28 октября 2017 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл принял участие в торжественном заседании Священного Синода Румынской Православной Церкви. Святейший Патриарх выступил с докладом на тему «Об исповедании православной веры при богоборческом строе и о значении нашей свободы сегодня».
Ваше Блаженство, Блаженнейший Даниил, Патриарх Румынской Православной Церкви!
Ваши Блаженства, Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, досточтимые архипастыри!
Искренне рад был получить любезное братское приглашение посетить Румынскую Православную Церковь для участия в торжествах по случаю 10-й годовщины Патриаршей интронизации Вашего Блаженства и выступить перед Вами и собратьями-архипастырями на заседании Священного Синода.
Благодарен Вашему Блаженству за предложение осветить в моем выступлении тему исповедания православной веры при атеистическом государственном строе. Глубоко убежден, что нам следует глубже и полнее изучать историю жизни народа Божия в эпоху тоталитаризма и обсуждать опыт, обретенный Православной Церковью в годы гонений.
Как и ряду ныне здравствующих православных иерархов моего поколения, Господь судил мне быть непосредственным участником и свидетелем событий той эпохи. Опыт существования Церкви в те годы является частью моего личного духовного опыта. Свидетельствую, что усвоение этого опыта имеет значение также и для современного поколения служителей Церкви, равно как и для тех, кто в дальнейшем придет нам на смену.
В этом году исполняется 100 лет с начала революционных событий в России и последовавших за ними богоборческих гонений. В нашей Церкви эта памятная дата стала поводом для осмысления ее исторического пути за последнее столетие, подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской. Знаю, что и в Румынской Церкви этот год объявлен годом поминовения всех пострадавших от атеистической власти.
XX век был трудной эпохой для всего мирового Православия. Многим нашим братьям довелось пережить кровавый ужас Малоазийской катастрофы. Православные Церкви в Восточной Европе подверглись другому испытанию ― гонениям со стороны воинствующего безбожия.
В 2011 году в Москве эта тема оказалась в центре внимания участников встречи Предстоятелей и представителей Русской, Грузинской, Румынской, Болгарской и Польской Православных Церквей, а также Православной Церкви Чешских земель и Словакии. По итогам обсуждения было подписано коммюнике, в котором сказано, что Церковь помнит о пережитых гонениях и дорожит обретенной свободой.
Каждая из наших Церквей во времена тоталитаризма по-своему противостояла давлению со стороны государственного атеизма, боролась за сохранение Святого Православия. Братское общение между нами в те трудные годы позволило нам выстоять перед лицом гонителей, сохранить как саму отеческую веру, так и национальную самобытность наших культурных традиций.
Тяготы, пережитые нашими Церквами, страдания исповедников и кровь мучеников веры являются ныне нашим общим приношением мировому Православию, общим вкладом наших народов в сокровищницу святости Вселенской Православной Церкви.
В XX веке Русская Православная Церковь и окормляемые ею народы подверглись от воинствующих безбожников жесточайшим, невиданным прежде в истории гонениям.
Под различными предлогами арестовывались сотни тысяч православных христиан: иерархов, клириков, монашествующих и мирян. Многие из них были расстреляны, нередко без суда и следствия.
Первое убийство священнослужителя случилось в считаные дни после октябрьского переворота — в Царском Селе был расстрелян протоиерей Иоанн Кочуров. Он стал первым новомучеником, пострадавшим от рук большевиков. Вскоре гонения на верующих приобрели систематический и массовый характер. 19 марта 1922 года в секретном письме членам Политбюро Ленин писал: «Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»1.
С 1918 года началось повсеместное закрытие монастырей и приходских храмов. В Москве к 1 января 1930 года оставалось 224 действовавших храма, а в 1932 году ― всего 87. В 1931 году был взорван храм Христа Спасителя. В 1928 году Русская Православная Церковь еще имела более 30 тысяч приходов2. Закрытие храмов и развитие издевательской, глумливой антицерковной пропаганды шли нарастающими темпами. Так, за 1928 год было закрыто 534 храма, а в 1929 году — уже 1119. В 1930-х годах счет закрывавшихся храмов шел за тысячи. К 1939 году по всей стране оставалось незакрытыми около 100 православных церквей из более 60 тысяч действовавших в 1917 году3.
На русской земле умолк колокольный звон. Украшенные прежде куполами храмов и золотыми крестами русские города изменились до неузнаваемости — в них были разрушено большинство храмов, а с уцелевших церковных зданий были удалены кресты, из храмов были вывезены священные сосуды, иконы, драгоценные ризы, колокола и предметы утвари. То, что веками завещали и дарили Церкви благочестивые люди, беспощадно уничтожалось и разворовывалось, и лишь малая часть этого богатства сохранилась в музеях.
