Как Церковь пыталась остановить революцию

С 1700 года в Русской Церкви не было ни соборов, ни патриарха: всем управляло созданное при правительстве «духовное ведомство» — Синод. Это лишало Церковь самостоятельности, но обеспечивало политическое единство. Противником созыва Поместного Собора был даже император Николай II. «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее спокойствия и обдуманности», — писал он в марте 1905 года.

Лишь после его отречения началась реальная подготовка к Собору. Летом 1917-го состоялись выборы от епархий. Были избраны 564 участника, из них более половины миряне: крестьяне, ремесленники, профессора. Это означало, что Церковь — не только духовенство, но и весь православный народ, который отныне будет активно участвовать в управлении церковными делами.

Первая сессия Собора продолжалась четыре месяца — до конца 1917 года. Главным на ней стал вопрос о новом патриархе.

Залпы по Кремлю

— Наша Церковь подобна зданию, его крыша — епископы, за ней — только Небесный Глава. Зачем же нам патриарх? К чему надстройка над крышей? — рассуждал в прениях протоиерей Николай Цветков.

Дискуссия длилась несколько недель. Всем запомнилась речь молодого профессора Московской духовной академии — будущего священномученика Илариона (Троицкого):

— Где в Москве бьётся русское сердце? Конечно, в Кремле! Там, на пустующем ныне патриаршем месте должно биться русское православное сердце. Орёл петровского самодержавия выклевал его. Собор Церкви Российской снова поставит московского патриарха. И когда под звон колоколов взойдёт он на своё священное место, будет великая радость на земле и на небе!

Через два дня в Петрограде большевики взяли власть. В Москве начались уличные перестрелки. Революционные солдаты применили артиллерию. Залпы по Кремлю были слышны в Лиховом переулке, где заседал Собор. Сомнения в необходимости церковного лидера отпали: большинство участников проголосовали за восстановление патриаршества.

Как избрали Патриарха

Выборы Святейшего проходили под оружейный грохот. В Святую Русь палили, не жалея снарядов. 3 ноября будущий Патриарх — митрополит Тихон — побывал в Кремле: кровь, растоптанные облачения, расстрелянные иконы (подробнее об этом — на стр. 11). На следующий день большевики закрыли Кремль. Избрание Патриарха в Успенском соборе, назначенное на 5 ноября, оказалось под угрозой. Решили провести его в храме Христа Спасителя.

Голосованием определили трёх кандидатов. Окончательный выбор должен был решить жребий.

Три свитка с именами положили в ковчежец и поставили на амвоне рядом с Владимирской иконой Божией Матери. После литургии к святыне подвели старца, иеромонаха Алексия из Зосимовой пустыни. Он долго молился, а затем исполнил волю Божию: вынул один из свитков и передал почётному председателю Собора — будущему священномученику владыке Владимиру (Богоявленскому). Все затаили дыхание. Под сводами огромного храма прозвучало имя митрополита Московского Тихона. «Аксиос!» — возгласили тысячи верующих.

Скорбная речь

Избранный Предстоятель произнёс тогда необычную речь, пророческую. Многие ещё надеялись, что власть большевиков — лишь страшный эпизод, что после выборов в Учредительное собрание вернётся мирная жизнь и Церковь будет сотрудничать с государством. Но Патриарх Тихон видел иное будущее:

— Весть об избрании является для меня свитком, на котором написано: «Плач, стон и горе». Сколько мне придётся глотать слёз и испускать стонов в предстоящем служении!

Святитель умер весной 1925-го, в 60 лет, после травли, арестов, тюремного заключения, допросов, разбойных покушений. По официальной версии — от сердечной недостаточности.

Право на бесчестье

Поместный Собор не раз обращался к тем, кто пошёл за большевиками. «Довольно братской крови, довольно злобы и мести!» — говорилось в заявлении от 11 ноября. В ответ на это ленинский Совнарком создал революционные трибуналы. 13 ноября в Царском Селе расстреляли протоиерея Иоанна Кочурова — первого по времени российского новомученика (материал о нём читайте на стр. 6).

19 января 1918 года патриарх выступил со знаменитым посланием. В нём — анафема гонителям и участникам расправ (полный текст на стр. 7). Это была решительная попытка переломить ситуацию.

