перед сербами за недостойное поведение соотечественника. В течение пары месяцев собирали деньги, чтобы хоть как-то поддержать ребят. Обратили внимание, что самый большой отклик был у бедных людей, у нищих приходов: те, что побогаче, стыдливо ссылались на кризис. А кто-то и вообще говорил, мол, нечего всяким далеким иностранцам помогать — «у всех свои проблемы». Ну, если уж сербов считать иностранцами, то мы, ребята, здорово влипли: политика с географией нам заменили общую веру. Знакомый священник, настоятель как раз нищего прихода, погрустнел: «Апостол Павел сказал бы что-нибудь резкое на этот счет, наверное, когда обеспечивал помощь общинам, находящимся в тысячах километров друг от друга. Когда будешь в Косово и Метохии, попроси прощения у ребят: много мы не насобирали, но то, что есть — от души». А тут еще приходит сообщение от таинственной Елены из Москвы: «Мы с друзьями в курсе всей истории, и, хотя мы и не знакомы ни с вами, ни с той сербской семьей, считаем необходимым помочь им. Насобирали вот тысяч сто — будьте добры, съездите в Косово, передайте, ладно?» Сами понимаете, очередная поездка стала уже делом чести, преступлением было бы не поехать.

«Слобода папагаjима!»

…И преступлением же оказалось наше желание въехать в Косово. После трехчасового допроса на «границе» (к кому? зачем? сколько раз был? чем занимаешься в своей России? нет, никакого русского консула не будет, звонить нельзя, и т.п.) мне вдруг торжественно и с издевкой выдали: «Вы — персона нон-грата. Your person is considered to be a threat to public order and public security, national security and the international relations». Т.е., получается, моя персона — «повышенная опасность для общественного спокойствия, национальной безопасности, а также для международных отношений». Я смеюсь: «Нашли Че Гевару! Вообще-то я к куму еду, к Драгану Николичу, в гости, как и тыщу раз до этого — в чем дело? Он — крестный отец моих детей. Какая опасность? Вы что? Мы еще книги, учебники везем для сербской гимназии — это что, так страшно? У вас же, кажись, демократия прописана, вы же вроде как в «цивилизованное мировое сообщество» метите? Короче, прекращайте балаган — нас Драган ждет!» — «Вот наручники — видел? Еще слово вякнешь, допрос будет проводиться в другом месте. И спутникам твоим не поздоровится. Если что имеешь против — в Скопье есть посольство «независимого Косова»: вот туда и обращайся. Давай, русский, до свидания». Друзья все это время сидели в машине (выходить оттуда им не давали), рассказали: «Проезжающие албанцы, завидя русские номера, давали понять, какие веселые приключения нас ждут, а особенно наших жен, если мы, хотя нас персонами нон-грата, в отличие от тебя, и не объявили, поедем дальше. Мерзкая картинка. Едем отсюда — там что-нибудь придумаем». Как оказалось впоследствии, то, что мы пережили, было самим мягким вариантом встречи русских в «независимом Косово».

Драган Николич

Приехали в Скопье, позвонили куму, пустили скупую мужскую слезу. Жены — не скупую и не мужскую. Драган быстро сориентировался: рявкнул, чтобы не раскисали, связался с Гораном, с российским посольством в Белграде и консульством в Приштине, с журналистами. Звонит: «Сейчас — никаких попыток проехать сюда! Тут вас уже поджидают. Эти. Завтра мы сами к вам приедем. Так что сидите ровно, и без паники».