В своей борьбе с Церковью большевистская власть всячески стремилась ослабить ее изнутри, провоцируя в ней расколы, самым крупным из которых в 1920-е годы стал «обновленческий» или «живоцерковный». И в такой ситуации для Русской Церкви было крайне важным проявление солидарности с ней со стороны братских Поместных Церквей. Так, в 1930 году на заседании Межправославной комиссии по подготовке к Всеправославному Собору в ответ на предложение пригласить на него обновленцев представитель Румынской Церкви епископ Тырговиштский Тит заявил: «Мы положительно знаем, что "Живая церковь" не является православной, и если бы она смогла прибыть, то должна бы присутствовать не как равночестная нам, а как обвиняемая».
Параллельно с насильственной ломкой структуры русского общества под предлогами индустриализации и коллективизации шел и процесс упорной борьбы за искоренение религии из жизни советского общества. В стране был создан «Союз Безбожников СССР». Активисты устраивали хулиганские выходки на богослужениях, оскверняли храмы, нападали на духовенство и прихожан, сеяли клевету, поддерживая в обществе атмосферу подозрительности и нетерпимости по отношению к Церкви. Советская власть поставила задачей повсеместное преодоление неграмотности, однако вместе с обязательным средним образованием подрастающему поколению советских граждан со школьной скамьи стала навязываться вражда к религии и нетерпимость к верующим. Дети наиболее проникшихся атеизмом родителей вступали в ряды специальных детских организаций «юных безбожников». Тех же детей, которые не поддавались атеистической пропаганде, клеймили позором на первых полосах газет.
В моем личном архиве сохранился номер газеты «Безбожник», официального органа «Центрального совета Союза безбожников СССР», от 19 мая 12 года (имеется в виду 1929 год: новая эра отсчитывалась от октябрьской революции). Статья на первой полосе называется «Дети машиниста Гундяева». В ней говорится: «В школе они ведут себя грубо. Рассказывают другим о жизни святых. Убегают с уроков обществоведения. Пробовали спрашивать — почему? Отвечают: "Мы знаем, власть скоро переменится"». Статья заканчивается такими словами: «Нужно задуматься над тем, стоит ли учить таких в советской школе, а заодно профсоюзу проверить, что собой представляет машинист Гундяев». И подпись автора статьи: «Рабкор» (рабочий корреспондент).
Речь в статье идет о моем деде Василии Гундяеве, который в 1920-е годы работал на железной дороге, воспитывал семью. К тому времени, когда появилась статья, его уже «проверили»: в мае 1929 года он был этапирован в Соловецкий лагерь. Последовали долгие годы заключений и ссылок. Несмотря на тяжелейшие условия, в которых содержали заключенных, дед выжил и в год смерти Сталина (1953-й), на 71-м году жизни, стал священником.
К тому времени священником уже был и мой отец, один из тех самых детей, о которых упоминалось в статье из газеты «Безбожник». Он тоже прошел через сталинские лагеря в 1930-х годах, но и ему удалось выжить.
В 30-е годы счет жертв репрессий среди духовенства шел на десятки тысяч, а среди верующих — на миллионы. Статистика применения к служителям Церкви «высшей меры социальной защиты», как цинично называлась тогда смертная казнь, поражает. За 1937 год, по данным опубликованной ныне статистики НКВД, было арестовано 33 382 «служителя культа», в 1938 году за «церковно-сектантскую контрреволюцию» — 13 438 человек. В 1937 году от общего числа приговоров 44% были расстрельными, в 1938 году доля расстрельных приговоров выросла до 59%4.
На свободе в 1939 году оставались лишь четыре правящих архиерея5, причем и на них были сфабрикованы «показания» для ареста, который мог произойти в любое время. Через концентрационные лагеря, тюрьмы и ссылки в ту пору прошли тысячи пастырей Русской Православной Церкви.
Причисленная официальной пропагандой к «пережиткам прошлого», униженная и ограбленная, Русская Православная Церковь все же оставалась объектом ненависти атеистов, которые в ней продолжали ощущать серьезного конкурента во влиянии на умы и сердца жителей страны. Антирелигиозные идеологи, готовившие программные материалы «безбожных пятилеток», хвастливо обещали, что к 1 мая 1937 года «имя бога должно быть забыто на территории страны»6.
Но, несмотря на громогласную пропаганду богоборчества, несмотря на репрессии, а также массовое закрытие и разрушение храмов, проводившаяся в 1937 году перепись населения показала, что верующими по-прежнему называло себя большинство жителей Советского Союза: верующими назвали себя 55,3 млн человек или 56,7% в категории лиц 16 лет и старше7.
В годы Великой Отечественной войны гонения на Русскую Православную Церковь были временно ослаблены. В 1943 году с разрешения властей состоялся Поместный Собор, избравший Патриарха Московского и всея Руси Сергия. По всей стране начался процесс постепенного открытия храмов и монастырей. «Союз безбожников» был распущен. Прекратила существование и раскольническая «живая церковь».
