25 октября 2017 года в Храме Христа Спасителя в Москве открылся VII Общецерковный съезд по социальному служению. К собравшимся обратился Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.
Дорогие владыки! Владыка Пантелеимон! Уважаемая Вероника Игоревна! Дорогие братья и сестры!
Очень рад всех вас видеть. Придаю большое значение проведению съезда социальных работников Русской Православной Церкви. Когда мы начали широкомасштабную деятельность, направленную на вовлечение в социальную работу самых отдаленных епархий и приходов, важно было в первую очередь помочь епархиальным архиереям и настоятелям достаточно ясно осознать необходимость того, что мы называем социальной работой. Ведь само словосочетание «социальная работа» нетрадиционно для русского Православия. Некоторые даже восприняли эти новации как нечто не в полной мере соответствующее церковным уставам и традициям приходской жизни. Вот почему, посещая приходы, я нередко перехожу на язык, который понятен и привычен всем нам. Я объясняю, что под словами «социальная работа» скрывается нечто очень простое, ясное и непосредственно связанное с духовной жизнью человека, а именно совершение добрых дел.
Мне приходилось спрашивать настоятелей на приходах: «Скажите, пожалуйста, а у вас много нуждающихся?» В ответ я видел растерянное выражение лица. Давал наводящие вопросы: «Ну, наверное, есть среди прихожан пожилые женщины, которые прожили тяжелейшую жизнь, мало что доброго на своем веку повидали, а на старости лет стали совершенно одинокими?» «Ну да, вроде как есть». «А по именам вы их знаете?» «Нет». «И списка у вас тоже нет?» Вот тогда и возникла мысль о необходимости развивать эту деятельность — совершение добрых дел — на приходах. Ведь священник призван проповедовать христианские ценности, передавать людям некое послание, побуждая их совершать добрые дела. Но как же это послание будет восприниматься, если в самом приходе добрые дела не совершаются?
Вот мы и начали с осмысления того, что происходит на приходах, и поняли: социальную работу надо обязательно осуществлять не только на общецерковном уровне, на уровне Патриархии и Синодального отдела, но и на уровне епархиальном и самое, может быть, главное — на приходском уровне. И не по принуждению, не в силу моды, а по потребности. Нет ничего другого, что могло бы так объединять людей, как участие в добрых делах. Знаменитая притча о милосердном самарянине: кто твой ближний? Тот, кто совершил добро. Ибо совершение добра по отношению к людям приводит к установлению особой духовной связи между тем, кто делает добро, и тем, кто это добро принимает. У многих в памяти сохраняются имена людей, которым они помогли, как и получившие помощь, особенно критически необходимую, навсегда сохраняют в своей памяти имена тех, кто им помог.
Намерение создать такого рода систему во всей Церкви, которая позволила бы каждому настоятелю, каждому священнику, каждому активному прихожанину осознать, что вера без дел мертва и что самые первые шаги по совершению добрых дел мы должны делать в своем собственном приходе, желательно сообща, и вывело нас на ту концепцию, которая сейчас принята Архиерейскими Соборами и которая осуществляется во всей Русской Православной Церкви. Всюду созданы епархиальные отделы по социальному служению и благотворительности, во многих благочиниях появились координаторы этой работы, во многих приходах — люди, ответственные за социальное служение, и мы знаем, какие замечательные программы осуществляются на приходском уровне.
Поэтому я хотел бы поблагодарить вас, а через вас — всех, кто с вами связан, за добрые дела, которые вы совершаете. Ведь именно добрые дела и являют миру подлинное лицо Церкви. Многие могут не понять, что говорит священник, епископ или Патриарх. Для кого-то наша церковная культура, особенно богослужебная, не является их субкультурой, они не всегда уютно себя чувствуют даже во время богослужения. Но каждому человеку, вне зависимости от его отношения к традиционной церковной деятельности, понятно, что такое совершение добрых дел. И я глубоко убежден, что именно через добрые дела и открываются сердца людей навстречу Евангелию, навстречу Христу.