Синяки от Горана

И, слава Богу, несмотря на все препоны, встреча все-таки состоялась. Да, противно, что не в ставшем за почти десять лет родным Косовском Поморавье, да, в Македонии, но — встретились. Описывать сербские посиделки — это, сами знаете, Кустурицу вызывать надо, так что воздержусь. Синяки появляются не потому, что ты дерешься, а потому что тебя по плечам хлопают как ошалевшие, а ты своей бледной северо-западной физиономией из стороны в сторону водишь, глазами хлопаешь, смеешься, все хохочут — такая примерно картина. «Да перестаньте уже расстраиваться: Бог всё устроит, когда надо будет! Мы это на себе проверили» — вот этот девиз очень понравился. А еще заставил и устыдиться, и приосаниться. Устыдиться: мы-то, действительно, чего ноем — всего пару часов испытывали на себе особенности косоварского гостеприимства, а сербы, упорно не желающие покидать родную землю, живут в этом демократическом раю. Приосаниться: хоть немного, очень немного, но начали понимать, что такое — быть своими тем, кто сохраняет Православие в Косово и Метохии — хотя бы своим присутствием, не говоря уж о молитвах. А быть своими — это ж, извините, не только за столом сидеть да анекдоты трындеть: иногда и потерпеть надобно. Тут сербы заявили, что только в этом случае становишься «еще ‟своее”. А столы, праздники — это так, не шибко и серьезно». Бледные северо-западные лица покрылись радостным смущенным румянцем.

Преображенский храм, с. Пасьяне. Фото Родиона Денисова.

Прощаться было очень тягостно: и не всех увидели, и не поговорили как следует, не съездили в монастыри Косово и Метохии. Мудрая жена сказала, что, быть может, Бог нас отвел от чего-то очень плохого, если не позволил в этот раз прикоснуться к очень хорошему. А жена у меня действительно мудрая, и спорить с ней вредно.

Новичкам везде у нас дорога

В каждую свою поездку в Сербию мы стараемся брать кого-нибудь «новенького» — священника ли, музыканта, коллег-журналистов или писателей, — чтобы, «заразившись» Сербией, люди поняли на своем опыте: русские не одни, есть те, кому небезразличны наши кровные и духовные связи. Ни разу не подводило наблюдение: единожды побывав здесь, а уж особенно в Косово и Метохии, человек стремится приехать сюда вновь, и уже не как турист или путешественник, а как свой, родной. И это родство оказывает благое воздействие на душу. Например, некоторые мои друзья, доселе относившиеся к Православию отстраненно («что я там в ваших золотых куполах не видел»), окунувшись в действительную — непарадную — жизнь христиан в Косово, где своими глазами видели последствия гонений, разговаривали с гонимыми, всерьез начинают задумываться о Боге, понимая, что купола куполами, но это — далеко не всё, что они знали о Православии. Если честно, то это главная цель всех моих поездок сюда.

Косовское Поморавье, с. Пасьяне.

Так вот, в этот раз мы хотели приехать в Косово с журналистами Родионом Денисовым из Эстонии и Юрием Алексеевым из Латвии. Родион, подтверждая правило, ехал сюда уже в четвертый раз, а Юрий еще ни разу не был. Обладатели паспортов Европейского Союза, ребята снисходительно шутили на встрече в Скопье, мол, да, не везет тебе с русским паспортом. Потом предложили: а давай мы тебя, что называется, «прикроем»: возьмем в машину, помашем на контроле своими паспортами, и всё будет хорошо — ведь большинство стран ЕС признает «независимое Косово», значит, и контроля особого не будет. Собрав остатки интеллекта и помня о качающихся перед глазами наручниках, с грустью отказался от такой авантюры. Заодно напомнил коллегам: «Ребята, у вас паспорта ЕС, но фамилии в них, уж извините, внимание привлекают: русские вы какие-то оба». — «Да перестань ты, чего там!» — «Э, нет. Простите, как ни тяжело, ни горько, рисковать не буду». На том и расстались: мы поехали по монастырям остальной Сербии, а коллеги целую неделю колесили по Косово и Метохии. Везет!

«Как я учил олбанский»

Юрий Алексеев. Та самая фотография

Я сказал, что мой вариант косоварского гостеприимства был самым легким, упомянул и слова мудрой жены о том, что Бог нас, возможно, отвел от чего-то плохого. Даю слово своим коллегам, которые в своих репортажах подтверждают это. Итак, Юрий Георгиевич Алексеев:

«Случилось так, что занесло меня по журналистским делам в построенную на натовских бомбардировках «частично признанную» Республику Косово. И там меня повязали по всем законам детективного жанра…

Ровно неделю путешествовали мы с журналистом из Эстонии Родионом Денисовым по этой свежесотворенной независимой стране. Собирали материал на тему «как живут косовские сербы после войны». Встречались с активистами сербских общин, с православными священниками, с монахами сербских монастырей. Набрали материала — вагон.