— Под угрозой церковного отлучения многие могли одуматься, — говорит известный историк протоиерей Георгий Митрофанов. — Но дальнейшие события показали, что для большинства русских людей право на бесчестье, которое им дали революционеры, в тот момент оказалось важнее, чем связь с Церковью.

Итог закрытого заседания

Открытие второй сессии Собора большевики встретили по-своему. В тот день, 20 января 1918 года, Ленин подписал декрет «О свободе совести». Церковь лишалась собственности: храмы, иконы, утварь, облачения объявлялись «народным достоянием».

В феврале расстрел крестных ходов в Воронеже, Туле, Шацке, Харькове. И ещё одна страшная новость: убит киевский митрополит Владимир (Богоявленский) — почётный глава Собора. Когда Патриарх Тихон сообщил об этом, все соборяне встали и осенили себя крестным знамением. Невольно возникла мысль: а что если убьют самого патриарха?

Чтобы не вызвать паники, провели закрытое заседание. Решили, что в экстренной ситуации Святейший может сам назначить себе преемников. А вся полнота патриарших прав до следующих выборов должна перейти к Местоблюстителю.

«Мы готовы всё претерпеть»

Некоторые участники Собора покинули его, спасая свою жизнь. Но большинство остались. Резко осудили ленинский декрет, упростивший расторжение брака до формальной процедуры. Приняли решения о церковном имуществе и хозяйстве, о монастырях, о более активном участии женщин в жизни Церкви.

Каждое утро газеты сообщали о новых жертвах среди духовенства. 13 апреля патриарх отслужил заупокойную литургию, на которой впервые прозвучало прошение Богу «о гонимых ныне за православную веру и скончавших жизнь свою исповедниках и мучениках». Участники собора молились, понимая, что их, возможно, ждёт та же участь.

В июне пришли известия: в Перми красноармейцы заживо закопали архиепископа Андроника (Никольского), в Тобольске утопили епископа Гермогена (Долганёва). А вскоре газеты сообщили о расстреле Николая II.

Симпатии к монарху приравнивались к контрреволюции. Но соборяне совершили панихиду по последнему царю. Патриарх Тихон благословил архипастырей и пастырей Церкви молиться о его упокоении. Убийство в Екатеринбурге святитель назвал «ужасным деянием, с которым не может примириться совесть». Это был открытый вызов властям. И патриарх понимал, на что идёт.

— Пусть нас заточат в тюрьму, пусть расстреливают, мы готовы всё претерпеть, — сказал он в проповеди.

Претерпеть… Было ясно, какое место из Евангелия это напоминает. «Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми за имя Мое; и соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга… Претерпевший же до конца спасётся».

Три мифа о Соборе

Сейчас, спустя 100 лет, есть разные точки зрения на Собор. Бытует миф о его либерализме, чуть ли не «обновленчестве». Позволил женщинам быть псаломщиками, допустил в богослужении русский язык… На самом деле такие нововведения стали допускаться только с разрешения епископа, не как правило, а скорее как исключение. Никакого либерализма в решениях Собора быть не могло: после голосования документы поступали на утверждение совещания епископов, куда входили самые авторитетные архиереи. Если их что-то не устраивало, они возвращали определение на доработку.

Ещё один миф — о возможном патриаршестве Николая II. Даже если и были такие планы у императора, то до отречения. Возможно, монарх мечтал о времени, когда его сын подрастёт, царственная чета сможет принять монашество и царь станет во главе церковного управления. Об этом есть более поздние воспоминания современников, но ни в дневниках, ни в семейной переписке Николая Александровича нет даже намёка на такой вариант. И на Соборе об этом не говорилось.

И наконец, главный миф: решения вековой давности, увы, устарели.

— Опора на активные, самостоятельные приходы, открытость в хозяйстве, выборность — вряд ли эти темы ушли в прошлое, — говорит научный руководитель проекта по изданию документов Собора, кандидат исторических наук Александр Мраморнов. — Да, многие решения в советское время не могли реализоваться. Но сегодня мы можем изучать и использовать уникальный опыт людей, принявших мученический венец. Участники Собора работали для будущего, для нас.