Мы всегда настаивали и сейчас настаиваем на том, чтобы богослужение в храмах совершалось чинно, достойно, торжественно. Чтобы люди через богослужебную атмосферу могли погрузиться в молитву, почувствовать присутствие Божие. Мы настаиваем на том, чтобы священник умел проповедовать, раскрывать евангельские истины, говоря с людьми на понятном для них языке. Эти истины, которые принадлежат не древности, но вечности, должны быть актуализированы для каждого человека в соответствии с его уровнем знаний, культуры, местом проживания. Но наравне со всем этим мы сегодня настаиваем на том, чтобы в каждой православной общине, кроме богослужения и проповеди, существовало что-то, что помогает людям совместно совершать добрые дела. Это могут быть группы добровольцев, кружки, объединения энтузиастов — видимо, в каждом месте нужно находить свои способы совершения добрых дел. Но я не перестаю настаивать на том, что в каждом приходе должна совершаться такая деятельность, — так же как в каждом приходе должна совершаться Божественная литургия, как в каждом приходе должно провозглашаться и доноситься до сознания верующих людей Евангелие.
Думаю, очень важным является в данном случае не столько решение организационных вопросов (хотя без решения организационных и финансовых вопросов никакую масштабную социальную работу в настоящее время осуществлять невозможно), сколько прежде всего энтузиазм, желание людей. Можно сколько угодно призывать прихожан к тому, чтобы они объединялись, чтобы они участвовали в программах, направленных на оказание помощи другим, но если не будет энтузиазма, если не будет желания, то всё это будет лишь мертворожденное дитя. Какие-то проекты, возможно, и получится реализовать, но они никогда не станут органической жизнью приходской общины.
Мне приходится посещать приходы и в Москве, и по всей стране. Я не всегда об этом говорю, но я достаточно ясно вижу, где лишь осуществляются некие программы социальной деятельности, а где есть подлинная социальная деятельность, доброделание, проистекающее от духовного состояния членов прихода. Когда есть этот энтузиазм, когда есть желание, тогда очень просто определить предмет, на который должны изливаться этот энтузиазм и наша любовь к людям. Тогда и возникают реальные социальные программы, без заумных названий, осуществляемые в повседневной жизни и приносящие большую пользу — и тем, на кого они ориентированы, и самим прихожанам.
Я хотел бы констатировать, что благодаря нашим совместным усилиям церковная социальная работа сегодня вышла на качественно новый уровень. В благотворительных проектах стала принимать участие вся Церковь, начиная от архиереев и кончая прихожанами, или, лучше сказать, начиная с прихожан и кончая архиереями. Зачастую этому способствует происходящее в последние годы разукрупнение наших епархий. Замечательно, что многие архиереи новообразованных епархий одним из приоритетов в своей деятельности определяют социальное служение. Когда я читаю годовые отчеты о деятельности епархий, я радуюсь тому, как в труднодоступных районах, где они появились, разворачивается масштабная церковная социальная деятельность.
Правда, возникают вопросы, связанные с недостатком финансовых средств, — особенно там, где сохраняется непростая экономическая ситуация. Но хотел бы сказать несколько неожиданную вещь: деньги для осуществления социальной деятельности, конечно, нужны, но первично наличие не денег, а инициативы и желания. Если передать деньги тем, кто не готов выполнить поставленные задачи, то средства будут потрачены впустую. Поэтому надо не робеть перед возникающими проблемами, не откладывать начало работы до того, как будет сформирован некий бюджет, а начинать сразу, как только появляется необходимость и потребность что-то сделать для ближних.
Здесь на помощь должны прийти добровольцы, которые играют первостепенную роль в социальной работе Церкви. Во-первых, потому, что без добровольцев мы не смогли бы осуществить столь масштабные программы. С другой стороны, еще и потому, что вовлечение добровольцев в социальную работу, как многие из них хорошо знают, меняет их жизнь, меняет систему жизненных координат. Добровольцы начинают видеть жизнь иначе, чем те, кто никогда не занимался этим служением. Ведь доброволец всегда делает что-то, ограничивая самого себя. Он трудится не за деньги — он трудится потому, что в сердце есть отклик на проблемы, на боль другого человека. Ему приходится тратить свое собственное время, а иногда и материальные ресурсы, и потому добровольческая работа — это, наверное, самое эффективное средство воспитания в себе настоящего христианина.
