Любовь выше всякого закона

«Не каждому открывается дорога к Богу, но путь к Пушкинской гениальной простоте никому не заказан». Песни на его стихи исполняли Людмила Зыкина, Иосиф Кобзон и многие другие знаменитости. Сегодня у нас в гостях Константин Васильевич Скворцов — русский писатель, поэт, сопредседатель Правления Союза писателей России.

– Константин Васильевич, можете ли Вы приоткрыть антологию Вашей духовной лирики?

– Всё начинается с детства и детством заканчивается. Старики впадают в него, наверное, потому, что в детстве жизнь кажется безмятежной и бесконечной. Но это к слову... Моё детство и юность прошли на Урале в городе Златоусте. Эмоциональнее и гедонистическое приращение к названию города столь велико, что только одна звукопись этого слова уже способна сделать восприимчивого к языку человека Творцом.

Мне было два с половиной года, когда семью эвакуировали на Южный Урал из прифронтовой Тулы. Эвакуация была по-военному спешной. Ни икон, ни вещей... Мама говорила: - «Котелок, в котором варилась (если повезёт) картошка – всё наше богатство». Думаю, что икон в нашей тульской квартире не было. Это могло стоить отцу карьеры. Если бы икона была, то мама взяла бы в дорогу икону, а не котелок. Но, как было, так было.

Мы жили в наскоро сколоченных бараках, которые возникали нереально быстро. Церкви не было. Рано утром по сигналу - протяжному гудку, от которого почему-то холодело сердце, родители шли на завод и возвращались вечером по тому же гудку, звучащему, как отбой воздушной тревоги.

В «старом» Златоусте, в отличие от «нового» была действующая церковь, но мы, дети, обходили её стороной. В школе нас так напугали «опиумом для народа», что посещение церкви считалось не только запретным, но и опасным...

Златоуст, Златоуст... Ни о каком Вселенском Учителе мы не слышали. Ни дома, ни в школе. «Золотые уста» воспринимались, как «Золотое устье» – вековая, покрытая седым мхом плотина, превратившая чудотворную речку Ай в живописный пруд. Манил казавшийся чуть ли ни античным Демидовских времён завод, мерцающий таинственными огнями между отрогами Уреньги и Косатура. Здесь два века назад учёный-металлург Павел Аносов открыл затерянную в тысячелетиях тайну булата. Художник Иван Бушуев и его сотоварищи украшали белое клинковое оружие для всей русской армии. Была отлита первая в России стальная пушка. Неподалёку, в Миасской долине, был найден самый крупный самородок золота! Я уж не говорю о покрытых осенней позолотой девственных лесах и горах...

Об Иоанне Златоусте мы узнали позже, хотя его покровительство неосознанно чувствовали каждый Божий день. Выжить в те годы без его окормления и защиты было невозможно. Это истоки моих срок, и Вы мне оказываете честь, называя их духовными. Много позже труды Иоанна Златоуста потрясли меня своей космической глубиной. Их я пытался постичь уже в зрелом возрасте. Случись это раньше, был бы совсем другим человеком. В проповедях Вселенского Учителя, в его письмах к Олимпиаде есть ответы на все животрепещущие вопросы. Мудрость сильнее времени.

– Существует мнение, что поэты – истинные богоборцы и эта метафизическая борьба отражается в их деятельности. Как Вы можете это прокомментировать?

– Философия жизни у каждого поэта своя. Где истоки истоков богоборчества? Очевидно они тоже у каждого свои. Не будь революции, стал бы Маяковский богоборцем? Сомневаюсь. Пишущих и рифмующих во все времена было превеликое множество. Всякий понимает, что его талант дарован Богом. И он не может в Него не верить. Но в литературу, чтобы тебя заметили, зачастую приходится входить «на руках».

Богоборчество, как и модернизм – болезни духовного роста. В мутной воде ловят не только рыбу, но и славу. Есть поэзия как искусство (от слова искушение) и есть поэзия как Судьба. Между ними идёт вечная метафизическая борьба. Борьба с самим собой и своими грехами. Во время поста так хочется мяса. Не каждый способен устоять против соблазна. Со временем «мутная вода» отстаивается. Начинаются чётче просматриваться очертания и сущность предметов. Приходит осознание первородной силы слова и его назначение. «Быть знаменитым некрасиво. Не это поднимает ввысь.» Не каждому открывается дорога к Богу, но путь к Пушкинской гениальной простоте никому не заказан.

У могилы А.С. Пушкина

– Как вы считаете жизнь поэта — это поиск царства ценностей в мире данностей?

– Думаю, что жизнь поэта – это процесс самопознания. Мы пытаемся проникнуть в космос, часто не задумываясь, что космос в нас самих. Таинственный и непостижимый. «Самопознание — вот идея, одна только могущая одушевить вселенную; вот цель и венец человека», — писал Дмитирий Владимирович Веневитинов. Наши ценности определены в заповедях Христа. Да, мы знаем, что существует «царство ценностей», в котором все люди свободны, добры и непорочны, но мы - крепостные «мира данностей».