Последний день, раннее утро, я беру интервью у прекрасного человека Драгана Николича, председателя сербского муниципалитета провинции Косовское Поморавье. Потом мы с Родионом садимся в машину, водитель — местный житель Златко. Он везет нас через границу — в сербский городок Буяновац. Оттуда мы — автобусом на Белград, и через Варшаву — по домам.

Уже едем. На третьем километре нас подрезает полицейская «тойота» с сиреной. Стоять, документы, следуйте за нами, не останавливаться, из машины не выходить. Едем под конвоем до полицейского участка города Гнилане. Въезжаем на территорию. Выходите, следуйте за нами. Нас с Родионом разводят по разным комнатам, с каждым — по два охранника в штатском.

Всё, что в карманах — на стол. Осмотрели, прощупали, фотоаппарат, телефон и даже MP3-плейер унесли…

Сижу на стуле два часа. Напротив меня — два молодых албанца в штатском, сверлят меня глазами, иногда негромко переговариваются на албанском. На мои вопросы, что это означает, не отвечают. То ли не знают английского, то ли не хотят говорить с задержанным. Я веду себя расслабленно, попиваю водичку (принесли), раскачиваюсь на стуле, закинув руки за голову, напеваю негромко ‟Владимирский централ, зла немерено”...

Через два часа начинается. В комнату входят трое: переводчик (представляется), адвокат (представляется и сообщает через переводчика, что будет защищать мои законные права), еще один молодой албанец в штатском (не представляется). Переводчик сообщает, что он латышского не знает, только английский и немецкий. И если я потребую албанско-латышского толмача (как гражданин Латвии имею право), то ждать мне его придется очень долго, возможно, трое суток…

Вопрошаю адвоката, знает ли он английский. Нет, не знает. Тоже хорошо… Сообщаю, что «ай′л трай» отвечать на английском. Включаю раздел мозга, где хранятся английские слова, на полную мощность. Строго провозглашаю, что не отвечу ни на один вопрос, пока мне не предъявят статью, по которой я оказался подозреваемым.

После продолжительного копошения и пересудов переводчика со следователями по-албански мне оглашают состав моего «преступления». И даже пишут на бумажке: статья номер 147 Уголовного кодекса Республики Косово — разжигание социальной, этнической, расовой и религиозной розни. Опа!

Вытаращиваю глаза и сообщаю: ‟Дас ист фантастиш!” Переводчик оживляется: о, я знаю немецкий? Я ему с прискорбием сообщаю, что знаю по-немецки еще две фразы: ‟хенде хох” и ‟Гитлер капут”. Как потом оказалось, английский язык мой переводчик знал плохо, его основной язык был — немецкий.

Началось торжественное зачтение моих прав и обязанностей как подозреваемого. Две страницы мелким текстом на албанском. Переводчик взмок так, что аж по спине текло. Некоторые термины он не знал, пытался использовать немецкие слова, я ему на это отвечал ‟Гитлер капут!”. За каждый пункт мне надо было подписываться в отдельной ведомости.

После десятой подписи я махнул рукой и подмахивал всё, что подсунут. Глазами спрашивал адвоката: подписать? Тот кивал головой — подписывай. Про себя думал — так я и расстрельный приговор себе могу подписать… Но что-то мне подсказывало, что мой адвокат — хороший человек. Пожилой, усталый человек с умным лицом. Потом оказалось, что он говорит по-сербски. А я знаю русский и украинский, потому сербский понимаю эдак на 70%. А адвокат когда-то учил русский в школе…

Демонстрация веротерпимости. Косово и Метохия.