Мы живем в эпоху, когда для организации социального служения на высоком уровне необходимы соответствующие навыки, умения, образование, владение технологиями. Конечно, социальной работе надо учиться, как надо учиться собирать средства — эффективно и законными путями. Каждый знает: обращение «подайте Христа ради» не всегда подвигает человека к тому, чтобы он дал столько, сколько необходимо и сколько он может дать на поддержание того или иного проекта. Поэтому призываю всех, кто сегодня работает в сфере церковно-социальной деятельности, постоянно учиться и постоянно повышать свою квалификацию. В нашем Синодальном отделе разработаны методики по организации социальной помощи разной направленности, и перед каждым человеком, желающим заниматься социальной работой, открыты возможности обучения, в том числе дистанционного. Очень настоятельно предлагаю и вам, и тем, кто будет вас слушать, когда вы вернетесь домой, активно включиться в процесс получения необходимых знаний, навыков, умений, квалификаций, который организует наш Синодальный отдел.
Теперь несколько слов о приоритетах нашего служения.
Несколько лет назад я призвал обратить особое внимание на проблему абортов в нашей стране. Работая с губернаторами, с епархиальными архиереями, я стал говорить о том, что недостаточно лишь в стенах храмов призывать женщин воздерживаться от этого рокового поступка. Нужно как-то помочь женщинам, которые услышат нашу проповедь. Проанализировав причины совершения абортов, особенно среди молодых и очень молодых людей, мы пришли к выводу, что таких причин несколько. В первую очередь, это материальное неблагополучие, гнев родителей, бытовые трудности. Бывает, все в одной комнате живут, денег мало, и матери говорят дочерям: если не поступишь, как я говорю, — на порог тебя не пущу! Эти стесненные обстоятельства часто и толкают на принятие страшного решения.
В свою очередь мы, обращаясь к женщине, говорим, что не надо делать аборт: во-первых, совершишь грех, во-вторых, изуродуешь собственную душу, никогда не забудешь этот страшный поступок, он всегда будет тебя преследовать и может действительно разрушить твою жизнь. Но если мы сами ничего не сделаем для девочки, впавшей в такую сложную ситуацию, если не протянем ей руку помощи, то что означают наши слова? Поэтому и возникла идея создания домов для мам, которые отказываются делать аборт, — в том числе под влиянием нашей работы.
Я провел большую работу с губернаторами и епархиальными архиереями, предлагая, чтобы в каждом субъекте федерации возникли такие учреждения, причем в рамках церковно-государственного партнерства. Церковь занимается своим делом, а государство помогает, с тем чтобы найти помещение, организовать медицинскую помощь, обеспечить небольшое, но реальное финансирование. Должен вам сказать, что этот призыв был услышан. Я не встретил ни одного губернатора и ни одного архиерея, который бы сказал: это сейчас невозможно, не то время, слишком сложно. Не буду называть субъекты федерации, где с большим энтузиазмом откликнулись на мои слова и по милости Божией началась программа создания таких домов для мам.
Одновременно возникла программа участия представителей Церкви — в первую очередь, женщин-добровольцев — в консультировании тех, кто обращается в соответствующие учреждения с просьбой сделать аборт. Не могу сказать, что здесь все работает хорошо. Думаю, вы лучше меня знаете трудности, которые еще есть, некую недосказанность в церковно-государственном диалоге по этому направлению, но, тем не менее, совершенно очевидно, что дело сдвинулось с места. По статистике на конец 2016 года мы имеем значительное по нашим масштабам количество таких учреждений.
Я очень благодарен и Министерству здравоохранения, и нашим политическим, общественным деятелям за то, что тема сокращения числа абортов сегодня находит понимание в нашем обществе, в государственных структурах. И мы знаем, что количество абортов сокращается — в 2016 году их было сделано порядка 650 тысяч. Правда, называют и другие цифры, с учетом нелегально сделанных абортов, но мы не можем о них судить. Чаще всего эти данные очень условные, поэтому, мне кажется, мы должны отталкиваться от цифры 650 тысяч. Для того чтобы вы поняли, о чем идет речь, представьте: в таком городе, как Тюмень, — 744 тысячи жителей. Значит, за год целый город погиб! За прошлый год мы потеряли ученический состав в среднем в 650 школах, если считать по тысяче человек на школу!