Мы прикрываемся фразой, что «всё от Бога». Да от Бога всё, но выбор остаётся за человеком. Чем талантливее автор, тем ответственнее (пусть даже интуитивно) делается этот выбор. Призвание поэта нельзя вызвать или выработать (такого нет в реестре профессий). Нация сама назначает себе Поэта. Самосохраняется его словом, его языком. Язык и народ – слова синонимы. Хотя сегодня, как и всегда, самоназначеных классиков – пруд пруди! Никакого отношения к царству ценностей в мире данностей они не имеют.

– Кто и когда оказал наибольшее влияние на Ваше духовное сознание?

– Не могу не вспомнить, какое сильное впечатления на меня произвела первая встреча с митрополитом Ленинградским и Новгородским (будущим патриархом Московским и всея Руси Алексием Вторым). Было это в Новгороде, в древнейшем центре России в 1988 году, в дни Празднования славянской письменности и культуры в год 1000-летия Крещения Руси.

Начался праздник торжественным богослужением в церкви св. Филиппа, что на Торговой стороне Новгорода. Слушая митрополита, я впервые почувствовал, что обретаю родственную душу, что я уже не столь одинок и беспомощен в служении русскому слову, славянскому братству и многострадальной России. С нами Бог!

Если вы откроете полный православный богословский энциклопедический словарь, изданный в самом начале прошлого века, то удивитесь количеству православных писателей – моих однофамильцев. Дмитрий Иванович исследовал орден иезуитов как силу политическую. Иван Михайлович трудился над «Катехизическими поучениями». Константин Иванович исследовал вопрос об авторе сочинений, известных под именем Дионисия Ареопагита. Полный тёзка моего отца Василий Михайлович положил начало изданию духовной газеты «Колокол». Темы, исследованные моими однофамильцами (от Византии до Раскола), во многом совпали с мотивами написанных мною драматический произведений: «Георгий Победоносец», «Константин Великий», «Юлиан Отступник», «Смутное время» и других. Возможно, это случайность, а может и промысел Божий, как родовое предназначение. Хотя моё родство с великими однофамильцами весьма сомнительно, несмотря на то, что фамилия «Скворцовы» появилась в России только в 17 веке, что не так уж далеко.

О трудах Иоанна Златоуста я уже говорил. Добавлю только, что как результат его безусловного влияния на моё духовное сознание появилась драма «Иоанн Златоуст».

К.Скворцов и патриарший экзарх всея Белоруссии митрополит Филарет, 2009 год

– Вас связывала дружба с архимандритом Петром (Афанасьев), расскажите о ней, что Вам особенно запомнилось?

– Заиконоспасский ставропигиальный мужской монастырь, вошедший в историю, как «учительский», где служил архимандрит Пётр, был основан Борисом Годуновым в 1600 году. Здесь в прошлые века располагалась Славяно-Греко-Латинская Академия - первое в России высшее учебное заведение. В этих стенах учились Михаил Ломоносов, Антиох Кантемир, Василий Тредиаковский... Настоятелями монастыря могли быть только те священнослужители, что «своими трудами известные». В их ряду был архимандрит Пётр – профессор, заслуженный деятель искусств России, выдающийся дирижёр, основатель известного в мире камерного хора «Благозвонница». Не будучи со мною знакомым лично, архимандрит Пётр прочитал мою тетралогию «Сим победиши!». Написал восторженное письмо в патриархию и пригласил меня и моего друга Владимира Крупина, с которым они были уже знакомы не один год, к себе на чай. Может потому, что мы были ровесниками, или благодаря его вниманию и снисходительности к нам, пишущим книги, беседа была долгой, неспешной, наполненной чувством любви и тревоги за судьбу нашего языка и театрального искусства. Расспрашивая нас, он много рассказывал и о себе. Это было похоже на взаимную исповедь из сердца в сердце. Откровенно и доверительно. Ничто не выдавало его болезни (через несколько недель он умер). Светясь и улыбаясь, он говорил о силе молитвы, помогающей ему переносить все немощи. Несколько слов такого мудрого собеседника стоят многих лет школярского обучения в вузе. Всё определяется масштабом личности и глубиной веры. Жаль, что наше общение было не столь продолжительным.

– Вы ощущаете присутствие почившего в Вашей жизни, в творчестве?

– Это очень ответственно и интимно. Чувство, если оно есть, должно передаться тому, кто сживается со словом автора. Вбирает его и делает своим.

– Какие Ваши произведения наиболее значимы для Вас?

Первое – «Ущелье Крылатых коней» и последнее из написанных - тетралогия «Сим победиши!»

Это путь от драматической легенды к обретению веры - так я обозначил жанры этих произведений. В драматургии, как и в жизни, есть свои законы. Но главный двигатель Творчества – Любовь. И она выше всякого закона. Чем выше Любовь, тем значительнее произведение не только для автора, но для его читателей и зрителей.

И взойдёт Великое немеркнущее солнце!...