Три следователя, перекрестный допрос, весьма эмоциональный, с реальным давлением

После выполненных формальностей начался реальный сюр. Три следователя против меня одного, перекрестный допрос, весьма эмоциональный, с реальным давлением, неважный переводчик с албанского на английский, мой полузабытый английский, общение с адвокатом, я — по-русски, он мне по-сербски. Короче, восточный базар…

Из специальной папки следователи извлекли распечатки моей ленты в ‟Фейсбуке” с переводом моих заметок с русского на албанский. Я опять вытаращил глаза: ‟Дас ист фантастиш! Нихт шиссен!” Переводчик оживился: так вы знаете немецкий? Я ему: ‟я я-а-а, Гитлер капут!”

Следователи перекладывают распечатки моего ‟Фейсбука”, комментируют, переводчик переводит: ит′с ноу гуд, ит′с ноу гуд… Мне предъявляется главный козырь ‟обвинения”: фотка, где я маечке ‟Косово — сердечко — Сербия”. — Как вы объясните ЭТУ фотографию?!! (Голоса всех трех следователей аж дрожат от предвкушения...)

Я включаю дурака: на маечке написано, что Косово любит Сербию. Я тоже люблю Сербию, прекрасная страна. И Косово люблю… В моей стране Латвии и во всех прочих странах Евросоюза символ ‟сердечко” означает «любовь». А у вас не так?

Следователи переглядываются и злобно смеются.

— А разве вы не знаете, что этот символ читается как «Косово — сердце Сербии»?

— И что? Что в этом криминального?

Следователи переглядываются и снова злобно смеются.

— А разве вы не знаете, что это главный лозунг сербских боевиков-сепаратистов?!!

— Откуда я это могу знать? Я живу в Латвии, на самом севере Евросоюза. Хотите на карте покажу? В моей стране нет никаких сербских боевиков-сепаратистов. В моей стране символ «сердечко» означает «любовь»…

…Тут вмешивается мой адвокат (молодец, спасибо ему): а сейчас, когда вы узнали, что значит эта надпись «Косово — сердце Сербии», вы бы стали носить такую майку?

— Если этот лозунг в Косово призывает к войне — нет! Я вообще — за мир! Мне 58 лет, и я в юности был хиппи, дитя цветов. Я уже тогда был за мир и за любовь. У нас, старых хиппи, сердечко еще тогда означало любовь... Вы знаете, кто такие хиппи? Канцлер Германии Ангела Меркель тоже была в юности — хиппи…

Адвокат: прошу занести ответ моего подзащитного в протокол.

И занесли! Правда, без упоминания Ангелы Меркель.

Там еще было много смешного, в этом допросе. Я изо всех сил старался держать серьёзное выражение лица, когда гнал им совершенную пургу. Они — записывали…

Нас всех пасли буквально с первого дня

А потом началось неприятное. Они стали меня расспрашивать, где я был за эту неделю в Косово, с кем и зачем встречался, о чем мы говорили с косовскими сербами, знаю ли Петра Давыдова... Их компетентность о наших с Родионом перемещениях и знакомствах свидетельствовала, что мы были под изрядным колпаком. Нас всех пасли буквально с первого дня.

Петр Давыдов

Неприятное было не то, что нам с Родионом это чем-то угрожало…

Мне стало тревожно за косовских сербов, с которыми мы за эту неделю встречались. Мы уедем, а им здесь жить. Их евросоюзные правозащитные организации защищать не будут…

А вообще наше с Родином задержание имело совсем иную цель. Сажать нас в кутузку за «разжигание» никто не собирался. Моя «маечка с сердечком» была лишь поводом. Косовские спецслужбы хотели прочесать наш журналистский багаж. Фотки, записи, блокноты. Эти шесть часов допроса имели целью — потянуть время. Чтобы албанские «спецы» успели снять копии с наших фотиков, планшетов, телефонов, флешек. Их интересовали не мы, а те, с кем мы всю эту неделю общались.

После окончания допроса я стал читать протокол. И тут я вынес мозг и переводчику, и адвокату. Я, водя пальцем по странице, просил перевести мне текст по словам. Переводчик это делал на английский, а адвокат — на сербский. Я переспрашивал раз по пять, сравнивал… Между прочим, нашел незначительную ошибку. Театрально раскричался, что следаки написали то, что я не говорил. Сатрапы! Инквизиторы! Протокол покорно исправили и перепечатали. В конце этого процесса я уже начал понимать албанский…

А потом все ушли. Сказали, что мой протокол допроса они понесут к муниципальному судье. А тот уже решит, отпустить ли меня сейчас или задержать еще на 48 часов. Дескать, от них сейчас уже ничего не зависит. Со мной остался один следователь, самый симпатичный, слегка интеллигентный. Он немного говорил по-английски.