Все больше и больше беспокойства вызывает тема демографии в нашей стране — среди специалистов, среди широкой общественности. Огромные территории России надо осваивать, а рабочих рук не хватает. В крупных городах, таких, как Москва, сейчас проводят программы реновации: строятся дома, прокладываются дороги, развязки, — а кто все это строит? Это не жители Москвы, это не русские православные люди. Мы с пониманием относимся к происходящему, потому что без приглашения так называемых гастарбайтеров все это сделать невозможно. Но давайте скажем прямо: значительная часть гастарбайтеров затем станут постоянными жителями наших городов.
Вот мы удивляемся тому, что происходит в Западной Европе. Мы осознаем, какие опасности связаны с притоком беженцев из мусульманских стран, но ведь нечто подобное происходит и у нас — именно за счет того, что не хватает рабочих рук, а страна должна развиваться, дороги нужно строить, здания нужно строить. У страны появились средства, их нужно реализовать, нужно сделать технологический прорыв в будущее, — а людей не хватает… Нам говорят: население увеличивается на столько-то, на столько-то… Пока в это трудно поверить, поскольку цифры прироста ничтожные. Самый эффективный путь на сегодня — это радикальное сокращение абортов. Чтобы не 650 тысяч, чтобы не целый областной город был за год уничтожен этими абортами, чтобы 650 школ могли получить своих учеников.
Возникает вопрос, как нам работать в наших приютах. Я хотел бы сказать о том, что сегодня их количество невелико — 110 гуманитарных центров оказания помощи мамам, у которых не хватает средств на покупку самого необходимого. Это значит, что в 110 епархиях есть место, куда такая мама может прийти и получить самое необходимое — питание, детскую коляску, одежду, медикаменты. Мне рассказывают, какие удивительные бывают случаи, — когда человек, получивший совсем немного, например, несколько килограмм гречневой крупы, воспринимает это как спасение для семьи. Поэтому для нас очень важно развивать сеть центров оказания гуманитарной помощи, в первую очередь ориентируя их на помощь женщинам, отказывающимся делать аборты.
За последние шесть лет при участии Церкви было создано также более 50 приютов для беременных женщин — от Калининграда до Петропавловска- Камчатского. Конечно, количество приютов невелико, и сами приюты небольшие, но все-таки это первые шаги. И, как я сказал несколько лет назад, когда мы начинали программу, так и сейчас повторяю: это самый высокий приоритет. Прошу вас передать мои слова всем, кто на местах — в епархиях, благочиниях, приходах — работает над этой темой и вообще занимается церковной благотворительностью.
Очень важным направлением социального служения является помощь инвалидам и бездомным. Такое явление, как бездомность, очень бьет по глазам, особенно верующего человека. Никогда не забуду свою первую встречу с бездомными. Это было, к счастью, не в нашей стране, это было в Сан-Франциско, в Соединенных Штатах, в то время, когда в Советском Союзе еще не было такого понятия, как бездомный человек. Я жил в гостинице с видом на центральную площадь, где и увидел впервые бездомных людей — в самом центре процветающего богатейшего города! То, что я тогда увидел, сильно ранило мое сердце. И возник вопрос: что же это за страна? Как она может называть себя великой? Как она может называть себя богатой? Как она может говорить о себе как о примере другим, если такое огромное количество людей не имеют дома? Но прошло некоторое время, и, к сожалению, в нашей стране тоже появились бездомные. Чаще всего это люди, страдающие алкоголизмом или наркоманией, но ведь есть и такие, кто лишился дома совсем не потому, что подвержен пороку, а, например, потому, что пал жертвой неких квартирных дельцов. Как бы то ни было, вне зависимости от того, почему человек остался без жилья, наша задача — помочь ему. И я хотел бы сказать, что уже в течение многих лет в Москве существует служба оказания помощи бездомным, — в последние годы она тоже очень активизировалась, особенно в зимнее время. Пример нашего «автобуса милосердия» стал заразительным и для государственных социальных служб, которые стали создавать такие же автобусы, чтобы подбирать бездомных, особенно в тяжелые зимние дни и ночи. Поэтому нужно продолжать эту работу, особенно в крупных городах, — вне зависимости от того, как ее порой оценивают со стороны. Конечно, некоторые брезгуют соседством с бездомными, но мы должны находить возможность приютить их в каких-то временных прибежищах — по крайней мере, привести людей в порядок, помочь выправить документы и, может быть, выйти из этого состояния и вернуться к нормальной жизни. Хотел бы поблагодарить всех тех, кто трудится сейчас в Церкви, помогая этой категории несчастных людей.