– Вы лауреат премий имени А. И. Фатьянова, им. М. Ю. Лермонтова, Э. Ф. Володина, М. Н. Алексеева, А. Т. Твардовского, С. Т. Аксакова, «Золотого Витязя», и «Золотого Дельвига», какая награда наиболее памятна для Вас?

– Никакие премии таланта не добавляют, да нередко и не определяют его. Много чего довелось увидеть мне за полвека профессиональной жизни в литературе. Часто решения принимаются кулуарно, по-свойски, по принципу «свой-чужой».

Однако, есть премии, которые не учреждает ни одна комиссия и ни один комитет. Ведь уже награда, если ты своим словом помог хотя бы одному человеку.

В девяностые годы мне довелось выступать в одной из забытых властями деревне. Молодёжь давно подалась в город на заработки. В ветхом клубе сидели такие же ветхие старухи. Что им, бедным, до стихов?! Но будучи, по старой памяти, дисциплинированными, они внимательно взирали на сцену, толком не понимая, по какому поводу их собрали. Поэтов было несколько. Когда мне дали слово, вспомнилось стихотворение, в котором были такие строки:

Святая Русь, не знавшая покоя,
Омытая слезами, как дождём,
Где я ещё услышать мог такое:
Чего не доедим - то допоём!

Когда я закончил читать это стихотворение, одна из старушек, крадучись, чтобы никого не потревожить, выскользнула за дверь. Я продолжал читать. А минут через десять старушка вернулась и напрямую поднялась на сцену. Она протянула мне завёрнутые в тряпицу несколько горячих картошек:

– Возьми, милок! Больше у меня ничего нет!

Как вы думаете, что я пережил в эту минуту? Это главная для меня награда, которой я был удостоен. Такая награда суждена не каждому.

Недавно я обнаружил в Патриаршем православном календаре (2017 год) две отрывных странички моей автобиографической прозы. Тираж издания 130 000 экземпляров. Как они попали туда, для меня до сих пор загадка. Но такая публикация порою дороже многотомного собрания сочинений, которое может пройти незамеченным.

– Уже не первый год Вы входите в состав жюри Международного литературного форума «Золотой Витязь», расскажите о своей деятельности?

– За четверть века своей деятельности международный форум «Золотой Витязь», возглавляемый народным артистом России Николаем Петровичем Бурляевым, превратился в общественное движение за сохранение духовных ценностей славянских народов. Это: и театр, и кино, и живопись, и музыка, и, конечно, литература, ибо «В начале было Слово...» Жюри литературного форума рассматривает произведения в номинациях: проза, поэзия, публицистика, литературоведение, история славянских народов, литература для детей и юношества.

На конкурс литературного форума, который недавно проходил в Иркутске, поступило 432 произведения разных жанров из 40 регионов России, а также из 15 стран мира – Азербайджана, Армении, Беларуси, Бельгии, Болгарии, Грузии, Дании, Италии, Казахстана, Македонии, Молдовы, Сербии, США, Украины, Чехии.

Наибольшее число претендентов на золотую статуэтку «Золотого Витязя» - люди, пишущие стихи. Разобраться в этом море книг, где каждый автор мнит себя достойным награды (иначе бы не посылал книги) - дело ответственное и неблагодарное. Пишущих - легион, а Поэтов - единицы. Тут линейку не приложишь, чтобы определить высоту таланта. Проще, когда держишь книгу известного в России и Европе поэта. Но задача наша поддержать молодых, чтобы не прерывалась духовная нить от «Слова о полку Игореве» до Дела Игоревых полков нашего времени. Конечно, каждый член жюри опирается на свой личный опыт. Объективность - удел избранных. Но благо, что есть камертон, который не позволяет фальшивить и сбиваться с «мелодии». Это стихи наших классиков от Пушкина до Рубцова. Главное, чтобы не изменял слух.

– Как известно Издательский Совет Русской Православной Церкви учредил специальный приз. Кто в этом году стал его обладателем?

– «Золотой Витязь» многие годы сотрудничает с Издательским советом Русской Православной Церкви. В Иркутске, вместе со статуэткой Бронзового Витязя, специальный приз Издательского совета РПЦ научный сотрудник аппарата Издательского Совета Русской Православной Церкви иерей Николай Балан вручил поэту Александру Орлову за книгу стихов «Разнозимье».

– Кого из современных поэтов читаете Вы, кого Вы хотели бы выделить?

– К сожалению, тиражи поэтических книг в последние десятилетия мизерны и многие «стрелы» пролетают незамеченными мимо, не раня поэтической строкой сердца самой (увы, в прошлом) читающей страны в мире. Многие прекрасные поэты, которых ещё недавно любила вся Россия, стали забываться: Василий Фёдоров, Ярослав Смеляков, Михаил Луконин, Дмитрий Ковалёв, Анатолий Передреев...

Если судить по вершинам, то из ныне здравствующих с удовольствием читаю: Глеба Горбовского, Владимира Кострова, Вадима Терёхина, Виктора Петрова, Александра Логинова, Геннадия Русакова. Да простят меня те, кого я не помянул.