К тому времени мне уже разрешили курить, шел шестой час моего пребывания в застенках. Несколько раз от адвоката прозвучало слово ‟тортуре” (‟пытка” — алб.). Каждый раз, слыша это слово, я провозглашал: ‟Да! Рыли! Ит′с тортуре!”

Муниципальный судья города Гнилане решал мою судьбу примерно час.

Через час в моё узилище ввалились радостные следователи, адвокат, переводчик, пара конвоиров в полицейской форме, ввели еще нашего водителя Златко. Вручили мне мой планшет, фотик, телефон, флешки и сообщили, что нас отпускают домой, восвояси. Всеобщее облегчение, радостные вскрики...

К границе Косово с Сербией мы ехали в машине Златко, а за нами следовала полицейская «тойота» с проблесковым маячком. Нам было приказано не останавливаться и из машины не выходить… Мы и не останавливались. А я дико хотел на горшок... Тортуре! Не прощу!

Зато длиннющую очередь под полицейским конвоем с маячками мы обошли по обочине. Нас втиснули прямо в пункт косовского паспортного контроля. Там мы провели всего час…

И вот — Сербия! Сербский погранец, заметив, что нашу машину привели на границу албанские полицаи, спросил: что так? Наш водитель Златко объяснил, что мы — те самые русские журналисты, которых повязала косовская полиция. К тому времени сюжет про наши приключения уже показали по сербскому ТВ. Про нас уже все там знали…

— Так это — они?

— Они!

— Добро пожаловать в Сербию, братья! (Широкая улыбка).

А еще через полтора часа мы с Родионом сидели на балкончике маленького отельчика в сербском местечке Нишка Баня, пили ракию и слушали ‟Владимирский централ, зла немерено…”. Век воли не видать! Слеза катилась по щеке. Рыли!

А если серьёзно — Драган Николич, когда я закончил с ним интервью, решил проводить нас до границы, на всякий случай. Он поехал за нами на своей машине чуть поодаль. Он видел, как нас приняла косовская полиция, он тут же связался и поднял на уши косовский МИД, косовского министра по делам сербов, он добился, чтобы министр внутренних дел Косово взял наш вопрос под свой личный контроль, он поднял на уши всю возможную прессу…

Спасибо, Драган! Косово — сердце Сербии!

«Ты нам свою правду не рассказывай — мы лучше знаем!»

Родион Денисов

Родион Андреевич Денисов:

— Ехали мы в Косово в приподнятом настроении. Три раза я уже тут был, и три раза меня встречали со всем сербским радушием. Видел проблемы, писал о них в своем журнале «Красивая жизнь» и в других СМИ. И снова возвращался за впечатлениями и историями о том, как люди, преодолевая себя и обстоятельства, умудряются оставаться людьми с большой буквы. В этот раз тоже въехали в Косово без проблем. Точнее, нас продержали на границе час, но в результате поставили штамп в паспортах, сказали: «Проезжайте!» Ну, мы решили, что просто формальности у них усложнились — бывает.

Приехали мы к Драгану Николичу — главе местной сербской общины. Как обычно, нас встретили — стол накрыт, принимают просто по-родственному. Вдруг у Драгана звенит телефон — звонит Петр, говорит, не пустили через границу, объявили персоной нон-грата. Опечалились мы. Кто лучше него знает местных людей и эту территорию! И его тут знают.

Но делать нечего — будем смотреть сами. Поскольку я тут уже четвертый раз, то кое-что уже видел, а потому мог показать коллеге из Латвии Юрию Алексееву и своей супруге Вере, которую в этот раз также взял с собой. За неделю мы изъездили все Косово — посещали монастыри, общались с монахами и священниками, осматривали разрушенные храмы, общались с сербами. Посетили и Приштину — столицу частично признанной республики.