Хотелось бы также обратить внимание на проблему инвалидов. В стране многое сейчас делается для того, чтобы люди, которые стеснены в движениях, не выпадали из социума, чтобы они могли принимать участие в общественной жизни, чтобы они имели возможность где-то работать. Одной из главных проблем у нас было передвижение колясочников и всех тех, кто неспособен ходить. Лет десять назад (а может, и раньше) появилось требование снабжать дома и другие объекты пандусами для колясочников. Помню, как-то я ехал по проспекту Маршала Жукова, и над дорогой, на достаточно большой высоте, был поставлен мост для пешеходов, а рядом с лестницей — пандусы, но под чрезвычайно крутым углом. И я подумал: как же можно втащить человека по этому пандусу наверх, а потом его удержать на спуске? Таким пандусом не сможет воспользоваться ни один здравомыслящий человек, даже физически крепкий, сопровождая колясочника. К сожалению, подобное можно увидеть до сих пор. А это означает, что было спущено сверху указание обеспечить пандусами — вот и обеспечили, а какой градус наклона, это уже детали. В отчетах везде прошло: пешеходный мост обеспечен пандусом.
Очень важно, чтобы в храмах не происходило то же самое. В свое время я давал указания, чтобы все новые храмы проектировались исключительно таким образом, чтобы обеспечить доступ людям с ограниченными возможностями. Где-то это выполняется прекрасно, а где-то, к сожалению, не так хорошо, как следовало было бы. Вот и я попросил бы Вас, владыка Пантелеимон, во взаимодействии с нашим Экспертным советом по вопросам архитектуры, который возглавляет отец Леонид Калинин, проработать этот вопрос в общецерковном масштабе. Чтобы Экспертный совет разработал технические условия, которые должны учитываться при проектировании всех новых храмов, а также когда храм подвергается существенному ремонту и есть возможность изменить ситуацию к лучшему. Вообще, нам нужно обратить внимание, по крайней мере, в городе Москве, за которую мы несем ответственность, чтобы храмы были обеспечены необходимыми сооружениями для обеспечения доступа инвалидов, в том числе не имеющих возможность передвигаться на собственных ногах.
Но ведь у нас есть храмы, где все прекрасно организовано! А информации об этом нет, ее не найти... Нужно сделать так, чтобы информация о соответствующем оборудовании в наших храмах была представлена в общедоступном режиме, с тем чтобы люди, имеющие проблемы с передвижением, могли получать сведения о том, где у них есть возможность помолиться.
Вернусь снова к бездомным, и отмечу, что работу с ними особенно важно разворачивать в канун холодов. И я бы очень посоветовал, чтобы во всех крупных городах епархиальные управления имели свои «автобусы милосердия». Но «автобус милосердия» — это только транспортное средство, а ведь человека надо куда-то привезти. Должны быть организованы места, где человека можно принять, привести в надлежащий вид, оказать первичную медицинскую помощь, разобраться в причинах, почему он оказался на улице, и во взаимодействии со светскими социальными службами попытаться исправить ситуацию.
Очень важно, что сейчас набирает обороты наша деятельность по преодолению алкоголизма и наркомании. Наши приюты и реабилитационные центры, по мнению светских специалистов, действуют достаточно эффективно. Во многих из них церковные социальные работники трудятся совместно с медиками, и процент людей, благополучно прошедших реабилитацию в церковных учреждениях, достаточно высокий — в среднем выше, чем в остальных реабилитационных центрах. Нужно дорожить полученными результатами и развивать это служение и дальше. Конечно, здесь не обойтись без государственной помощи и без поддержки специалистов-наркологов. Мы должны работать в тесной связке, потому что цель одна — вернуть человека, поврежденного алкоголизмом или наркоманией, в нормальную жизнь.
Ну и, конечно, всем нам нужно помнить: всё это мы делаем не потому, что время такое настало и появились аналогичные светские социальные проекты. Мы призваны всё это делать по одной простой причине: потому что мы христиане, и если мы серьезно воспринимаем Слово Божие, то должны на это Слово откликаться. Спасибо за внимание.