Однако период потепления в церковно-государственных отношениях оказался сравнительно недолгим. Во второй половине 1950-х годов в СССР были развернуты новые гонения на Церковь. Резко усилилась и обрела агрессивный характер антирелигиозная пропаганда, создавались условия для максимального вытеснения верующих из жизни советского общества, вновь массово закрывались храмы и монастыри, а над внутренней жизнью Церкви был установлен жесткий контроль со стороны государства.
В жизнь советского общества вернулась систематическая дискриминация православных христиан и неприкрытое силовое давление на Церковь. Милиция и органы государственной безопасности осуществляли систематический контроль за храмами, порой не пропускали туда верующих. Посещение богослужений стало сопряжено с риском не только для карьеры, но и для элементарного жизненного благополучия советского гражданина. Верующим чинили препятствия в получении высшего образования, а лица, таковое ранее получившие, не имели возможности поступить в духовные школы Русской Православной Церкви.
В оборот начали возвращаться полузабытые формулировки Союза безбожников. Так, в 1961 году советский лидер Хрущев лично пообещал показать в 1980 году по телевидению «последнего попа».
Усиление антирелигиозной политики переживалось психологически едва ли не тяжелее, чем гонения довоенных лет. В годы «безбожных пятилеток» миллионы людей подвергались преследованию не только за их веру, но и по другим причинам, например, из-за «классовой принадлежности». Молох сталинской репрессивной машины крушил в ту пору представителей не только духовенства, но и других сословий, а в конце 1930-х начал пожирать и самих старых большевиков. При Хрущеве, напротив, в обществе началась «оттепель», сопровождавшаяся широкой реабилитацией политических заключенных и реальными процессами демократизации жизни общества, а духовенство и верующие оказались чуть ли не единственной категорией советских граждан, отношение к которым со стороны государства ужесточалось, становясь все более и более нетерпимым.
Пересмотреть свое негативное отношение к Церкви советские власти решились лишь к концу 1980-х годов. Празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 году, воспринимавшееся властью изначально как узко-церковное мероприятие, вылилось во всенародное торжество, свидетельствовавшее о жизнеспособности Церкви, не сломленной гонениями, о ее высоком авторитете в глазах народа.
В это время я был правящим архиереем Смоленской епархии — одной из самых бедных епархий Русской Церкви. В мою епархию входил город Вязьма с населением в 60 тысяч человек, и я обратился к мэру города с просьбой предоставить стадион для проведения празднования. Он спросил: «Зачем вам стадион? Вы не наберете и тысячи верующих». Но когда в праздничной процессии приняло участие 40 тысяч, то есть две трети городского населения, это стало откровением для многих, включая самого мэра: ошеломленный, он подошел ко мне и сказал, что представить себе не мог, насколько религиозен народ, которым он управляет.
За прошедшие с этого времени годы число храмов Русской Православной Церкви увеличилось на 30 тысяч: с 6 тысяч в 1988-м до почти 36 тысяч сегодня8. Количество монастырей в этот период возросло с 21 до 10009, большинство обителей восстановлено из руин, а некоторые построены заново.
В 1988 году у нас было три духовных семинарии и две духовных академии. Сегодня только духовных академий и семинарий у нас 56, не считая других учебных заведений.
Эти данные касаются всего пространства, входящего в каноническую ответственность Русской Церкви. Если же говорить только о Российской Федерации, то помимо духовных учебных заведений, в 40 с лишним высших государственных учебных заведениях России открыты кафедры и отделения теологии, в соответствии с принятым в 2001 году государственным стандартом «теология». Сегодня, согласно статистическим данным, около 75% россиян считают себя православными10, а общее число членов Московского Патриархата, проживающих как в России, так и за ее пределами, составляет около 180 миллионов человек.
Оглядываясь назад, мы не можем не благодарить Бога за явленное Им великое чудо сохранения Православной Церкви, уцелевшей среди долгих и жестоких гонений, за чудо возвращения множества людей к вере их отцов, дедов и прадедов. Происходящее ныне является именно чудом, поскольку во внешних обстоятельствах существования Русской Православной Церкви в советские годы невозможно усмотреть оснований для столь стремительного возрождения.
Мы верим, что это чудо стало возможно благодаря подвигу великого сонма новомучеников и исповедников Российских, ибо кровь мучеников — семя христианства. Только в свете этой истины становится понятным исторический опыт нашей Церкви за последнюю четверть века.
В то же время, мы должны усвоить уроки прошлого и понять причины катастрофы ΧΧ века, чтобы в условиях наступившей свободы не повторить былых ошибок. Корни гонения на Церковь — в духовном кризисе, охватившем общество ещё в дореволюционный период. Его предпосылками стал целый ряд явлений во внутренней политике Российской Империи, которые ослабили Церковь, лишив ее законного места в жизни общества.