Думали, успеем посмотреть красоты Сербии. Ага, посмотрели — красоты косовской ЧК

И вот день отъезда. После объятий хозяев-сербов, в доме которых останавливались, мы двинулись в обратный путь. Думали, днем еще успеем по пути посмотреть некоторые красоты Сербии. Ага, посмотрели — красоты косовской ЧК!

Бабушка Траянка. Фото Родиона Денисова.

На полпути нас останавливает косовская полиция и приказывает следовать за ними. Без представления и объяснения причин. Привозят нас в полицейское управление города Гнилане, где отнимают паспорта и телефоны, разводят по разным кабинетам и начинают выпытывать — какие козни мы замышляли против независимого Косово? У нас глаза лезут на лоб. Пока ждали представителя местных спецслужб из Приштины, пытались судорожно сообразить, чего такого мы предосудительного сделали? Честно говоря, ничего на ум не приходило! С прибытием местного чекиста-УЧКиста выяснилось — оказывается, мы страшные враги, которые решили подорвать независимость Косово своими постами в социальных сетях! Я даже сразу не поверил в серьезность обвинения, спросил — вы не шутите?

Оказалось, что нет. Допрашивавший меня чекист на полном серьезе утверждал, что только он знает «истинную правду», и никто другой не может подвергать ее сомнению. Раз так, то я попросил вызвать дипломата любого посольства стран ЕС в Косово, чтобы тот понаблюдал за тем, как меня будут учить этой «истинной правде». Чекист-албанец наотрез отказался. Тогда я потребовал права на один звонок в эстонский МИД. В этом тоже мне отказали, начав кричать, чтобы я не учил их законам.

Меня шесть часов морально пытали, угрожая засадить в тюрьму на много лет

Затем меня шесть часов морально пытали, угрожая засадить в тюрьму на много лет, если я не признаю их «правду» и не назову своих духовных авторитетов. Я назвал: «Уинстон Черчилль». У чекиста глаза на лоб полезли, он чуть не задохнулся от злобы. После этого потребовал выложить данные всех тех членов правительства России, которых я знаю лично. Я сказал, что знаю, что Путин недавно большую щуку поймал. Следователь все это скрупулёзно на албанском записал в протокол. Потом еще были другие угрозы, курс урока албанско-косовской истории с уклоном на виновность «проклятых сербов» и попытка убедить меня в том, что Эстония — это часть России. Одно из главных обвинений: я посмел усомниться в эстетической и этической ценности памятников боевикам УЧК, убитым в ходе последней войны. Кстати, многие памятники находятся на месте бывших сербских сел, «очищенных» от сербов. Весьма демократично и человеколюбиво…

На шестом часе допроса настроение у чекиста начало резко меняться, он начал выбегать из кабинета. Под конец даже попытался неловко улыбаться. И после подписания малопонятного для меня протокола на албанском меня выпустили. Во двор полицейского управления вывели и Юрия Алексеева, и мою супругу. После чего под эскортом доставили на границу с Сербией и там, пообещав в случае возвращения встретить с наручниками, выдворили из своего жутко демократического государства. На другой стороне контрольной линии нас с радушной улыбкой встречал сербский пограничник — «Добро пожаловать в свободную Сербию, братья!»

Позже я узнал, что Драган Николич поднял на уши международную прессу, позвонил в посольства, связался с министром Косово по делам сербов, и в результате к шестому часу нашего задержания косовским властям стало «очень неловко».

Уже по возвращении на родину наше задержание официально осудил Союз журналистов Эстонии.

Конечно, очень бы хотелось услышать от официальных косовских властей слова извинения, но вряд ли этого можно ждать в ближайшее время — у них свое представление о свободе слова и демократии. Может, лет через 5‒10 там что-то изменится.

¡No pasarán!