После кончины в 1700 году Патриарха Адриана Русский царь Петр долгое время не давал согласия на избрание нового Патриарха, а в 1721 году вообще упразднил Патриаршество, объявив себя главой Церкви, а функции Патриарха передав коллегиальному органу — Святейшему Правительствующему Синоду, в котором императора представлял светский чиновник в ранге обер-прокурора. Нередко на должность обер-прокурора назначались люди, далекие от веры и благочестия, не склонные прислушиваться к мнению и нуждам Церкви. Этот порядок, ущербный с канонической точки зрения, сохранялся до 1917 года, когда после отречения императора Николая II от престола смысл института обер-прокурора как «ока государева» окончательно себя исчерпал.
В течение двух столетий синодального строя Русская Православная Церковь воспринималась многими лишь как одно из государственных учреждений, как «ведомство православного исповедания», обезличенное и лишенное собственного голоса в оценке политики правящей династии в вопросах, касавшихся духовной жизни.
Важной вехой в истории расцерковления российского общества стал изданный в 1764 г. императрицей Екатериной II указ о секуляризации церковных имуществ, в соответствии с которым колоссальное церковное имущество было присвоено государством. Духовенство вынуждено было довольствоваться скудным жалованием, ставившим его в униженное и презираемое всеми положение «бедного родственника» сильных мира сего, считавших себя вправе широко вмешиваться в вопросы управления Церковью.
Сословная структура Российской Империи превратила духовенство в социально замкнутое сословие, куда очень редко попадали представители дворянства, купечества и мещанства. Жития таких подвижников благочестия как святитель Игнатий (Брянчанинов) — выходец из дворянства, пожелавший посвятить себя служению Церкви, — показывают, с какой стеной непонимания и враждебного психологического давления сталкивался любой человек, пытавшийся нарушить данную систему сословных разграничений.
Все эти факторы способствовали быстрому расцерковлению русского общества, мешали Церкви эффективно противостоять негативным тенденциям в обществе. И хотя известнейшие пастыри Церкви — святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник, святой праведный Иоанн Кронштадтский — били тревогу, указывая на упадок веры, Русская Церковь не имела сил для быстрого самостоятельного преодоления сложившейся ситуации.
Отступление от Божественной истины во все времена становилось печальной причиной последующих несчастий, бед и испытаний. Это касается как личной жизни каждого, так и жизни человеческих обществ и народов. Над русским народом был поставлен чудовищный эксперимент, который показал всему человечеству, что нельзя строить общество без Бога. Но и сегодня многие не вняли этому примеру, не задумались над историческим феноменом русской катастрофы и его проекцией на современность.
Сегодня христианство столкнулось с растущим агрессивным вторжением воинствующего секуляризма во все сферы жизни общества. Сегодня грех становится нормой, поскольку в обществе потребления нет почвы для понятия «нравственность», утрачено христианское понимание взаимосвязи понятий свободы и ответственности. Свобода выбора, которую пропагандирует современная либеральная доктрина, сама по себе не способна принести человеку счастье и благополучие, когда выбор определяется исключительно материальными факторами. Ведь выбор в пользу зла обесценивает человеческую свободу, особенно если она используется для разрушения достоинства личности. Когда свобода становится кумиром, когда она воспринимается в отрыве от понятия ответственности, смертельная опасность нависает над человечеством.
Возлюбленные Собратья! Наши Церкви сейчас переживают время благоприятное (2 Кор. 6:2) и пользуются великой, невиданной прежде свободой внутренней жизни и исповедания отеческой веры. Свобода эта куплена горьким опытом предшествующих поколений и ценой страданий многих тысяч исповедников и новомучеников Православия, пострадавших в годы коммунизма. То время, в котором мы осуществляем свое служение ныне, и те возможности, которые мы имеем, составляют драгоценный талант, данный нам Божественным Пастыреначальником. В использовании этого таланта мы, соработники у Бога (1 Кор. 3:9), дадим отчет перед Ним и перед историей.
Нам нужно бережно хранить и внимательно изучать исторический опыт Святой Церкви, обретенный ею в тяжкие годы испытаний, заботиться о назидании нашей паствы перед лицом новых вызовов, которые несет нам современность и которые готовит нам будущее. Этот созидательный многогранный труд в винограднике Святой Церкви Христовой невозможен без тесного братского общения между всеми нами, без постоянного укрепления связей между нашими Православными Церквами-Сестрами и окормляемыми ими народами.
Молитвенным представительством сонма новомучеников и исповедников веры, пастырей и иерархов, потрудившихся Богу в эпоху гонений, Господь Иисус Христос да пошлет нам благодатную помощь в совместных трудах во имя укрепления единства Святой, Соборной и Апостольской Церкви.