Так трое русских пополнили ряды, как мы это общество, смеясь, назвали, «нопасаранцев»: тех русских, которых из-за их национальности, веры, любви к сербам, стремления рассказать правду о жизни братьев в Косово и Метохии, власти очень демократического и независимого «Косова» не очень-то привечают, мягко говоря. Вот как прокомментировала создавшееся положение Оксана Владиславовна Сазонова, главный редактор информационного агентства «News Front — Сербия»:

«В прошлом году нас с коллегой — я из России, он — с Украины — также задержали и выслали из Косово, когда мы снимали фильм ‟Отнятая святыня”. А в этом году, совсем недавно, была группа из шести россиян и пяти сербов, которые ехали в Косово и Метохию навестить родственников. Можно было бы сказать, что этот случай был чисто юридическим, не связанным ни с какой политической или информационной сферой. Но появившиеся в СМИ заявления косовских чиновников и том, что задержанных проверяют на причастность к каким-то ‟учениям” с сербами на севере Косово (при том, что в группе были 14-летняя девочка и беременная женщина), показывают, что отношение к нам в непризнанной республике все-таки особое, подчеркнуто настороженное. Еще в Косово не пропустили руководителя Русско-сербского культурного клуба Александра Лысова, когда он со сторонниками ехал на Видовдан передать помощь монастырю. Ну и последнее, это, конечно, когда не пропустили вас, а ваших коллег из Латвии и Эстонии задержали через несколько дней.

Оксана Сазонова

Сложно понять, чем руководствуются власти ?Косова”. Наверное, безопасностью своего ?государства”. Вы наверняка видели опубликованный в прошлом году список ?русских шпионов” в Косово, этому были посвящены крупные передачи с приглашенными экспертами на приштинском телевидении. Почему ?русских”, если в списке одни сербы: активисты, бывшие военные, журналисты? По моему личному мнению, это попытки косоваров правдами и неправдами вытащить себя в западное информационное поле, обратить на себя внимание. Мы уже не раз видели, как небольшие и малозаметные в глобальном смысле страны, входящие в Евросоюз или стремящиеся туда (примеры каждый вспомнит сам), бывали гораздо более резкими в плане русофобских заявлений и политики, чем лидеры ЕС. Косово в этом плане еще и частично признанное, и с массой внутренних проблем. Стараются, ищут страшных русских и связанных с ними страшных сербов, чтобы оправдать себя — раз, и что-то получить в качестве «поддержки» — два.

Обратите внимание, как часто среди задержанных или не допущенных на территорию Косово фигурируют именно журналисты или писатели. В материалах о последнем задержании русских журналистов из Прибалтики вообще были формулировки вроде того, что они создают негативный образ Косово накануне голосования о вступлении этой непризнанной республики в ЮНЕСКО. То есть накануне голосования о вступлении в ЮНЕСКО их там не волнует состояние сербских церквей и монастырей, православных памятников, а волнует то, что об этом узнают в мире. Что кто-то в России или, не дай Бог, и в ЕС упомянет погром 2004 года, или что в Приштине православную церковь используют как общественный туалет. Это ключевой момент. Мое мнение: стране (территории), которая гордится своими достижениями, незачем вставлять палки в колеса иностранным журналистам. Вообще, нам, русским, было бы приятно писать, что сербам живется хорошо, нас бы это только порадовало, мы бы это сделали с удовольствием... Но, но.

С гражданами ЕС получилась потрясающая история! К ним не придраться по поводу визового режима и даже абстрактной ‟опасности для государства”, и мы получили в открытом доступе более правдивые формулировки: ‟пророссийская деятельность” (будто это нечто априори преступное), негативный образ накануне ЮНЕСКО... Показательно. И ведь действительно, несмотря на то, что общение с правоохранительными органами — это юридический момент, вопрос национальной принадлежности был поставлен выше гражданства, во всех косовских СМИ фигурировали именно ‟русские журналисты”. С национальной и конфессиональной принадлежностью подоплека этих задержаний действительно связана: конечно, православных будет заботить состояние православных святынь, положение священнослужителей, верующих, то есть сербов, и так далее, это понятно. Это их и беспокоит. То есть мы имеем целое сплетение разнообразных поводов и причин, перешедшее в отточенную реакцию на само слово ‟русские”».

Что ж, такая реакция на нашу национальность меня очень радует. Как, уверен, радует она и сербов. И Горана с Александрой. До встречи, братушки. ¡No pasarán! — в очень хорошем смысле.